Студенческие рассказы. 1. - Звонок

       Телефон звонил не переставая. Леша с трудом раскрыл глаза и затуманенному сознанию явилась его съемная квартирка, щедро залитая утренним солнцем. Лучи выбивались из приоткрытой шторы и тонкие песчинки пыли мягко плавали в них. С улицы доносился гул городской жизни: шум автомобильных моторов, кряхтение перегруженных троллейбусов, везущих полтавчан на работу и резкий свисток постового на нерегулируемом перекрестке.


        Телефон на мгновение замолчал, и Леша уже снова собрался провалиться в черную яму сна, но бездушный аппарат вновь взорвался отвратительными трелями. Кононенко сбросил ноги на пол и попытался найти там тапочки. Увы, вместо этого он нашарил стоптанные кроссовки, хорошо хоть после вчерашнего хватило сил разуться.

 
        Леша резко поднялся и тут-же со стоном схватился за голову. Боль была такой резкой, что парень едва не потерял сознание.  Телефон, не обращая внимания на Лехино состояние, продолжал терзать страдающего жутким похмельем студента. Умные мобилки, которые сами отключаются, отправив определенное количество вызовов, придумают еще не скоро.


 - Да, - простонал Алексей, присаживаясь на телефонный столик, сил беседовать стоя у него не было.
 - Здоров, Леха! – прокуренный голос резко саданул по барабанным перепонкам. – Ты как, фигово?
 - Угу, - промычал Кононенко, пытаясь сообразить, кто же ему звонит, - плохо мне, страх как плохо!


 - Сам виноват, - вздохнул незнакомец, - зачем одеколон пил?
 - Какой одеколон? – слабо спросил Леша.
 - «Космический», - охотно ответили на другом конце трубки. – Говорю тебе – хорош, а ты мол, догнаться надо. Вот и отнял у Тохи одеколон, тот не хотел отдавать, так ты ему нос разбил. Жесть. Чистяком выпить не смог, так я тебе еще воду из «параши» приносил, чтобы разбавить.


    Кононенко захотелось лечь сейчас на пол и умереть, или провалиться сквозь землю, а еще лучше то и другое одновременно. После вчерашней пирушки в общаге, им с ребятами показалось мало. Магазины, как и ресторан «Киев» уже не работали, у таксистов водки не оказалось, и друзья дунули через Корпусный парк к базару. Там купили у цыган паленого спирта «Ройал» и дружно отправились в нирвану, ибо что происходило далее было скрыто плотной завесой неизвестности. На базаре они познакомились с какими-то мужиками, и очевидно один из новых друзей-собутыльников приоткрывал сейчас глаза Леше на его вчерашние похождения. Конечно он мог дать в нос, при чем даже запросто, но делать это, ставя перед собой цель отнять у неизвестного Тохи одеколон…, а затем выпить оный, предварительно разбавив получившийся коктейль водой из туалета… Ниже этого пасть было просто невозможно.


 - А Катюхе зачем фингал поставил? – сочувственно спросил новый друг. – Она ж тебе дала.
 - Какой Катюхе? – хрипло выдавил Алексей.
 - Кондукторше, или ты не помнишь, что мы в троллейбусном парке бухали, на Халтурина? – и послушав тишину, со вздохом сказал. – Не помнишь, понятно. Катюха баба нормальная, ей хоть и под пятьдесят, но она еще ничего – огонь, зад такой …


     Кононенко едва не свалился с тумбочки. Если он считал, что ниже пасть уже невозможно, то глубоко заблуждался. Судя по всему, вчера в троллейбусном парке, он совокуплялся с задастой женщиной пятидесяти лет, а затем, наверное, чем-то неудовлетворенный, поставил ей синяк под глазом. Это было так невероятно, что Леша едва не разрыдался от свалившихся на него известий. Симпатичный киевлянин, который перебирал обаятельными одногруппницами, тут сорвался на секс с женщиной, годившейся ему в матери, да еще и отдубасил ее за какую-то провинность. Раньше девушек ему бить не доводилось, Леша считал это тяжелейшим грехом, но цыганский спирт превратил его в какое-то жуткое чудовище, и как он будет жить с этим дальше, было неизвестно. Он достал из кармана рубашки смятую сигарету и прикурил ее дрожащими руками.


 - В парк нам больше нельзя, - философски заметил незнакомец, - ты там в троллейбусе лобовое стекло выбил.


   Леша спокойно воспринял последнее сообщения, после того, что он узнал о себе ранее, разбитое стекло казалось невинной шалостью. Сейчас он бы не удивился, если бы ему сказали, что он душил котов в подъезде, или отнимал у детей мелочь в темной подворотне. Он был редкостной мразью, не достойной называться человеком… и все из-за спирта.


 - Что делать сегодня будешь? – новый друг почувствовал настроение Кононенко и решил не добивать его, рассказывая, что еще такого наделал вчера Леша. – Пойдем в «Катрусин кинозал», похмелимся.
 - Ни за что, - взорвался Леша, - я после того, что натворил, и в рот больше не возьму.



 - Шутник, - на другом конце трубки раздался веселый смех. – От жены здорово досталось?
 - От какой жены? – Леша привстал с тумбочки.
 - От какой, какой, от твоей - Аньки?
 - Вы куда звоните? – Кононенко крепко сжал зеленый пластик вспотевшей рукой. – Я не женат.
 - Леха Давыдюк, ты?


 - Нет! – заорал Леша. – Вы номером ошиблись, а ваш Леха - скотина редкостная! - он что-то продолжал кричать, но из телефонной трубки раздавались лишь короткие гудки, его собеседник уже отключился. Кононенко выбросил недокуренную сигарету в окно, от табачного дыма ему опять стало плохо и пошел на кухню. После трех стаканов воды он опять захмелел, и привалившись к дверному косяку мутными глазами озирал потертые обои.


   Ему было тошно. Он представил, что все услышанное может оказаться правдой, пускай не сейчас, пускай через несколько лет и едва не вырвал, почувствовав сумасшедшую депрессию. Этого никак нельзя было допустить. Он несколько раз глубоко вздохнул и понял, что вчера выпил свой последний стакан водки. Эта мысль принесла ему облегчение и Леша бодро двинулся в душ. Неизвестный мужчина, сам того не желая, напрочь отбил у киевлянина страсть к пьянству. Закодировал, так сказать, по телефону.