Гурзуфская коала

        С Гариком «Прайсом» мы дружим уже больше 40-ка лет. В начале 70-х мы общались в основном на «стриту» и «сейшенах»,  с той же поры у обоих тянется  многолетний Гурзуфский стаж. Сейчас встречаемся реже, и обязательно на ежегодных Гурзуфских «стрелках», ныне проходящих на Патриарших. В  сообществе «гурзуфцев» Гарик всегда выступал как  цементирующая основа любого отпускного мероприятия, будь то спуск на «Чеховку», подъём на Ай - Петри или поход на горные озёра. Даже в Москве «Прайс» не изменяет своей активной жизненной позиции и постоянно организует то малые «стрелки», то посещение концертов, где и сам периодически исполняет старые хиты с тем же драйвом, что и много лет назад.
        Дружба Гарика всегда носила нежный и заботливый характер, присущий  нашим отношениям в Гурзуфе, да и не только там, в годы далёкой молодости. Но его трогательное внимание к товарищам не ослабевает и в современное  жёсткое время. Недавно услышанное словосочетание «Благородство 70-х» в полной мере применимо к Игорю, всё поведение и внешний облик которого дышит именно этим настоящим благородством, даруемым не «голубой» кровью, а цельностью и щедростью натуры и искренностью общения.
       Не так давно «Прайс» позвонил с просьбой: «Костенька, я  дам тебе телефон Лёши Боброва.   Ты ему позвони, его это порадует – я уверен! Ему сейчас нужны положительные эмоции, он в депрессухе – выходит из длительного запоя. Долго был в завязке, но умерла мать, и он сорвался. Позвони!». Я позвонил «Бобру» и услышал совсем не унылый, а бодрый, абсолютно не изменившийся за тридцать с лишним лет голос: «Прайс говорил, Ты писателем заделался?! А про то, как я на дереве заснул, уже написал?». И меня  пронзило: вживую увидел и  дерево и «Грибы» по-соседству и привычно нетрезвого Лёху. 
        Москвич Алексей Бобров, по прозвищу «Бобёр»,  выделялся нестандартным поведением даже среди самых отвязных отдыхающих. Жильё он не снимал категорически, проживая «дикарём» на территории парка, спускающегося от нового корпуса Дома Творчества им. Коровина к городскому пляжу и охватывающего танцплощадку «Клетка», беседку «Грибы» и «пивные» аллеи.  Всю эту зелёную зону «Бобёр» нарёк «Бобровым заповедником» и покидал её очень редко. Когда  заезжая продавщица московского валютного магазина «Берёзка» отдарила ему фирменный нагрудный значок с аббревиатурой «BS», Лёха гордо приколол его на сшитую кем-то из друзей и подаренную ему джинсовую кепку и окончательно утвердился в  собственных угодьях, принародно объявив себя их хозяином, хранителем и обитателем. Учитывая, что основную часть дня большая часть «гурзуфцев» проводила на аллеях, недостатка в компаньонах – собутыльниках «Бобёр»  не испытывал.
        К алкоголю Алексей оказался нестоек, стоило ему выпить небольшую толику веселящих напитков, как он начинал исполнять дикие «бобровые» песни и танцы. Рослый и  привлекательный «Бобёр» нравился девушкам, но его забубенные повадки и отсутствие приличного «логова» отпугивали даже самых невзыскательных дам.
        Однажды  Лёху за компанию с Серёгой «Афганцем» сняли две весёлые  москвички и заселили к себе в «фанзу». За время, проведённое у заботливых и любвеобильных  подружек, «Бобёр» изменился до неузнаваемости. Его появление на аллеях через три дня произвело фурор: такого чистенького, отмытого до белизны, в выстиранных и даже выглаженных шмотках Алексея никогда не видели даже близкие приятели. На шее у  вечно простуженного Лёхи появился пёстрый шарфик, повязанный «неглиже с отвагой, а ля чёрт меня побери», очень  подходивший его новому ухоженному облику, придавая «Бобру» некий «парижский шик».
         На аллеях Алексей с Серёгой в сопровождении своих дам нарисовались около пяти вечера, когда большая часть завсегдатаев уже разбрелась по «фанзам» и сарайчикам  для подготовки к вечернему походу в «Кок». Лёха с трудом тащил две хозяйственные сумки, наполненные съестным и напитками. Со словами «Поглядите! Количество!» он начал метать прямо на дорожку многочисленные банки консервов двух видов: «Сайра в масле» и «Килька в томате». Из второй сумы «Бобёр» аккуратно достал восемь бутылок «Токая» и несколько «батлов»  «Массандры».
        Естественно, консервного ножа ни у кого не оказалось, но «Афганец» показал высокий класс: одним резким вращательным движением банки об асфальт он стачивал выступающий буртик и мгновенно переворачивал открытую консервную ёмкость, не пролив ни капли маринада.
        Привычно протолкнув пробку внутрь бутылки, Алексей начал активно предлагать «Массандру» присутствующим, таким образом возвращая должок за многодневную жизнь на халяву.  Не ожидавший такого широкого жеста от вечно безденежного «Бобра», народ с удовольствием угощался портвейном и закусывал рыбкой.
         Когда дошли до «Токайского», Лёха  оказался не столь ловким. Его первая попытка пропихнуть пробку закончилась неудачей, как и напрасные потуги выбить её, ударяя бутылкой о собственную пятку. Результатом эксперимента по забиванию пробки внутрь при помощи мощного сука явилось аккуратно выскочившее донышко импортной ёмкости и вытекшее содержимое, обильно увлажнившее газон. Но упорного «Бобра» неудача не остановила.  Торец второй бутылки отвалился  при плавном, но нарастающем давлении на пробку  металлической трубкой  для подводного плавания.
       К сожалению, Лёха не знал, что  венгерское «Токайское» бутилируется под давлением, и попытка пропихнуть пробку внутрь обречена на провал. Точнее, она ведёт к непоправимому – донышко вылетает, как отрезанное, вместе с  замечательным напитком.
        «Бобёр» не унимался, но внёс в творчество коррективы:  слетав в уже закрывающееся кафе «Адолары», он взаимообразно (с возвратом), разжился на кухне баком для варки компота, и вожделенное  вино из оставшихся  шести  бутылок, правда, вместе с донышками, удачно поместилось в пятилитровой ёмкости. С быстро загустевшими южными сумерками пришло привычное для окружающих время «Бобровых» песен и танцев.  Эту ночь, как и все последующие, Алексей провёл сольно на свежем воздухе в «собственном» заповеднике.
          Устав спать на земле,  газонах, картонках и подстилках, Лёха решил поменять лежбище и, услышав  положительный отзыв Сашки «Афанасия» о изумительно оздоровительном сне на крыше поселковой камеры хранения, надумал последовать его примеру,  но не покидая  ареала собственного обитания.
          Беседка оригинального названия представляла собой два огромных каменных гриба, сросшихся шляпками. Под «Грибами» было не протолкнуться в дождливую погоду, да и в жару находилось немало желающих с пользой провести время в тени: Гарик «Прайс» с командой, Валерка Обно-ленский с друзьями и многие другие, здесь не упомянутые,  регулярно осуществляли посиделки с  напитками и байками под гостеприимной крышей.
         Вот на ней-то «Бобёр» и решил для разнообразия провести ночь. Видимо прототипом для архитектора данного строения являлись поганки, поэтому  крышу он спланировал совершенно плоской, что упрощало Лёхину задачу: опасность сползти или скатиться ночью полностью исключалась. Вплотную к беседке росло большое разлапистое дерево с множеством толстых суков и ветвей, которое Алексей намеревался использовать в качестве лестницы.
         После традиционного вечернего посещения «Кока»  Лёха слегка переоценил свои возможности: он сумел таки забраться по стволу  на большую развилку, слегка не достающую до горизонтальной  кровли, но силы оставили его, и «Бобёр» крепко заснул, обхватив дерево руками.
          Ранним утром группа впервые приехавших отдыхающих  расположилась под «Грибами» и немедленно начала отмечать «приплызд». Спустя непродолжительное время один из «пионеров» поднял голову вверх и  обмер: прямо над ним на огромном искривлённом суке мёртвым грузом нависало безголовое туловище в драных шортах. От ужаса парня затрясло, он лишился дара речи  и, издавая нечленораздельные звуки, только тыкал рукой вверх, тщетно стараясь привлечь внимание приятелей, увлечённых дружеской  беседой  за употреблением веселящих напитков.
        Во сне Лёха исхитрился пристроиться поудобнее и положил голову на  беседку, так, что край крыши пришёлся как раз на середину его шеи, обмотанную шарфом.  Снизу он смотрелся натуральным «Всадником без головы», особенно в глазах ослабленного неумеренным употреблением мальчугана. Когда остальная братия, наконец, обратила внимание на странные телодвижения своего дружка, их охватил тот же ступор при виде неподвижного безголового тела.
        Сколько продлилась немая сцена  - сказать трудно, времени никто не засекал. Прервал её сам «Бобёр». «Эй там, внизу! Плесните подлечиться!»,- с узнаваемой хрипотцой в голосе, даже не пошевелившись, проскрипел он сверху. «А то всё затекло, шелохнуться не могу!». Процесс подъёма и вливания «лекарства», конечно, стоило запечатлеть для потомков, как и затянувшуюся процедуру снятия «Бобра» с «креста». К моменту приземления уже набежавшая на крики и хохот половина посетителей «пьяных аллей» билась в истерике, слушая красочный рассказ первооткрывателя «безголовой коалы» и примкнувших очевидцев.
         Естественно, эта история немедленно заняла видное место в Гурзуфских анналах  и разошлась вариантами  во множестве баек  и воспоминаний, но если бы не подсказка героя, так  и осталась бы на задворках моей памяти.
        Что касается самого Лёхи, то к моменту моего звонка он уже успешно поборол депрессию давно проверенным способом и собирался в магазин «за добавкой». Но твёрдо заверил меня, что уже выходит «из забега» и планирует с будущего понедельника «заняться делом», правда, не поделился каким.