Бесконечность

Мы, наше Время – все очень зыбко и однажды обязательно кончится. Выиграть у Жизни – не значит остаться в живых. Смерть - вообще вещь отдельная, но парадоксальная. Какой бы ничтожной она не была сама по себе, в одном ряду с Жизнью она становится определяющим фактором. В этом заключен Великий Закон Относительности. Без Смерти Жизнь буквально растворилась бы в пространстве. Конечность дает путь Бесконечности. Без перехода в иные состояния и состояний не было бы. То, что является концом, и служит двигателем нового начала. Закон Двойственности. Из него вытекает закон Истинной Бесконечности, заключающийся в потенциальном наличии «ничто», когда есть «что-то», и наоборот. Истинная Бесконечность – это переход от «ничто» к «чему-то» и наоборот при изначальном наличии обоих. Это движение, абсолютно бессмысленное и потому абсолютно свободное. Да, свобода в безысходности и непреклонном следовании Великим Законам. Свобода в переменах ради перемен, которые и являют собой Жизнь - пример Истинной Бесконечности, да еще и красивой.
Так вот, выиграть у Жизни – значит умереть, прожив ее. Прожив, отдавая себя без остатка, дыша каждой клеточкой, чувствуя и влюбляясь в Жизнь, умереть, оставив ее без сожалений. Жить без Смерти, умирать без Жизни. Это Закон Разумной Границы. Он нужен человеку, чтобы оставаться самим собой. Ведь он либо жив, либо мертв. Но вот тут-то я и обращаю на себя внимание.
Здравствуйте. Меня зовут Герман, мне тридцать два года. С тех пор, как я стал тем, кем являюсь, прошло пятнадцать лет. Это случилось, когда я оканчивал старшую школу. Мне тогда только исполнилось семнадцать. Я был полон сил и амбициозных планов. У меня была классная девушка, богатые родители, с которыми мы отлично общались и понимали друг друга, веселая компания и билет в любой институт Москвы.
С детства я имел все. Няни нежно заботились обо мне, повар готовил вкуснейшую еду, водитель доставлял куда захочу, и репетиторы тоже хорошо знали свое дело. Взрослея, я открывал для себя всё новые удовольствия: алкоголь, секс, наркотики, игры. Денег давали больше, чем я мог потратить. Жизнь крутилась вокруг меня. Все шло, как я хотел, и даже лучше. Я ни о чем не беспокоился, все будто бы само выстраивалось в необходимую для меня цепочку событий. Я смотрел на все это со стороны, и оно мне нравилось. Думать практически не приходилось. Все, что от меня требовалось, это потреблять. Единственным беспокойством был поиск ответа на вопрос: «Чего я хочу?», который быстро находился. Воображение у меня отличное, знаете ли. Мой мир стал стабильной системой беззаботного потребления, центром которой являлся я.
Однако я был слепцом. Почти ничего не замечал и не знал. И ее появления я, естественно, тоже не заметил. Хоть это было и невозможно, но если бы я вовремя спохватился, может, и не встретился бы с ней. Но теперь уже поздно об этом думать. События жизни необратимы, даже если они кажутся нереальными и не поддаются объяснению.
С чего же все это началось? Спустя время, мне очень грустно осознавать, что я не придавал значения таким странностям, как исчезновение вещей, изменение звуков и периодическе отсутствие запахов. Наверное, я списывал все на побочные эффекты от наркотиков. И, думаю, она это знала. Или не знала, но проверяла меня, все твёрже убеждаясь в правильности своего выбора.
Странностей становилось только больше, и моя настороженность все же проснулась. Однажды я сидел на биологии и спорил с другом, чья травка лучше, но вдруг понял, что он говорит по-испански, хотя школа была русскоязычная, в центре Москвы. Я выпучил глаза, но он продолжал мне что-то радостно втирать. Я переспросил его, но результат не изменился. Тогда я взбесился и шлепнул его по щеке. Учитель по-русски выгнал меня из класса, а друг обиженно пробурчал «идиот».
Тот день вообще не задался. Водитель долго не хотел меня впускать в наш «мерседес», потому что не узнавал, но к концу поездки вежливо пожелал «хорошего дня», назвав по имени. К квартире ключ не подошел, и мне пришлось полчаса ждать в холле, пока приедет уборщица и откроет мне дверь. Дома куда-то пропали все выключатели. В темноте я наощупь пробрался в туалет, чтобы собраться с мыслями, но когда вышел, повсюду горел свет. Пытаясь вспомнить, ел ли сегодня кислоту, я повалился на кровать у себя в комнате, но звука не услышал. Ни единого. Я сдернул одеяло, ударил подушку, крикнул «сука», но все беззвучно. Тогда я начал искать телефон, но его будто бы никогда и не существовало. Решив, что это приход, я растянулся на полу и закрыл глаза.
В голове было пусто. Ни одной идеи, ни единого образа не приходило ко мне. Я попытался вспомнить что-нибудь веселое, но понял, что не помню ничего. Со мной такое бывало, и не раз. Обычно в эти моменты я медленно произношу свою фамилию наоборот, чтобы мозг совсем не сплавило. Сейчас же я ее не знал. Я нервно открыл глаза, но ничего не увидел. Пытаясь их протереть, обнаружил, что тело не поддается.
Я лежал на полу в полной темноте без движения, ничего не слыша, не видя и не помня. Ощущение беспомощности больно кололо в груди. А потом появился страх. Голый, ледяной, он рос, заполняя собой все. Страх бился, метался, полз, вился, тянулся и давил. Мне некуда было спрятаться. Казалось, все исчезло, и только мы зависли в бесконечной пустоте один на один. Страх рос. Он выкачивал из меня содержание, как зверь потрошит жертву. Я был полностью в его власти, и этому не было предела.
Когда же исчезла последняя граница, отделявшая меня от него, что-то оборвалось, и страх слился со мной воедино. Выпотрошив меня до конца, он заполнил собой все пространство. Во мне больше не было меня. Всюду царил лишь страх. Меня не стало.
Я не знаю, сколько так пролежал. Может, пять минут, а, может, – три дня. Но в какой-то момент все посветлело. Я увидел потолок, почувствовал холод в груди, услышал смех родителей в столовой. Медленно сев, я огляделся. Все вроде бы по-прежнему. Сейчас вечер, часов 8, родители вернулись и ужинают, пахнет моллюсками. « Уф, ну и дурь! Что за жесть вообще, кто мне это продал? Убью, если узнаю, я тут чуть не окочурился по ходу». С этими мыслями я поднялся с пола. Размяв спину, я направился к двери, но резко остановился, ощутив чье-то присутствие. Осмотрел всю комнату - никого. «Блин, ну что опять? Сколько это вообще будет длиться?». Тошнотворное ощущение слежки не проходило. Я ругнулся, выключил свет и вышел из комнаты.
В столовой и вправду ужинали. Я вошел, как обычно крикнув «А это я!», но никто не отреагировал. Ко всему прочему на моем месте сидела какая-то бледная девчонка и уплетала лобстера.
- Здравствуй, Герман! Садись к нам! – мама подняла голову над тарелкой.
Она говорила и смотрела в мою сторону, но мне почему-то показалось, что меня она не видит.
- Мам, это кто? – я указал пальцем на бледнолицую.
- Сейчас тебе принесут ужин, я попросила. Садись, - продолжала мать, не отрываясь от еды.
Мой вопрос она проигнорировала.
- Я не могу сесть, мое место занято. Ты кто? – я сердито посмотрел на девочку.
И она обернулась. Ничего страшнее я в жизни не видел. Нет, внешне ничего особенного – обычная хилая школьница, но ее глаза! Черные и пустые, они засасывали в себя все, что видели. У меня внутри все похолодело. Я, как вкопанный, стоял на месте и смотрел ей в глаза. Вокруг все потухло, в груди снова бился страх. Может, я закричал, но было не слышно.
Наконец она безразлично отвернулась и продолжила есть, параллельно что-то обсуждая с отцом. Я рухнул на принесенный мне стул и уставился на родителей. Что-то здесь явно было не так. Все казалось каким-то ненастоящим. Я словно смотрел кино про собственную жизнь, сидя один в пустом кинозале перед огромным плоским экраном.
- Мам, когда к нам пришла эта девочка? Вы ее знаете? Почему она сидит на моем месте? Мам!
- Приятного аппетита, Герман. Попробуй мидии, они сегодня хороши, - мама с улыбкой посмотрела в мою сторону.
Нет, она точно меня не видит. Или не слышит.
- Отец! Что здесь происходит? У меня, кажется, кто-то ключ украл, я сегодня не мог попасть домой.
Папа по привычке засунул зубочистку между зубами и с интересом посмотрел на меня.
- Герман, ты сегодня ночуешь дома или опять уйдешь в ночь? Я слышал, там сегодня…
- Отец! Ты меня не слышишь! – я швырнул вилку на стол и резко вскочил.
Родитель вопросительно смотрел сквозь меня. Я чувствовал, что девочка тоже на меня смотрит. Все тело зудело от этого взгляда. Происходившее напоминало мучительный кошмар, в котором ты беспомощно мечешься, но проснуться не можешь.
Я выскочил из столовой и закрылся в ванной. Тяжелое дыхание сдавливало грудь. «Нет, я либо сплю, либо это приход. Когда ж я успел…». Но тут все мысли вылетели из головы. Она сидела на унитазе и пялилась на меня, эта бледная черноглазая дрянь. Я схватил мыльницу и запустил в ее сторону. В голову больно ударило, изо лба пошла кровь. У меня. Я закричал, но опять без звука. Она уже сидела в ванной и смотрела прямо мне в глаза. Тело сводило от боли, внутри все ныло, в глазах темнело. Я упал на колени, не отрываясь от нее. Она медленно оскалилась.
- Ты Уйдешь.
Губы у нее не двигались. До меня дошло, что она говорит у меня в голове. Я пытался не смотреть, но тело мне не принадлежало.
- Тебя Забудут. Ты Уйдешь. Я Буду Здесь, А Ты Уйдешь, - разносилось в моем сознании.
Я плакал. В душе точно плакал, не знаю, лились ли слезы. Я чувствовал, что она забирает у меня все. Прошлое, настоящее, будущее. Мою семью, моих друзей, мою девушку. Мои эмоции, воспоминания, мои чувства, мое сознание. Пустота наполняла тело, а когда заполнила до конца, девочка спокойно вылезла из ванны, выключила за собой свет и вышла. Я так и остался стоять на коленях. Я не чувствовал ничего. Медленно встав и подойдя к зеркалу, я включил светодиод. Отражения не было.
Надо ли говорить, что тогда она была последним существом, смотревшим на меня. После нее меня уже никто не видел, даже я. Я не знаю, что значит быть мной. Я забываю все, о чем думаю. У меня ничего и никого нет. Но я жив. Я умер для всего, что меня окружает, но жив для себя, которого не вижу. Если бы я хоть что-то чувствовал, я бы умер окончательно от одиночества и безумия. Но я пуст. Ни единой эмоции и мысли. Я вижу и слышу, но ничто и никто не слышит меня. Они не знают, что я здесь.
Она живет с моими родителями, у них все по-старому. Я видел ее недавно. Она удивительно изменилась. Розовощекая, энергичная, весело проводит время с моими друзьями. И только глаза все такие же черные. В них пылает огонь, разжигаемый всем тем, что она у меня отняла.
Я недавно понял, кем же она была, когда мы встретились в моей квартире. Мертвецом, страшно желавшим жить. Не знаю, жила ли она до этого. Может, жизнь у нее кто-то отнял, и она не соглашалась с ней расставаться. А, может, у нее не хватало духу родиться самой. Но теперь она живет, хотя давно мертва, а я умер, хотя еще жив.
Я знаю, что ее привлекло именно ко мне. Та энергия, которую я разбрызгивал, потребляя Жизнь, не замечая самой Жизни, которую она охотно себе заграбастала. Если бы я тогда знал, что ничто никуда не девается! Если ты что-то не берешь, это возьмет кто-то другой. Энергия потребляется, а не исчезает. Долго ли она потребляла мою энергию? Когда она ко мне присосалась? Кто знает.
Она спокойно набиралась сил, подпитываясь где-то в межпространстве тем, чего я не замечал. А потом возродилась. Забавно, но я как тогда ничего не чувствовал, так и сейчас. Фишка лишь в возможности, которой у меня больше нет.
Нас разделяет толстая прозрачная пленка. Кажется, только скажи, и все станет как прежде. Только звука нет. Дыхни – и люди почувствуют тебя. Но они не ощущают на себе моего дыхания. Для них я не существую. Уверен, она одна еще может видеть меня – оторванного от мира, лишенного всего человеческого, оставленного только созерцать безысходность своего положения. Даже страх больше не бьется во мне.
Так что же держит меня здесь? И когда это кончится? Я пятнадцать лет пробую думать об этом, но в ответ нахожу лишь пустоту. Черную, холодную и бесконечную.