Моя последняя печаль

* **
Как часто мы уходим от себя,
Как часто мы не слышим голос правды.
Мы убегаем от самих себя,
Питаясь горем, не находим счастья.
Любовь вручаем в грубые силки
И все равно судьбу в руках не держим.
А где-то огонек слепой надежды
Мерцает маяком святой души.
 
     «…О, как могло так случиться! Я самая привлекательная, самая красивая, самая богатая девушка из группы, а он променял меня на дурнушку, которая называла себя лучшей подругой. Он сказал, что у меня вместо сердца камень, что чувств у меня нет. Как он может осуждать бутики, косметические салоны, когда я ради него старалась. Я ведь для него жила, а он сказал, что у меня не мозги, а глянцевый журнал. Нет, он меня еще не знает! Не знает, на что я способна! Ох, я им!..»
     Туман все сильнее и сильнее налегал на улицы Смоленска, когда серебристый «Вольво» обогнул университет и выехал на главную дорогу. Свинцовый холод одолевал наступающую весну, снег перемешался с гололедом и превратился в общую массу. Фонари тускло освещали дорогу, серебристая машина набирала обороты, дорога уходила вниз, туман в низине поглотил свет фар, послышался резкий визг тормозов и крик юной девушки, которая ударилась о капот и вылетела на разделительную полосу.
 
     — Ты это куда? — раздался незнакомый холодный голос. — Что, ослепла? Просыпайся, давай оживай!
     — Что? Где я?
     — Это мое пространство, куда ты лезешь! — раздался опять тот же низкий баритон. — Я здесь лежу!
   — Мама, папа, что происходит? Где я? И почему все плачут?.. — я стала осматриваться вокруг, внутри себя ощущая необыкновенную боль, печаль и грусть. — Мы на кладбище! Кого-то хоронят…. Но если здесь мои родные, вон и дядя Леша приехал, а этих я вообще не знаю, то где же я?!
     — О господи! — вскрикнула я, но никто и ухом не повел. Я металась между мамой и папой, пыталась дергать их, хватать за одежду, но никто ничего не замечал. Я не чувствовала ничего, кроме каких-то невидимых энергий, которые окружили меня. И тут я увидела гроб, к которому начали склоняться родители, — там лежало мое тело. Страх, ужас, боль охватили меня. Как же так может быть? Я вот! Я здесь! Я существую!
После возложения цветов на мое последнее пристанище все разошлись. Я пыталась последовать за моими родителями, но не смогла — невидимые силы притянули меня обратно к месту захоронения.
     — Эй, старуха, ты лежишь теперь рядом со мной!
     — Это вы мне? — отвечала я в пустоту на тот самый голос, который и разбудил меня. — Я — старуха?!
   — Ага, еще какая, но не старше меня, — постепенно прозрачный субъект энергии стал приобретать очертания пожилого человека.
      — Вы что, меня видите? — я обошла вокруг своей блестящей ограды и присела на скамейку.
     — Конечно! Я всех и все вижу, — на лице старика появилась слегка заметная улыбка, которая разгладила глубокие морщины на лбу.
     — Вы — БОГ?
     — Что?
     Теперь этот сгусток энергии начал дергаться в пространстве, будто хихикая надо мной.
     — Я простой смертный, то есть был когда-то. А теперь я живу здесь, и меня считают старожилом этого кладбища.
     — Но кто вы тогда? Может, дух или приведение?
     — Я — душа.
     — А я кто? Тоже душа?
     Мой собеседник кивнул в знак согласия и опустился на скамейку рядом со мной.
     — Я вроде… Меня зовут… — я не могла вспомнить, кто я такая.
     — Ты Оксана, — старик ткнул пальцем в надгробную надпись. — Тебе всего двадцать лет, хотя душа твоя довольно стара.
    — Да, точно, Оксана. Я училась на юридическом факультете в самом престижном университете, кажется, в Смоленске. У меня богатые родители, а еще любимый человек, и подруга была. А еще машина… Меня сбила машина! — я сильно напрягла чувства в душе, чтобы вспомнить бывшую жизнь.
     — О как! Через сорок дней ты и это забудешь, а точнее, все забудешь, — медленно произнес холодный голос.
     — Но если я с трудом все вспоминаю, то как я смогла узнать своих родителей?
     — Ты бы и их не узнала, если бы в тебе и в них не жила энергия Любви. Ты их почувствовала, потому что все, что у нас остается после жизни, — это набор чувств. Энергия никуда не пропадает и не исчезает, она живет, превращается, влияет на жизнь других людей.
     — Вы правы, — согласилась я. — Я же практически никого и не узнала, кроме мамы, папы и дяди Леши. Но почему я не смогла отправиться за ними? Меня словно привязали к этому месту…
     — Ага! Значит, почувствовала! — ехидно улыбнулся старик. — Люди сами так придумали. То есть они так хорошо думают, что своими мыслями буквально вгоняют нас в землю-матушку. Они так сильно хотят, чтобы мы оставались и «жили» здесь, что душам приходится подчиняться. Они формируют целые системы из мыслей, а мысли — это тоже энергия, которая никуда не девается. А ведь людей много, многие будут говорить о тебе и твоей смерти.
     — И что, я так и останусь здесь «лежать»?
    — Нет, те души, которые близкие люди отпускают и которые энергетически более сильны, уходят отсюда. А кого-то насильно притягивают и оставляют здесь. И они мучаются. Посмотри туда!
   Старик указал на пару уже немолодых людей: женщина горько заливалась слезами, а мужчина стоял в сторонке и молчал, опустив голову. А между ними метался едва заметный сгусток энергии. Я слышала, как кричала чья-то душа, ощущала, как ей было больно.
     — Там лежат муж и жена. Душа мужа давно уже ушла, перешла на другой уровень или воплотилась в новую жизнь, а вот жена осталась — дочка не отпускает. Видишь, как плачет, надрывается, жить, говорит, без матери не может. И приходит сюда часто, как в отцовский дом, брата с собой зовет. И пытают они материнскую душу, любовь свою, переросшую в эгоизм, открывают матери, тем самым насилуют ее душу. Несчастливы эти люди. Не могут они до сих пор найти себя в жизни, реализовать свои возможности, а цепляются за старое, жалуются на жизнь, думая тем самым, что угождают и себе, и своим умершим родителям. Но в их житейских проблемах виноваты они сами, потому что менять ничего не хотят, думать не желают, цели не видят, мечтать не могут.
Холодный голос замолчал, а в моем сердце возникла гнетущая, вяжущая боль. Я слышала чужие души, души своих родителей — они плакали и страдали. Часто происходит так, что человек отказывается от всего самого лучшего, что есть в жизни, думая, что ничего не может, что сил у него нет. Или замыкается в своих проблемах, которых на самом деле не существует. Эти проблемы настолько мелочны, что жизнь не стоит того, чтобы тратиться на них. И тогда человек спрашивает, почему я так несчастен? Потому что сам создал для себя такую реальность, потому что сам себе говорит, что все всегда плохо и выхода нет. В суете человек забывает самого себя, он не помнит, какой он на самом деле, не слышит свое сердце и забывает слушать звуки души, как я сейчас забываю свою прошедшую жизнь.
     — Подождите! — опомнилась я. — Как же так! Если я через сорок дней все забуду, а вы все помните, то вас что, тоже недавно похоронили?
    — Нет, — старик указал на еле заметный холмик, находившейся совсем рядом с моим большим бугром черной промерзлой земли. — Я умер в 1996 году. Меня похоронили и забыли про меня и на земле, и там, сверху. Я все помню и все про всех знаю. Может, я что-то неправильно сделал, когда жил в полном здравии на Земле, и теперь приходится коротать время здесь, осознавая прошедшую жизнь.
        — А как же тогда неизбежный ад и рай? Где они?
     — Ну, ад и рай тоже придумали люди. Но если люди придумали, значит, эти границы все же где-то существуют. По моим меркам, мы сейчас находимся прямо в аду, — он посмотрел на мою возмущенную энергию, которая находилась в замешательстве и глубоком удивлении, и снова указал на ту же парочку у могилы: — Душа умершей матери томится в горе, ей очень больно от горьких слез дочери, оттого ее энергия чувств подвержена забвению на Земле. Что может быть хуже душевной боли? А таких энергий здесь много, которые не помнят себя, свой пол и жизнь прошедшую, но остаются и страдают.
      — Хорошо, тогда где же рай? — спросила я, и старик указал на центральные ворота кладбища. — И что? Ворота — это рай?
      — Нет. За этими воротами рай.
      — Но там же город, там Смоленск! Или, пока я здесь была, мир изменился? — не понимала я своего собеседника.
      — Мир остался прежним, только рай был всегда там, где ты жила при теле своем.
      — Это что же, значит, мы, то есть люди живут на Земле, но не догадываются, что вся их жизнь и там, где они живут, — это и есть РАЙ?!
     — Да, но они просто забыли об этом…

     Туман все больше и больше налегал на улицы Смоленска, когда серебристый «Вольво» обогнул университет и выехал на главную дорогу. Свинцовый холод одолевал наступающую весну, снег перемешался с гололедом и превратился в общую массу. Фонари тускло освещали дорогу, серебристая машина набирала обороты, дорога уходила вниз, туман в низине поглотил свет фар, послышался резкий визг тормозов и крик юной девушки: «Козел, куда прешься, не видишь — красный горит!»