Статистика трагедий

                Статистика трагедий

 Может, кто помнит фразу Тиля Уленшпигеля: «Пепел Клааса стучит в моё сердце».
 Пока мы будем помнить своё прошлое, и слышать его стук в наши сердца, будет продолжаться наша страна. А уж пепла было очень много.
 Помню в детстве, дед пересказывал мне народную молву, разговор Ленина и Сталина. Звучало это странно: « Ёська, Ёська, боюсь я оставлять страну на тебя, боюсь»… Дед даже взял с меня слово не болтать об этом на улице. Думаю, срок хранения этой тайны давно истёк.
 Есть ещё одна дедова загадка, которую уже разгадал я сам.
 В 1962 году, дед ещё ездил машинистом на паровозе. Был в депо весьма почётным работником. Орден Трудового Красного Знамени я увидел уже после его смерти.
 Так вот, помню, как его вместе с паровозом отправили в командировку. Холодный паровоз просто прицепили к грузовому составу и дед уехал, почти на всё лето в какой – то Тюратам. Вернулся, конечно, с подарком, привез мне солдатскую панаму, головной убор солдат южной группы войск. На все расспросы отвечал скупо и неохотно. Просто сказал, был на маневровой работе, это разборка и сборка эшелонов с грузами. Много позже я узнал, Тюратам, это узловая станция, туда приходили грузы для строительства Байконура. Какие подписки или ещё что построже не давали деду рассказать, что он там делал и видел ли пуски ракет? Маленький человек был частью огромных событий, возможно, не осознавая их значения.
 Несколько лет назад мне рассказали ещё одну историю, которая так же была частью больших событий, затронувших целые народы.
 Ремонтировал я машину в гараже у знакомых, возился с двигателем и прочими частями несколько дней, старушка, хозяйка дома иногда подходила, что – то расспрашивала, рассказывала сама о своей жизни. Узнала, что я родился в Казахстане, потом жил ещё в нескольких районах страны. Сказала, что всю жизнь прожила на Юге страны, толком ни чего и не видела. Как – то, занимаясь своими делами, сказала, что одно время жила в горном селе, а до этого в донских степях.
 В конце войны, в степной посёлок приехали военныё со странным обозом, с десяток верблюдов запряженных в повозки. Все повозки развели по дворам и объявили, сутки на сборы, вещи и продукты, сколько войдет в повозку. А сама повозка странная, две широкие доски на осях и ни каких бортов. Что можно уложить на такую конструкцию. Несколько узлов и мешок с картошкой, места остались только усадить детей. Взрослые шли пешком, куда едем так и не сказали за весь путь. Несколько всадников с оружием руководили всем походом. Привалы и ночевки были вдали от жилых мест, нас не пускали в селения и к нам ни кого не подпускали. Сколько дней так ехали, и не запомнилось.
 На горизонте замаячили горы, охранники, молча, показывали какими дорогами ехать, где останавливаться. Обоз въехал в тесное ущелье, горы нависли над нами, страшновато было, привыкшим к степному раздолью. Нас встретил ещё один отряд военных, прежние ускакали назад. Передние повозки въехали в странное село. Хатки, сложенные из камней, такие же заборы и ни одного человека. Где – то кудахтали куры, блеяли козы. Старший военный указывал, какой семье, в какой двор заезжать, усталые и голодные не задавали вопросов. Нам достался двор, где маленький огород упирался в склон горы. Снег уже стаял, земля даже была вскопана, не понятно было, засеяна земля или нет.
На другое утро по дворам прошлись какие – то люди и сказали, теперь мы будем жить здесь, прежние хозяева переселены в другие места. На каждый двор будет выданы семена для посадки, работать надо будет на поле в соседнем ущелье, пасти колхозный скот, шить одежду для фронта в мастерской.
 Так началась наша горная жизнь. Из вещей прежних хозяев ни чего не осталось, мебели тоже не было. Деревянные нары, печка, сложенная из камней и большая кровать в отдельной комнате. Кровать была из толстых труб соединенных красивыми завитками, тяжеленная, что не решились её двигать. Так прожили больше десяти лет, казалось, целая вечность.
 Однажды, уже в конце пятидесятых лет, нам объявили, желающие могут вернуться в места, откуда прибыли. Уехали очень не многие, большая часть просто перебралась на равнинные места. Горы так и не стали родными, тесно было в ущельях.
 Наша семья, тоже собиралась перебираться на равнину, даже прикинули, где можно будет построить хибарку на первое время.
 Однажды в ворота постучал старик, по одежде было не понять, кто он такой. По – русски, с сильным акцентом сказал, он прежде жил в этом доме, и что не имеет ни чего против новых хозяев. Всё в руках Аллаха. Единственной его просьбой было, отдать старую кровать, он бы хотел её забрать на новое место жительства.
 Мы не решились отказать, увозить с собой эту железяку не собирались. Старик утром явился с двумя парнями и они, разобрав кровать, унесли её. Потом мы нашли эту кровать на берегу горной речки, она была разобрана полностью. Мальчишки вертели трубы и фигурные части в руках, били ими по камням. Из одной трубы выпала серебряная монетка. Взрослые забрали монету, детям сказали помалкивать.
 Ходили догадки, в кровати старый горец хранил свои деньги, при высылке просто не успел перепрятать. Вот жили мы рядом с таким кладом и не подозревали. Да и найдя его, могли попасть в беду по своей наивности.
 Когда уезжали, участковый посоветовал не рассказывать много про свою жизнь, не ссыльные ведь, так надо было.
 Старушка призналась, что я один из немногих, кому она рассказала про свою жизнь в ссылке, хотя считается, они добровольно переезжали на новое место жительства.
 Идут споры, кому принадлежит выражение: Смерть одного человека, это трагедия, смерть миллионов, это статистика. Не важно кто автор этого, но ведь миллион и состоит их тех самых «одного человека». В описанном случае обошлось без смертей, но с множеством переломанных жизней.