В поисках утраченной реальности

Это место – сплошной парадокс. Оно известно во всем цивилизованном мире, но лишь немногие заинтересуются им всерьез. Из числа тех, кто и мечтал бы туда попасть, не каждому удастся: это возможно, но затруднительно, хотя место и находится рядом с нами. Оно не имеет ни малейшего отношения к религии, но у него есть свои преданные паломники. Оно не имеет исторической ценности, но сумело частично повлиять на ход мировой истории.

В самом центре города, на бульваре Рене Левека, возвышается 21-этажный дом номер 900: отель Queen Elizabeth. И если по величине он уступит своему собрату, торонтовскому Royal York, то по коллекции престижных записей в журнале гостей с ним в Канаде ничто не сравнится. В его апартаментах останавливались Елизавета II и герцог Эдинбургский, королева-мать и принц Уэльский, Шарль де Голль и Жак Ширак, Индира Ганди и Нельсон Мандела, принцесса Монако и Джимми Картер, Далай-лама и Михаил Горбачев, Михаил Барышников и даже Фидель Кастро.
Но только на двери номера 1742 сверкает золоченая табличка. Обычными буквами и азбукой Брайля там начертано: «Джон Леннон». За этой дверью родилась одна из самых известных песен в современной истории.
В номер 1742 и сегодня можно вселиться: для этого не обязательно быть ни президентом, ни рок-звездой. Англичанка Сара Джексон из городка Грэнтем описывает апартаменты глазами женщины, послушаем её: «Этот угловой номер находится в самом конце коридора на 17-м этаже. Еще недавно его дверь ничем не отличалась от соседних, но недавно там повесили табличку. Сразу на входе поразил ковер темно-бордового цвета, стены, окрашенные в светлые тона, и просторная прихожая с грандиозной люстрой и зеркалом во всю стену – от входа до двери в смежную комнату. В назначенный час нам привезли завтрак и подали его как положено – в гостиной, на практично раскладывающемся передвижном столе. Нас предупредили, что завтрак будет точной копией того, что заказывал Джон: яичница с беконом, картошкой, помидорами и грибами. Кроме того, нам дали большие вазы с фруктовым салатом, увеститые тосты, джемы и так называемую «испанскую улыбку» – апельсиновый сок с медом. Великая разница по сравнению с другими отелями, где тебе по утрам просто зашвыривают тележку с завтраком за дверь!»
Итак, с ковром цвета бордо и завтраком мы разобрались. А теперь попробуем вспомнить, что же произошло в этом номере 1 июня 1969 года.

Когда Джон Леннон женился на японке-авангардистке, у которой даже фамилия звучала как «О нет, только не это», британская пресса словно с цепи сорвалась. Видя, что с этим ничего не поделать, Леннон рассудил, что такую энергию можно использовать в мирных целях. То есть, буквально, ради борьбы за мир.
Вместо того, чтобы скрываться от репортеров, Леннон и Оно превратили свой медовый месяц в эксцентрический спектакль под названием «Bed-In». Как всегда у Леннона, это было игрой слов: если на языке английских военных этот термин обозначает «врыть артиллерию в землю», то Леннон и Оно заняли круговую оборону, окопавшись в кровати. На своих пресс-конференциях в гостиничных спальнях они заставляли корреспондентов бесплатно участвовать в пьесе абсурда. Важно восседая на подушках и откровенно веселясь, супруги заодно не забывали агитировать за прекращение вьетнамской войны и за мир во всем мире.
Позже Леннон, не ведая собственной судьбы, скажет: «Мы взяли себе за правило не выглядеть серьезными, потому что наши противники, кто бы они ни были, бессильны против юмора. А мы с Йоко – люди с юмором, у нас с таким имиджем больше шансов на успех: ведь все люди, которые хранили серьезность, и Мартин Лютер Кинг, и Кеннеди, и Ганди – их же всех застрелили»...

Первый акт политической буффонады успешно прошел в амстердамском «Хилтоне». Второй планировался в Нью-Йорке, но тут Леннону отказали в американской визе под предлогом недавнего ареста за хранение марихуаны. Дело мира во всем мире пошатнулось и Леннон-Оно, все в белом, немедленно метнулись на Багамы. Проведя в тамошнем «Шератоне» всего одну ночь, они осознали, что на дворе царит жуткое пекло, и что проповедовать мир в жаре и в пижамах выглядит не слишком убедительно даже для людей с юмором.
И тогда кто-то произнес слово «Монреаль».
«Мы пытаемся продавать мир –  как продают товары, как продают мыло или минералку. И это единственный способ заставить людей осознать, что мир достижим, что насилие вовсе не является чем-то неизбежным. Не только война – любое насилие». (Леннон в телешоу Дэвида Фроста, 14 июня 1969). 
26 мая Джон и Йоко зарегистрировались в «Queen Elizabeth» и заняли четыре смежных номера: 1738, 1740, 1742 и 1744. Они прожили там неделю. Туда приходили не только журналисты, но также друзья и сочувствующие левых убеждений: психолог Тимоти Лири с женой Розмари, поэт Аллен Гинзберг, артисты Том Смазерс и Дик Грегори, импрессарио Мюррей Кауфман, сатирик Ал Капп, певица Петула Кларк, горстка кришнаитов и даже один раввин по имени Авраам Файнберг. Приходили  люди из Cи-Би-Си и сделали передачу (что, между прочим, разгневало американцев). В общем, народ в спальне Леннона-Оно толпился постоянно, затворы фотоаппаратов щелкали, одно заявление сменялось другим, все это шло в эфир...

Фотограф Рой Кервуд, которому тогда было всего 18 лет, вспоминает на своем вебсайте:
«Мне ужасно повезло попасть на съемку «Bed In For Peace» в Монреале... В перерыве я не устоял перед искушением, пересек комнату, подсел к Джону и задал ему вопрос.
Я спросил: «Скажи, Джон, каково настоящеее, скрытое содержание песни «Строуберри Филдз навсегда»?
«Что ж, Рой, я тебе отвечу. Дело было так. У нас было готово 11 песен для альбома и нужна была еще одна, вот я и сочинил про Строуберри Филдз.»
«То есть, там не было глубинного психоделического подтекста про любовь, мир, вечность и все такое?» –изумился я.
«Да ничего подобного, это была всего лишь песня, Рой, одна из многих. Другие придумывали нашим песням особые смыслы, глубину и цели, а мы просто сочиняли. Компания звукозаписи постоянно твердила, что мы должны записывать еще, сочинять еще... мы были словно какая-то проклятая машина».
Так погибла одна из моих иллюзий. Я-то верил, что каждое слово, каждая песня, каждый альбом являлись к «Битлз» прямиком из Вальгаллы и без посредников. Как же я ошибался!»
Бедного парня можно понять. Каждый битломан, повзрослев, пережил известное разочарование в содержании битловских песен. Но... есть тут одно «но». Мы же помним, что Леннон был «человек с юмором» и редко говорил что-то всерьез. А в то время он люто ненавидел все, связанное с «Битлз», и не упускал случая заявить, что «Битлз», мол, сущее барахло, а настоящее-то дело начинается только сейчас.
Говоря о 12-й песне, недостающей для готового альбома, Леннон просто-напросто соврал. В действительности «Строуберри Филдз» была не последней, а первой песней, сочиненной для будущего альбома «Сержант Пеппер». Не в силах дожидаться на полке, она «выстрелила» отдельной пластинкой в паре с маккартниевской «Пенни-Лейн». Обе эти вещи оказались непревзойденными шедеврами, не превзойденными никем, включая самих авторов; «Строуберри Филдз» же никогда не была 12-й ни на каком альбоме. Рой Кервуд сделал ту же ошибку, что и другие: воспринял слова своего кумира всерьез. Вместо этого ему бы внимательнее вслушаться в ту же «Строуберри Филдз», там все сказано: Misunderstanding all you see. Nothing is real.

Спектакль явно удался с первого же дня. Но чего-то все же не хватало: финального манифеста, кульминации, символа. Изюминки с эффектом разрывной пули.
Какой-то репортер спросил, чего же они с Йоко все-таки добиваются, сидя в пижамах. Леннон, не задумываясь, ответил: «Все, что мы говорим, это – дайте миру шанс». Фраза получилась округлой и звонкой, и Джон схватился за гитару.
В последний день, 1 июня, монреалец Андре Перри приволок в гостиницу четырехдорожечный магнитофон и четыре микрофона к нему. Леннон, словно на ходу выдумывая слова, декламировал заклинание, которое скоро будут скандировать по всей Америке. Гости, какие оказались в тот момент в номере, включая раввина и кришнаитов, с удовольствием подпевали, хлопали в ладоши, стучали дверью шкафа. Леннон в этот момент чувствовал себя подлинным духовным лидером, делающим решающее историческое заявление. Самое удивительное, что так оно и было. Он обрел наконец свою реальность.

Эту двухаккордовую кричалку практически без мелодии и с набором слов вместо текста, сырую запись без намека на доработку и, в общем, прямую противоположность всему, что делали Битлз, ждала удивительная судьба. Песня вышла отдельной пластинкой и заняла второе место в Англии, уступив лишь новейшему хиту «Роллинг Стоунз»; а в США она действительно стала гимном антивоенного движения.
15 октября 1969 года в Вашингтоне ее пел сам Пит Сигер во главе полумиллионной толпы демонстрантов. Впоследствии именно эта песня стала напрямую ассоциироваться с именем Леннона и с пацифизмом.
Через несколько лет Джон Леннон полностью дистанцируется от политики и получит американскую грин-карту.
В 1980 году он, самый несерьезный человек в мире, погибнет от руки психопата – как Кеннеди, Кинг и Ганди. До сих пор это кажется недоразумением.
А нам, на память о все-таки недостижимой реальности, останется табличка с номером 1742.


(впервые опубликовано в журнале "Остров Монреаль")