Как мы жили

-Ты что, родилась, когда еще мобильников не было? - однажды удивился мой 8-летний сын.
-Ты что! – заступилась за меня дочь, - это я родилась, когда еще мобильников не было, а  мама – когда не было компьютеров!
- И интернета! - добавила я.
-Вот это да! И как же вы тогда жили?

   Именно этот вопрос моего сына и вверг меня в бурю детских воспоминаний. Как жили? Хорошо! Конец 70-х и начало 80-х (период моего дошкольного детства) я помню отрывочно, но так ярко! Чудесные, счастливые годы, когда на лето меня отправляли к бабушке в деревню, как там было весело и интересно! Моя Фекла – она мама моего деда (а ей в те года было около семидесяти), она казалась мне неимоверно старой. Но звать ее прабабушкой у меня не получалось, может быть по тому, что я только недавно научилась говорить «Р» и не всегда удачно, а может просто так не хотелось ей – я не помню. Моя бабушка Вера – её невестка (ей было около 50- всего-то и она на 10 лет старше меня теперешней!?), всегда была занята, у неё полный двор скотины: коровы, телята, поросята, куры и к тому же младший сын еще учился в школе и жил с нами. Хлопотуша, она не сидела ни минуты без дела, только вспомните, что в деревне вода в колодце, стирка на пруду. Когда ей, бедной, заниматься мной? Да еще и рукодельничать старалась, у дедушки в леспромхозе была маленькая зарплата.
   Вот я, проснувшись поутру, похожу за ней «хвостиком», а потом отпрошусь к Фекле. Она жила на соседней улице и кроме кур и кошки никакого хозяйства не имела. К тому времени, когда я приходила, она уже возвращалась из леса с ягодами или грибами, и, уставшая, ложилась отдыхать.
   «Бабушка, - не громко звала я, входя на крыльцо, - ты спишь?»  «Нет, только легла в сенях, дочка» - говорила она мне. Я подходила к ней и ложилась под бочек. В сенях было прохладно и сумеречно. За нашими головами  окошечко было плотно зашторено занавеской. Кровать отделяла чудная красивая шторка из какого-то покрывала с оленями, пришедшими на водопой. Второе окошечко располагалось гораздо дальше, и свет из него туманом просачивался сквозь оленью штору, отчего они почти оживали и, мне казалось, с удовольствием пили из ручья и паслись на бережку. Бабушка рассказывала мне, чем она занималась с утра, где в лесу была, что видела, сколько ягод принесла и непременно меня угощала: «Поди, дочка, в задней, на столе лежат в миске, поешь.»  Я, конечно, ела. Феклины ягоды были самые сладкие, самые красивые. Она тем временем засыпала, и что бы её не будить  я оставалась в избе. Стараясь не шуметь, на цыпочках переходила в переднюю, забиралась на диван и, отогнув покрывало, с удивлением и радостью разглядывала вышитые гладью и крестиком узоры: это моя мама и тетя Галя – ее сестра мастерили в детстве. А Фекла выпросила эти лоскуты у бабушки Веры, сшила их и оббила старый диван. Ну и хорош он был: пестрый, яркий! Ни у кого такого не было! Единственное, что меня немного печалило, так это то, что бабушка всегда накрывала его покупным покрывалом, из бережливости, наверное.
   Налюбовавшись ярко красными травами и фиолетово-синими петухами, я переходила к фотографиям, висевшим на стене. Их всего-то и было 3-4. С черно-белых снимков глядели на меня серые лица, с коротко остриженными волосами, в клетчатых рубахах.  «Одни мужчины» - думалось мне.  «Да, что ты, милая! – несколько раз объясняла мне Фекла, - это я с моим мужем Феденькой, это - братик мой со своей семьёй…» Но сколько я не пыталась разглядеть там женщин, у меня не выходило: «Мужики! Бабушка опять шутит!»
   Вообще-то шутница она у нас была знатная: и острое словцо отпустить, и язвительно задеть, да и просто по-доброму посмеяться она умела и очень любила. Её шуточки-фразочки до сих пор живут и часто используются в нашей семье, и, кажется, уже никто и не помнит, что именно Фекла их сочинила… Меня она не раз подлавливала, и я с годами, выработала определенную тактику, как реагировать на Шилановские шуточки – не реагировать никак! Иначе… Потешаться будут годами все родственники. Но я научилась не обижаться на них еще в детстве, я знала, что это от любви. «Кого любим – того и дергаем!» - наверное, это и есть девиз всей нашей большой семьи.
   Так вот, пересмотрев «мужиков», потрогав её высокие ореховые стулья, как бы залакированные за десятилетия использования, я переходила к открытому в палисадник окну: пышные кусты флоксов уже набирали высоту и скоро-скоро на них появятся темно-красные ароматные большие цветы.  К этому времени бабушка уже появлялась у «посудельника» (большой полке,  за цветастой ситцевой шторочкой,  прибитой к стене с мисками и чашками).  Бодрая  и веселая она собирала обедать. Никак не могу вспомнить, чтобы хоть раз видела ее евшей что-то кроме супа - «похлебки» или круглой вареной картошки. А мясо она вообще не ела, так мне казалось.  «Нарви-ка, дочка, лука-помнем, то бишь сделаем салат»,- поправлялась, смеясь, моя Фекла. И это безыскусное блюдо (толченые перья лука с солью), добавлялось во все кушанья, а если его еще  «сдобрить» снятым молоком…  Именно оно примирило меня на всю жизнь с горечью и запахом лука – теперь я очень люблю лук!
   После обеда у нас была ежедневная прогулка по лесу. Я часто болела, а вокруг деревни сухой чистый сосновый бор – лечись! Наши прогулки обязательно заканчивались либо полным  лопуховым листом земляники, либо большущим букетом лечебных травок, либо полными руками и карманами грибов и орехов. Всегда-всегда мы шли уставшие из леса с грузом  и присаживались отдохнуть на задах. И тогда Фекла доставала из передника подарок от лисички – кусок хлеба, я ела его и радовалась: «Какая бабушка у меня молодец, заметила на пенечке подарок от лесной красавицы!»
   Я не помню её рассказов о лечебных травах, но когда повзрослела, я сделала открытие, что знаю, как выглядит то или иное растение, и как лечить горлянкой – кашель, зверобоем – простуду, душицей – женские болезни и прочее, и прочее, и прочее. Наверное, именно эти наши путешествия по лесу и ее удивительные сказки и оставили во мне такую полезную информацию.
   Мы приходили домой незадолго до коров, перекусив наскоро теми же ягодами, шли через огороды к нам домой, и я вспоминаю бабушкины печальные жалобы: «Вот антихристы, что наделали: раньше росла себе картошка и росла, а теперь вона их сколько, все листики поели. Карарад какой-то, выдумали же». Идя бороздами, я видела этих жуков прямо на уровне глаз, и мне было страшновато, а вдруг и на меня залезут и есть начнут, а бабушка в соседней борозде казалась такой высокой, крепкой, сильной! И лишь подрастая, потом, я поняла, что и «карарады» - не кусаются, и моя Фекла – маленькая, худенькая старушка. Но её веселый нрав, жизнелюбие, легкое восприятие трудностей – это то, что спасло ее во время войны, когда она осталась вдовой с 4-мя детьми в 33 года, и когда она долгие годы работала на лесоповале; это то, что не дало погибнуть в голодном Поволжье после войны; это то, что продлило ее жизнь до 91 года в большой семье детей, внуков, правнуков: и это то, что она ПОДАРИЛА моей дочери по наследству.
   Спасибо тебе, милая моя  Фекла!