Сюжет для голливудского мультфильма

ДЕТЕЙ оставили в Средневековье последними.
Взрослые-то лет триста назад уже договорились, что раз пришла эпоха наук и финансов, то и благородных рыцарей больше не надо. Как и героических их походов за головой дракона или за сердцем бледно-нежной мамзели из башни неприступного замка. Драконов, кстати, не существует. Для особо непонятливых есть роман «Дон Кихот» про ветряные мельницы и скверную репутацию сумасшедшего. Сервантес поубивал всех драконов не мечом, а гусиным перышком.

И только дети, бедные маленькие гензели и гретели XX века оставались бродить в призрачном лесу феодальной Европы: в мире Перро, Андерсена, братьев Гримм, Гауфа, Гофмана и Скотта. Для них храбрые рыцари до сих пор убивали драконов, прекрасные принцы спасали угнетенных красавиц, забитые падчерицы благодаря своей скромности становились принцессами, а добро неизменно побеждало зло – и разумеется, навсегда. Все это, конечно, при строжайшем послушании: не садись на пенек, не ешь пирожок, не пей воды – козленочком станешь, не бери яблоко, не болтай с волками, не верь старухам, пойдешь налево – коня потеряешь. Слушая такие истории на ночь, доверчивые младенцы запоминали главное: будь всегда милым и послушным, не сходя с пути, предуготованного старшими; веди себя смирно, не ропщи и жди прекрасного принца; хорошие люди всегда пригожи и стройны, изобразим их в книге кудрявыми блондинами; плохие люди и злые колдуны, напротив, колченогие уроды, мы нарисуем их длинноносыми  брюнетами, пусть дети запоминают образ врага.

Но вот чего сказки не сообщали: что когда юный читатель вырастет, часы пробьют двенадцать и кареты превратятся в тыквы, хрустальные башмачки в стоптанные тапки, драконы – в счета за электричество, прекрасный рыцарь потеряется в пути, зато носатый колдун подаст таблетки от простуды; наконец, одни и те же люди покажутся сегодня хорошими, а завтра плохими. Дети зачастую оказывались к этому совершенно не готовы. Пережившие разочарование плодились и продолжали читать уже своим потомкам назидательные сказки про рыцарей, красавиц и волшебников.

Сознавая собственную анахроничность, мудрый король будет подстраиваться под современные нравы: дарует свободы и разрешит парламент. В детском мире роль такого примиряющего парламента испокон веков играла киностудия Уолта Диснея. Она из года в год производила мультфильмы великолепного качества, где пыталась примирить старинную религиозно-сословную мораль с цинизмом нынешнего дня. Казалось, что баланс достигнут и так будет продолжаться вечно...

В 2001 году произошла последняя «буржуазная революция», которая ворвалась в средневековый замок детских сказок, опрокинула столы, разбила сосуды и расплескала волшебные зелья. И все смешалось в благородном семействе: прекрасные принцы обернулись трусливыми злодеями, субтильные дамы научились выламывать двери темниц самостоятельно, а зеленые людоеды и розовые драконы возглавили борьбу со злом. И, кажется, не осталось ни одной диснеевской сказки, над которой авторы фильма не поглумились бы по полной программе.
Вождь этого победоносного путча зовется коротко и веско: Шрек. Но Шрек никогда не был бы таким шумным и бесстрашным, когда бы не куталась позади него в черный плащ невысокая тень.

СНАЧАЛА казалось, что вообще ничего не получится.
Первым, кто приобрел право экранизировать детскую книжку про невоспитанного великана-людоеда, был, представьте себе, Стивен Спилберг. Дело было в 1991 году и Спилберг подумывал сделать традиционный добропорядочный мультик, в котором Шрека «сыграл» бы Билл Мюррей, а Осла – Стив Мартин. Это было бы, конечно, здорово. Но время шло, Спилберг медлил, а тем временем к нему уже подбирались люди Великого Катценберга.
Джеффри Катценберг, даром что небольшого роста, по-настоящему велик. За десять лет на посту шефа диснеевской киностудии он подчинил себе все творческие процессы. При нем сделали «Оливера и компанию», «Русалочку», «Красавицу и чудовище», «Аладдина» и «Короля-льва». После чего он всерьез нацелился занять трон президента компании, как раз освободившийся, и уже начал было хитроумную операцию захвата, но ее вовремя разгадала контрразведка гендиректора компании Майкла Айснера. Айснер повел себя принципиально жестко и вынудил Катценберга уволиться по собственному желанию с жалким выходным пособием в семь с половиной миллионов.
Но Катценберг никогда ничего не прощает. Он а) отомстил; б) скоро отомстил, и в) страшно отомстил, засудив диснеевцев на 250 миллионов «недоплаченных бонусов».
И это было только начало.
Вышвырнуть Катценберга – это уже достаточно опрометчивый поступок. Но Айснер допустил еще более страшный промах. Обсуждая его со своим соавтором Тони Шварцем, Айснер нешуточно завёлся и в сердцах рявкнул, что «ненавидит этого коротышку». Это он, конечно, не подумал. А Шварц хорошенько подумал и побежал доносить.
На этот раз Катценберг рассердился по-настоящему. Значит, коротышка, да? К тому времени он уже занимал кресло генерального директора в Dreamworks, и его хищные адвокаты начали весело порыкивать, предвкушая небывалую драку. Но тут Катценбергу сунули в руки книжку про зеленого людоеда и коротышку-короля. Катценберг прочитал, задумчиво ухмыльнулся и скомандовал злым адвокатам «фу». Затем он щелкнул пальцами, подозвал адвокатов добрых и отправил их бегом к Спилбергу. С деньгами.
Именно в этот момент у него родилась идея сделать из философии и персонажей империи Диснея всемирное посмешище. А осуществлять свои творческие идеи Катценберг умеет как никто.
В общем, так создаются мультики для детей.

КАТЦЕНБЕРГ, как мы уже сказали, действительно ВЕЛИК. Под стать Сервантесу, он повел себя изумительно тонко. Его месть стала понятна сразу только тем, кому надо. Над приключениями простодушного людоеда и болтливого Осла хохотали до слез все шесть континентов и пингвины в Антарктике. Но еще смешнее оказались хамоватая Белоснежка, тугодумная Золушка, похмельно-сонная Аврора, кретинистый Пиноккио, трусоватый Питер Пэн, трансвестит Волк и даже, словно с заглядом на десять лет вперед, продажно-меркантильная Рапунцель.

Заметим, что в этой кунсткамере мы не найдем Микки-Мауса с Дональдом: здесь только персонажи, на которые у диснеевцев заведомо нет юридических прав. Не найдем мы и своих, «родных» Аладдина, Красавицы, Русалочки, Симбы с Пумбой. Еще одним блестящим защитным ходом Катценберга стало то, что главного своего героя он сделал великаном, а главного злодея – коротышкой.
Это вам не мелочный укол. Это «знак Зорро», единым росчерком выведенный остриём шпаги на щеке врага. «Шрек» безжалостно высмеял традиционную ориентацию диснеевской империи на благочестивую мораль и выставил ее напыщенной, приторно-слащавой, а главное – лицемерной.

А ЧТО ЖЕ сам Шрек? Он у нас что, безгрешен?
Грешен, Господи. Так грешен, что его даже критиковать бессмысленно.
Шрек, мягко говоря, не джентльмен. Он ленив, грязен, уродлив, вульгарен, инфантилен, бестактен и чудовищно прожорлив. Он воплощает в себе всё, что презирали наши бабушки. При этом мы могли бы смело перефразировать гоголевского Собакевича: «Шрек, если сказать правду, свинья; но он один там только и есть порядочный человек». И то правда: Шрек добр и доверчив, он ничего не боится и в ходе разнообразных передряг постепенно учится – дружить, любить, страдать, идти на подвиг или на компромисс, разбираться в людях, не поддаваться на обманы, даже общаться с тещей и нянчить младенцев. Правда, он никогда не научится мыться.
За что же его так возлюбили? Почему Шрек по популярности приблизился к Санта-Клаусу, а на сюжет фильма сделали целых восемь постановок мюзикла, что в Америке гарантирует жизнь вечную? Только ли за прямодушный нрав и доброе сердце?
Возможно, и потому, что люди безупречной внешности и поведения – политики, банкиры, юристы, доктора и прекрасные принцы – настолько же лживы и лицемерны, как и их отражения в кривом зеркале. Они и во времена Шарля Перро были воплощением жадности, напыщенности и нечестности («все – христопродавцы», поставил бы диагноз Собакевич), но в последние годы к их коллективным порокам прибавились еще два: невежество и некомпетентность.
Вот массовый зритель и готов простить Шреку его неотесанность – за ловкость, доброту душевную и здравый смысл. Дети и женщины это особенно остро чувствуют.

А мы отныне будем пристальнее вглядываться в лица диснеевских «злодеев». Не исключено, что в одном из них мы узнаем Катценберга.