У земляков

   Старые деревянные строения на Родине без людей разрушаются. Родные люди остались только в нашей памяти.  Люди, где-то не далеко, но рядом их нет. Когда я слушал их рассказы, они пленили меня  простотой.  Я понимаю, мне трудно перенести живое человеческое  слово на бумагу. Нет той эмоциональности, взволнованности. Не звучит их особенный голосовой почерк. Я сейчас пишу о близких мне людях, я с ними жил. Прочтите и мы их поймем.
Наталия Ивановна Павлова - Удивительной судьбы человек. Мать моей жены.
 Вспоминаю эту маленькую юркую, очень общительную женщину. Наталия Ивановна жила в деревне Терептино. Муж ее Василий Павлович вернулся с войны с осколком в голове, был оперирован, но сельский труд тяжелый.. Он умер в 1966г. Дом, в котором она жила был большой. Пол чистый, желтый. Стены оклеены зеленоватыми обоями с широким бордюром. Наталия  Ивановна работала медсестрой в медпункте, мед пункт был в ее доме, в соседней комнате. По работе ей часто приходилось, обходить все деревни в округе. Она умела общаться с людьми. Каждый раз 9 мая, после тоста. Я просил: « Вот вы прожили долгую жизнь, расскажите о себе».
-  Что о себе говорить. Три раза оставалась голая и босая. Раскулачили. Война.  Потом она замолчала, подбирая нужные слова. Я знал, ее жизненный багаж доверху наполнен не забываемыми событиями, вот материал для моей будущей книги с нетерпением думал я.  Война для нее была как точка меридиан на их жизненном пути, до и после. Помолчав, как будто подыскивала нужную ей  точку на ее жизненном пути. Она тихо начала свой рассказ.
-Мы все знали, что началась война.  Все забеспокоились. Помню как ранним утром, скрипя полатями, завозился отец. Закряхтел. Я проснулась. Мы с сестрой спали на печи. Над головой в трубе шипел ветер, а по окнам, словно прутьями хлестал дождь.
Отец в полутьме босиком  шел маленькими шагами по полу. Нащупал рукомойник, набрал в ладони воды и омыл лицо, вытер о полотенце и пошел к иконам. Зажег лампадку, отошел на середину избы, начал молится. «Верую:
Во Единого Бога Отца, Вседержителя.
Творца неба и земли видимым же всем и невидимым
И во Единого Господа Исуса Христа
Сына Божия Единородного…» Голос зазвучал тише, губы его шевелились, мысли посетившие его он загонял в себя. Его молитвы раньше я воспринимала как его личное дело, сегодня звучали как - то особенно, они придавали уверенности ему. Его вера передавалась нам. Если мы раньше слушали его, и думали каждый о своем, сегодня молитва зазвучала и на наших устах. Помолившись, папа, с какой то горечью сказал: « Вставайте. Работать надо, напечь хлеба, насушить сухарей Льняного семя нажарить,  надавим льняного масла». Мы слезли с печи, сели на скамейку у окна и слушали отца. Я посмотрела в окно, ветер гнал тучи к горизонту, дождь утихал. За облаками кралась луна, она бросала свой свет на опушку, деревья качались, лунный свет заглядывал под каждое дерево, куст, гоняясь за призраками ночи. Папа говорил, что надо все прятать подальше от дома. В лес. Я немца знаю с 14г, встречались в бою. Суръезный противник. Шутить не будет раз два и к стенке. Я слушала а в мыслях был один вопрос : «Что будет с нами? Каждого из нас ждала своя судьба, у многих она была короткой».   
Свет от лампадки слабо освещал дом. За чуть сереющими окнами начинался день.
Фронт двигался к Ленинграду. Моя деревня Ровняк стала столицей партизанского края. В феврале 42 г. к нам в деревню привезли газету «Порховская правда». Мы читали и радовались, мы верили в победу.
Помню, в середине февраля 1943г. я с отрядом 2 полка, командир Григорий Васильев пошли к железнодорожной  станции Подсевы. Впереди шли разведчики Ивана Ковалева. Часть партизан и я с ними, с разрешения отца Михаила спрятались  в церкви в деревни Жабры, мы ждали разведчиков. Слышу, Иван докладывает командиру, захватили в плен немца. Меня вызвали к командиру. Я думала по медицинской части. А он посмотрел на меня:
Ты с Ровняка. Значит, местность знакома. Ночью довезешь пленного в отряд в Ровняк, это срочно и важно. Каратели, похоже, что- то задумали. Надо чтобы командир  бригады  Александр Викторович Герман срочно все узнал.  Сани,  готовы. Пленного связали и закидали сеном. Наташа я в тебя верю. Командир пожал мне руку. Я посмотрела на лошадь. Верный. Смирная лошадь. Подумала я,  подошла, взяла вожжи. Но! Верный! - громко для уверенности крикнула я для себя.  Верный сделал шаг, сани качнулись, еще шаг, и сани медленно заскользили по снегу. Я запрыгнула в сани. Верный шел быстрым шагом. Пофыркивал. Кусты на половину засыпанные снегом, черными пятнами жались к обочине дороги, а где их не было, дорогу перехватывали сугробы. На них сани потряхивало. Я подняла воротник от ветра, задумалась. Вдруг лошадь остановилась. Большой куст перегородил дорогу. «Фу, ты1 Нечистая» .Я дернула за левую вожу. «Но!». Показалось Эскино. Я привстала на колени и стала разглядывать как лучше спуститься к ручью .Большой сугроб снега вылез из под куста Верный начал погружаться в сугроб. Сани медленно поднимались на сугроб, потом их подбросило вверх, и они начали падать. Вдруг,  что- то толкнуло меня, я оглянулась. Пленный немец вылез из сена, поднялся, смотрел на меня и мычал. Сено свалилось с его  лица, волосы развивались на ветру. Пленный, как мне казалось, пытался схватить меня. От страха я как ком снега свалилась с саней, вожжи остались в руках, от сильного натяжения  сани остановились. Лошадь попятилась назад. Пленный медленно опустился на место. Стонал. Когда я очнулась, сердце билось так громко, мне показалось, оно разбудило спящую недалеко деревню. Я потрясла головою и смотрела по сторонам.  Деревня спала. Под лунным светом мерцали по два верхних пятнышка окон, остальная часть была закрыта мешками с кострой. Я подошла к саням, пленный успокоился. Я забросала его сеном села на край саней. Дернула вожжи, сани медленно поехали.
-Фу! Нечистая- Я перекрестилась. Лошадь послушно тащила воз. Сани оставляли за собой глубокий след, который тут же засыпало снегом. Ветер бросал в лицо холодный, колючий снег, отгоняя дурные мысли. Мы подъезжали к деревни  Дубье. Из- за тучи  выскочила луна. Ее свет отражался от белого снега, белыми пятнами двигался по полю. Мне казалось,  я не двигалась, а на встречу шла сонная деревня, размахивая верхушками деревьев, заблудившись среди леса. Когда я подъезжала к деревне Ровняк, меня, остановил часовой. « Кто? Куда?» « Петя, это я Наташа. Пленного везу в штаб. Васильев, командир из 2 полка приказал Герману срочно доставить».  «Иди домой я сам. Тебе не гоже к нему». Я посмотрела на сани. Пленный опять сполз с саней. Ноги были босые, видимо ботинки сползли, когда я его везла по сугробам. Я молча кивнула головой, отдала ему вожжи , отвернулась и пошла домой.   
 Что рассказал пленный,  я скоро узнала. Отряд карателей в середине февраля  пытался напасть на мою деревню Ровняк.. Отряды партизан встретили карателей на подступах к деревни из засад. Каратели отступили. Но 15 марта,43г. это число я запомнила на всю жизнь. Каратели с7 часов утра наступали на деревню со всех сторон. И большими силами. Отряд Бурьянова, где я была мед сестрой,  4 часа вел бой. Сдерживал натиск карателей, давая другим отрядам пробиться через заслоны карателей и уйти в район озера Сево. Били по деревни с минометов. Я лежала с папой в канаве за нашим огородом. У соседнего дома пылала крыша. Улицу заволокло дымом.  Над нашим домом с оглушительным громом треснуло небо. Взрывной волной нас выбросило из канавы и швырнуло к соседнему забору в снег. От сильной боли зашумело в голове. Ослепленная взрывом я зажмурилась. Открыв глаза,  я поползла сквозь дым,  снежную пыль к темным пятнам леса. Папу я больше не видела. Мы отходили к деревни Луковищи. От усталости ноги делались не послушные. От снега лицо полыхало огнем. Дыхание частое и затруднено. Липкий пот заливает лицо. Кровь прямо таки стучит в висках. Слева и справа от меня медленно двигаются знакомые люди, но я вижу только тени. Все чаще слышится команда: «Не растягиваться! Подтянуться!» Так мы оторвались от карателей.
Мы остановились на отдых. Костры разводить было запрещено, каратели искали нас везде.  Разведчики на лошадях поехали осматривать район.
Моя задача была осмотреть раненых. Они лежали под густой елкой на пятнистых немецких палатках..
Смотрю, Петя из Дубья узнал меня, он протянул мне из под палатки, прозрачную белую руку и помахал мне Я подошла к нему ближе его знобило, я поправила палатку.  Дала ему попить. Он тихо заговорил:
 -«Командир учил, когда отходишь, долго не беги, бросок и ложись. Осмотрись, откуда стреляют и бей туда. Дай отойти товарищам. Но шальная пуля  поймала, пока я бежал. Врач сказал, пуля прошла на вылет. Фельдшер Анна Тимофеевна рану обработала, перевязала. Вот лежу, отдыхаю». Я пожала его бледную руку. «Крепись, потом мы вас перевезем в другое место». После меня к каждому раненому подходила Анна, доставала из котелка мелко нарезанную сырую конину и давала каждому раненому. Они жадно ее жевали. Под следующей елью, наш врач, без наркоза. Вскрывал раны, удалял осколки. Раздробленные кости.  Мне часто приходилось слышать от нашего врача к раненым: «Терпеть не можешь, руку прикуси, потом будет легче».  Через день я пробралась в свою деревню. Жуткая картина открылась мне в тот день. Деревня вся сгорела. Куда не глянь черные воронки от мин, везде валялись бревна, обломки  саней, домашней утвари. От пожара снег у домов  растаял, превратился в большие лужи, а ночью замерз. Трубы торчали как памятники из обгоревших стен. Все это напоминало огромные могилы нашей прежней жизни. Я пошла в сторону леса и нашла своего папу. Он лежал в кустах, крепко сжимал палку, пытался встать, но земля крепко прижала его  к себе. Я была не одна. Мы собрали всех погибших в том бою. У  многих на глазах были слезы, тряслись губы от бессилия, что-либо исправить. Все общими усилиями похоронили односельчан как своих близких родственников по христианскому обычаю. Я понимала, путь к победе становился все сложнее и опаснее. Я часто вспоминала папину поговорку «Держись за землю – трава обманет».
Когда мы вернулись в отряд, командир увел партизан на новое задание. И уже 20 марта наша бригада вела бои у деревни Навережье. Все это мы узнавали от поступающих раненых.
Раненые на время остались в густом ельнике. Егорыч, старый лесник, устроил для раненых русскую печку, партизаны набрали мелкого булыжника. Раньше колхозники убирали их с полей .Разложил под ельником ,на камнях разжег костер. А потом на нагретые камни уложил раненых. Петя рассказывал, поначалу было не улечься, а когда согрелись, благодарили Егорыча. Вот так и воевали. Потом всех раненых перевезли в партизанский госпиталь. В заброшенный скотный двор. А в конце февраля 1944г.  наш отряд оседлал шоссе Псков – Сальцы. На территории Карамышевского района и удерживали до подхода частей Красной Армии.  Потом нас расформировали. Мы как не подлежащие призыву в армию по домам. Опять в землянки. Вечером натопишь буржуйку, в землянке от сырости, душно. Утром от холода хочется выскочить из землянки и побегать, согреться. Наступила весна, пахали на себе. Она замолчала, потом тихо запела:
Мамочка родимая,
Работа лошадиная.
Только нету хомута
Еще ременного кнута.
  Наталия Ивановна встала, поправила волосы  и пошла на кухню.
.Я понял, что очень близко подошел к чему- то личному. Встал и вышел на улицу.