Часы

Квартира, которую мне приходилось снимать несколько последних месяцев, была очень пустая и тихая. Я живу один, тоска иной раз завладевает мной, становится не по себе и в местах людных, а тут - совсем уж тяжело. К животным я всегда относился холодно, не то чтобы я их не любил, но заботиться о них и прибирать не хотелось, всё-таки лучше уж уединение. Привести к себе какого-нибудь человека было идеей ещё более неудачной, потому что эта квартира, как ни крути - мой дом, пускай и временный.

Должно быть, я просто свыкся со своим забвенным положением. Впрочем, я не могу особенно и пожаловаться на него. Иногда, думается мне, каждому человеку бывает полезно пожить наедине с собой, чтобы не других оценивать в бытовом и других отношениях, а себя; взглянуть на того человека, которым являешься всю жизнь, и может быть поменять своё прежнее представление о нём.

Да, безусловно! Подобная встряска бывает полезна каждому, особенно мне. Я люблю смотреть на себя со стороны. Занимаюсь этим, кажется, ровно столько, сколько себя помню. Тогда какая это «встряска», вопрос? Пожалуй, что никакая. К уединению я привык.

И всё-же на втором месяце моего прибавления в этой квартире, уж больно пустой и тихой, я решился кое-что в своей жизни поменять. Купил себе несколько дубовых досок и часовой механизм и смастерил настенные часы. Часы выглядели, конечно, так себе, я не мастер, но с главной своей задачей они справлялись - они тикали, разгоняя тоску, пустоту и тишину.

Их тиканьем я наслаждался очень долго. Так приятно было сидеть поздним вечером на кухне, ничего не делать и лишь вслушиваться в робкие попытки квартирной тишины втиснуться в пробел между первым ударом, вторым, третьим, и так либо до поломки часового механизма, либо до скончания времени вообще.

Особенно забавлял меня тот факт, что эти часы - моё детище - тикали в любую погоду, в любой день недели, независимо от того, утро на дворе или ночь. Вечные хранители жизни в этой квартире, они оберегали меня от всякой глупой мысли, которая по обыкновению являлась предвестницей наступающей хандры. Часы не спали и не бодрствовали, они лишь тикали. И за это, признаться, я любил их безумно.

Но прошло время, отмеренное этими же часами, мне предстояло возвращение домой. Небольшой чемодан, с которым я когда-то приехал, был набит до отказа. Собравшись и уже находясь в дверях квартиры, я взглянул на мои часы. Всё также тикали они и будто не замечали, что тикать больше некому. Забрать их с собой я не мог, да и это было бы наверное не правильно. Часы прогоняли из этой квартиры хищную тишину, тем самым облагораживая её и делая пригодной для жизни. Забрать их собой означало бросить то место, в котором я жил, на произвол судьбы, а этого сделать я не имел всё же никакого права.

Поблагодарив мысленно своё прежнее жилище, я закрыл за собой дверь и уехал. А через эту дверь продолжало доноситься равномерное тиканье самодельных часов, оставленных одних, но выполняющих свою заветную функцию.