Александрия. Глава 2. 2

Оставив сестру и дальше злословить вместе с Пантией сколько им вздумается, Лидия поспешила в женские покои, где, к счастью, в эту пору никого не было, и, не призывая служанок, наскоро сама привела в порядок волосы, переоделась, покрыла голову скромной полотняной накидкой, позаимствованной из вещей нянюшки, и, стараясь остаться никем не замеченной, выскользнула из дому.

«Значит я гусыня, которая всего боится и живет чужим умом? Я?! Одна из лучших учениц самого Баргата?! – с обидой и гневом думалось ей. – Увы, да - я жалкая гусыня, Сабина права. И останусь ею, если и дальше буду во всем слушать матушку и по её приказу вечно отказываться от собственных желаний» - с горечью размышляла девушка.

В одно мгновение преодолев мраморные ступени, ведущие на улицу, она оказалась перед аркадой парка, в глубине садов которого размещалась школа знаменитого философа Баргата, куда Лидия ежедневно наведывалась в сопровождении няньки и слуги.

После курса грамматики начальной школы в Мусейоне Лидия упросила отца позволить ей продолжить образование у философа, и к её радости, отец не стал препятствовать, хотя и заметил ей, что девушке гораздо более пристало посвящать свое время красоте и уходу за собой, во всем ставя Лидии в пример её сестру - та, одолев грамоту с арифметикой, и с радостью освободившись теперь от школьных занятий, по полдня проводила в банях, сопровождаемая дюжиной служанок, которые по нескольку часов кряду мыли её, массажировали и натирали благовониями; а после бани, вернувшись домой, внимательнейшим образом изучала новые ткани и драгоценности, ежедневно доставляемые захожими торговцами, для которых дом Агапия Сабина с некоторых пор стал словно дар богов.

Обойдя стороной парк, Лидия вышла на одну из центральных улиц Александрии и сразу оказалась в шумном водовороте городской жизни: торговые лавки, занимавшие нижние этажи зданий, зазывали к себе прохожих, которые толкались и галдели, торгуясь и выбирая ткани, посуду, обувь, светильники, сладости, масла в серебряных амфорах или душистые благовония в глиняных расписных арибаллах. Тут же, не покладая рук, трудились уличные цирюльники, знахари увещевали прохожих, что только у них найдутся снадобья от любой хвори, прорицатели обещали любому предсказать всю его блестящую будущность. Всюду сновали рабы с носилками, городской люд самого разного виду спешил по делам, нищие побирушки приставали к прохожим, иные из которых выглядели во много беднее их.

Лидия направлялась к Бавкалеосу – ближайшему христанскому храму. Она во что бы то ни стало должна была доказать Сабине, что она очень даже решительная, смелая и самостоятельная. Но не в сестре дело! Лидия давно и страстно мечтала присоединиться к христианскому сообществу. Христиане привлекали её своим всегдашним скромным смиренным видом, аскетическим образом жизни, строгостью морали, сплоченностью - все это ей очень нравилось. Но настоящий интерес вызывало их учение. На одном из занятий Баргат рассказывал о нем. По его рассказу, как все это поняла Лидия, христиане также придерживаются иерархизации высших сущностей, но, Единое, которое христиане называют Творцом и почитают высшим Богом, не только создает Ум и Душу, но и само обладает ими, составляя таким образом Божественную Троицу. Обо всем этом ей хотелось поговорить подробнее с самими христианами. И ещё - понятие христианской Любви. Это была не та любовь о которой говорили родители, и уж конечно не та, о которой сплетничали Сабина с Пантией. Но если это была не та любовь, которую даровала людям Венера, то какая она и почему она другая? Все это чрезвычайно интересовало её, вызывая какое-то смутное волнение.

- Эй, красавица, поговори со мной! – воззвал вдруг к ней из толпы какой-то грязный нищий с горящим безумием взглядом, протягивая руки, словно за подаянием, и поскольку она и не думала останавливаться, то безумец, прихрамывая, зашагал с ней рядом, своими хриплыми и громкими завываниями привлекая к себе и к девушке всеобщее внимание. – Остановись, красавица! Одари ласковым взглядом! Улыбнись! Я посвящу тебе свои лучшие стихи! Постой, ты ещё не слышала их!

Лидия не знала куда деваться от насмешливых взглядов прохожих, пока не догадалась прибавить шагу – калека, не имея больше возможности идти с ней рядом, быстро отстал:

- Ясноликая нимфа! Послушай меня! Не убегай!

Лидия свернула в переулок и голос приставучего бродяги утонул в городском шуме. Здесь она остановилась в нерешительности - после многолюдия центральной улицы переулок показался ей довольно безлюдным.

- А где христианский храм? – растерянно обратилась она к проходившему мимо неё случайному прохожему – чернобородому человеку в голубом хитоне и того же цвета двуполой накидке с рукавами, из-под которой горел богатым золотым шитьем яркий, красного цвета шерстяной пояс, украшенный кистями. Даже не поведя бровью в ответ на слова девушки, словно, не слыша и не видя её, сохраняя молчание, человек величественно прошествовал мимо Лидии. За спиной послышался звонкий смех – обернувшись Лидия увидала неподалеку, в нише стены ближайшего дома мальчишку лет десяти, работавшего за гончарным кругом.

- Вон та почтенная матрона тебе быстрее ответит, - смеясь, кивнул он на скульптуру у ворот одного из домов. - А эти ни с кем не разговаривают, кроме своих, так уж у них заведено. Иди до первого поворота, сестрица, вот тебе и храм. Только что-то ты припозднилась, отец Арий уже, верно, проповедь начал, – с укоризной добавил словоохотливый мальчик.

- Спасибо, - кивнула с улыбкой Лидия, дивясь, как легко он справляется с таким сложным делом. – А ты почему не на проповеди?

- Так работы много, - как бы оправдываясь, проговорил мальчик, - я на вечернюю пойду.

Христианский храм был похож на большинство городских зданий, Лидия определила его лишь по каменному кресту, возвышавшемуся над полупокатой крышей. Девушка остановилась в отдалении – ей было страшно входить в дом с таким зловещим символом на крыше. Однако, вспомнив о споре с сестрой, Лидия всё же заставила себя двинуться вперед. С каждым шагом, приближающим её к храму, сердце колотилось все сильнее. Она знала, что христиане поклоняются распятому на кресте Сыну Божьему – Иисусу Христу, что Божественный Ум явился к людям, чтобы спасти их от смерти и показать путь к Единому, что человек, в которого он воплотился – Иисус Христос, был осужден властью и распят. Она все это знала, но это знание никак не уменьшало её естественного ужаса перед страшным орудием казни.

- Подай на пропитание, доченька, сколько можешь! – возле храма сидели нищие, и жалобными голосами просили у прохожих подаяния.

- У меня нет ни хлеба, ни денег, - отвечала девушка, торопясь поскорее пройти мимо.

Оглашенные, толпившиеся в притворе, пропустили её внутрь - по уверенному виду, с каким она направилась в сторону алтаря, они приняли Лидию за крещенную.

Её удивило, что в отличие от просторных и светлых языческих святилищ, здесь было довольно сумеречно – несколько маленьких окошек располагались высоко под самым потолком, а светильники в храме не создавали достаточного освещения. Но тем таинственнее и притягательнее в этом сумраке выглядели красочные яркие росписи на стенах храма: многочисленные человеческие фигурки, в отчаянной скорби и мольбе простиравшие свои длани, перемежались с искусно вырисованными змеями и птицами, а над хаосом всех этих персонажей владычествовали уродливые рогатые демоны протягивавшие всюду свои мерзкие паучьи лапы - эти затейливые картинки завораживали, хотелось рассмотреть внимательно каждую из них, чтобы понять их сюжет.

- …Как в доме, объятом тьмой, кто-нибудь, зажегши светильник и поставив его на возвышение, прогоняет тьму, так и Христос во вселенной, объятой мраком, водрузив Крест, как бы некий светильник, и подняв его высоко, рассеял весь мрак на земле… - говорил тем временем высокий, угрюмого вида старик, в просторной светлой накидке с вышитыми на ней золотом крестами, надетой поверх длинного синего хитона, стоявший на возвышении перед толпой внимавших ему людей.

Его голос, который казался несколько высоковат для его внушительного роста, звучал мягко, по-отечески, но был достаточно мощным, чтобы без усилий быть услышанным в самых дальних уголках храма, а черные, словно угли, глаза грозно сверкали, внушая безотчетное почтение.

- Подайте на процветание общины и храма, - смиренно попросила женщина в темной накидке, с кубышкой в руках.

- У меня нет денег, - покраснев произнесла Лидия.

Удивленно глянув на странную прихожанку, женщина молча отвернулась, и пошла дальше, подставляя свою кубышку другим христианам, причем все до одного бросали ей в чашку монеты.

Смущенная Лидия, стыдясь непонятно чего, надвинула на лицо накидку, прикрыв от окружающих глаза, и снова обратила слух к словам проповедника - её очень интересовало все, что он говорил.

-…Бог один безначален, а потому Сын, рожденный прежде всех веков, не существовал прежде рождения, а потому не вечен и не совечен Отцу…» - говорил отец Арий.

Как много она узнала уже о христианстве! Она готова была слушать проповедь хоть целый день, но, как и все в этом мире, проповедь тоже должна была когда-нибудь закончиться.

-… И приказываю всем вам, дети мои, молитесь непрестанно и со всем должным старанием о здоровье нашего достойного префекта! – это были последние слова проповедника.

- Придите причаститься Святых Даров, чада Божьи! – призвал священник.

Тем временем его помощник открыл позолоченную решетку за спиной пресвитера, с благоговейной бережностью отдернул занавеску, заставив прихожан зажмуриться от внезапно хлынувшего из-за занавеса ослепительного потока солнечных лучей, вошел в потаённую комнату храма, где был виден ярко освещенный, одетый в золотую индитию, мраморный алтарь, под небесного цвета навесом, поддерживаемым колоннами, и затем, оставив занавес и решетку открытыми, вернулся к священнику держа в руках принадлежности для некоего обряда.

Вокруг Лидии зазвучало песнопение и весь народ подался вперед, чтобы принять Евхаристию. Ничего не знавшая о христианских обрядах, Лидия, тем не менее, тоже стала продвигаться к амвону вместе с толпой верующих, стараясь подпевать неизвестные ей слова. Повернуться в обратную сторону и идти к выходу против людского потока, казалось ей сейчас бОльшим безумием, чем принять участие в неизвестном обряде.

Впрочем, вскоре она поняла, что в христианском обряде не было ничего страшного.

- Перекрестись, отроковица, - ласково сказал диакон, когда Лидия оказалась перед амвоном.

- Что? – робко улыбаясь, переспросила девушка.

- Перед вкушением Святых Даров должно осенить себя Крестным знамением, - терпеливо пояснил диакон, глянув на остальных христиан, ожидавших своей очереди к причастию.

Лидия растерянно пожала плечами, в который раз заливаясь краской стыда.

- Ты что, оглашенная? – спросил пресвитер, грозно зыркнув черными очами.

- Нет, - еле слышно проговорила девушка.

- Ты крещеная или нет?! – продолжал допрашивать суровый пресвитер.

- Прошу, простите меня, - пытаясь оправдаться, затараторила девушка, - я хочу стать христианкой. Я учусь у философа Баргата, и он говорил…

Она испуганно смолкла. Ей показалось что вот-вот рухнет крыша от возмущенных воплей прихожан.

- Язычница! Язычница! Язычница! – заорали все разом. Это слово эхом все повторялось и повторялось от алтаря до самых дверей.

- Дерзкая отроковица! – подобно раскатам грома, прозвучал над всей этой внезапной суматохой голос пресвитера, - как ты посмела тайно пробраться сюда! Как посмела насмехаться над верой людей и поганить своим присутствием святое место! Как посмела покуситься на принятие Святой Евхаристии! Вон отсюда!

Одна из женщин схватила девушку за руку и потащила за собой к дверям.

- Да будут прокляты презренные нехристи-язычники во веки веков!.. – неслись вдогонку Лидии проклятия грозного старца.

Вытолкнув девушку за дверь и крикнув при этом на весь околоток: «Ступай прочь, проклятая язычница!», женщина скрылась в храме.

Но Лидия и без этого напутствия уже спешила покинуть злосчастный переулок. Добежав до центральной улицы, она вытерла слезы краешком нянюшкиного покрывала и, медленно побрела, погруженная в раздумья о случившимся.