Рыжий

— Эй, Арти! Иди сюда!
Высокий человек с яркими голубыми глазами протянул менестрелю руку. У него были каштановые волосы, на висках зажатые обручем. Серебряное, покрытое сапфирами украшение дополняло знакомый образ, как рыбы дополняют образ озер.
— Райстли? — удивился Мреть. — Откуда ты здесь? Ты ведь давно умер!
— Ну и что? Это повод навсегда оставить друзей? — Ландарский король улыбнулся. — Мертвые никуда не уходят. Если ты их любишь, они будут с тобой. Пока не придет твое время.
— То есть... — Рикартиат соображал туго и медленно, а чувствовал себя куклой. — Я мертв?
— Ты? — Райстли задумался и решил: — Вряд ли. Идешь?
— Иду.
Менестрель подошел к другу, пожал протянутую ладонь. Она была живой и теплой — совсем не такой, как в последний раз, когда ландарского короля заносили в склеп. Вспомнив об этом, парень — неожиданно для себя и для Райстли — засмеялся.
— В чем дело? — приподнял брови тот. — У меня выросли рога?
— Нет. Просто пришла в голову одна мысль. Ты хотел, чтобы тебя похоронили в деревянном гробу, закопали в землю и посадили на могиле цветы.
— Точно, припоминаю. А вы ослушались?
Рикартиат помотал головой:
— Я-то был не против, а вот Леашви... он со своей компанией заявил, что королю не положено так покоиться. И роскоши недостаточно, и людям неудобно: захотят посетить Райстли — будут вынуждены плестись не пойми куда. В общем, он меня выгнал, велел не возвращаться и сказал, будто ты не мог научить такого кретина ничему стоящему. Знаешь, как мне было обидно? Выходит, он, несмотря на все ухищрения, так и не смог в тебя поверить. И мои слова, что я никогда не видел никого более мудрого, не имели для него веса. 
Райстли схватился за уши. Заостренные, но не длинные, они выдавали в нем полукровку. Наполовину человек, наполовину эльф.
— А-а-а-а! — простонал король. — Господи, за что? Я так мечтал, чтобы ко мне после смерти не являлись всякие гады, а он!.. У! Чертов Леашви! Может, вернуться призраком и погонять его по замку?
— Было бы весело, — признал Мреть. — Но нужды нет. Я украл твое тело, вывез за пределы Ландары и похоронил. В лесу, под белой березой. Цветов, правда, не посадил, но там они и сами вырастут. Ты гордишься мной?
— Горжусь, — кивнул Райстли. — Я знал, что на тебя можно положиться. Присядем?
Он указал на раскидистое дерево. Яблоню. Под ним лежала густая тень, и парни сели по разные стороны ствола. Король подобрал с земли плод, вытер о штаны и принялся есть. Менестрель напевал себе под нос, чередуя старые фрагменты песен с новыми.
— У тебя все хорошо? — спросил Райстли.
— Лучше не бывает, — подтвердил Мреть. — Альтвиг вернулся. Я очень долго ждал, и теперь мне... не верится. Иногда я просыпаюсь оттого, что мне снится, будто я по-прежнему один. А потом прислушиваюсь и понимаю — нет. Все в порядке. Альтвиг сопит во сне.
Ландарский король стал накручивать на палец и без того волнистую прядь. Взгляд у него был задумчивый и сонный.
— Я рад, что у тебя все наладилось, — сказал он.
— Я тоже, — улыбнулся Рикартиат. — А ты-то сам... ну... в порядке?
— Да. В юности я, конечно, боялся смерти, но потом оказалось — в ней нет ничего страшного. Очень милая, осторожная и впечатлительная особа. Падка на новости. Насколько я понял, она редко бывает во внешнем мире и не имеет возможности следить за происходящим. Госпожа Смерть высоко оценила мой рассказ о предательстве Совета, о чертовой инквизиции и... о тебе. Она много о тебе знает. И об Альтвиге тоже. Я хочу тебя предупредить, — Его Величество выбросил огрызок за холм. — Что Смерть ждет вас. Ждет в самое ближайшее время.
— Поэтому ты пришел?
— Да. Сварливо буркнуть, что ты должен себя беречь.
— Спасибо, — серьезно ответил менестрель. — Я тронут. Подозревал, что ты даже после смерти обо мне не забудешь — я ведь был ужасной занозой в твоей венценосной заднице! — но не ожидал, что будешь хранить.
Райстли пожал плечами:
— Это совсем не сложно. Только порой бывает чертовски грустно. Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы воскреснуть и снова... — он запнулся и провел пальцами по щеке. — В общем, ты меня понял.
— Да. Это прозвучит глупо и банально, но мне жаль, что так получилось. Ландара не видела лучшего короля, чем ты. А я не видел лучшего друга. Ты все правильно услышал, — добавил Мреть, поймав изумленный взгляд Райстли. — С Альтвигом меня связывает нечто совсем иное. Долг. Память. Годы ожидания. Колдовство Безмирья. А ты... никто, кроме тебя, не ценил во мне человека. Хрисгеаль ценил голос. Киямикира ценит шутливость. Илаурэн ценит песнопевца. Альтвиг... Альтвиг желает узнать о прошлом. Хотя его методы, конечно, оригинальны. Он так быстро втерся ко мне в доверие, что я и опомниться не успел.
— Не думаю, что он сделал это нарочно, — рассмеялся король. — Ты дорог этому мальчику. И он тебе тоже верит. Он оставил инквизицию, и это о многом говорит — тому, кто умеет видеть. Ладно, Арти, — мужчина поднялся, поправил серебряный венец и шагнул к Мрети. — Пора прощаться. Мое время подходит к концу. Не забывай, пожалуйста, об опасности, и не пренебрегай ею. Лучше сразу защититься, чем потом загреметь в Безмирье.
— В Бесконечную Песню, — возразил менестрель.
— Духа-хранителя туда не пустят, — отмахнулся Райстли. И вновь улыбнулся: — До встречи, Арти. Я буду рядом с тобой.
Рикартиат выдавил из себя сходную улыбку, ощутил, как по щекам течет соленая влага, и... проснулся.
В небольшой, но уютной комнате горел камин. Сквозь широкое окно пробивался свет — тусклый, вечерний. В углу стояло синее кресло, на дверях висел биденхандер. Пол прятался под ковром, поверх которого растянулись четыре кошки — Мряшка, Плошка, Вышка и Крошка. Последняя, белая, призывно мяукнула.
— Привет. — Парень приподнялся на локтях. Предплечья отозвались болью, но какой-то далекой, слабой. Самые худшие опасения Мрети не оправдались, и, похоже, уцелели не только руки, но и все пальцы. Он аккуратно ими пошевелил, отмечая, что повязки влажные и пахнут травами.
Рикартиат встал, потянулся и выглянул в коридор. Напротив была чья-то спальня,  с паутиной во всех углах и храмовыми цветами. В ней глухо, с перебоями на иные ароматы — пыли, плесени, дохлых мышей под полом, — пахло Альтвигом. Инквизитор приходил недавно — час-полтора назад. На диване, покрытом простыней, валялась его сумка. Правый ремешок мерцал гранями серебряного креста. Менестрель уже замечал, что друг избегает цеплять его на пальто. Артефакт инквизиции, как-никак. Вокруг него спиралью вилась энергия: светлая, мягкая и красивая, словно кружево. Такой она становилась лишь в руках служителей Альвадора. Тех, кто был честен.
— Холодно, — невесть кому пожаловался Мреть и, пораскинув мозгами, пошел обратно. К камину. Забрался в кресло и уставился на огонь.
Альтвиг... Райстли... госпожа Смерть... было ли все это обычным сном? Или все же предупреждением? С какой радости духам Безмирья понадобились беглецы, живущие среди людей? Прошло целых восемьдесят пять лет. Почти столетие. Срок довольно внушительный, даже если учесть, что бестелесные сущности живут в разы дольше.
Рикартиат вздохнул, опустил голову и закрыл глаза. Под веками плыли красные круги. Мир немного кружился и звенел, будто у потолка носились феи и трясли золотыми колокольчиками. Парень зевнул, устроился поудобнее и собрался вздремнуть, когда из коридора донеслись шаги. Торопливые, но мягкие. Значит, Киямикира. Альтвиг ходит почти бесшумно, Илаурэн скребет по полу пяткой, госпожа Эльтари топает, а господин Кольтэ перемещается грузно и тяжело, даром что выглядит молодо. Лет на тридцать, не старше.
Инфист заглянул в спальню инквизитора, фыркнул: «и что он нашел в этой паутине?!» и распахнул дверь, ведущую к Мрети. На мгновение застыл, затем прокашлялся и выдал:
— Ну здравствуйте, господин наследник.
— Чего так официально? — моргнул Рикартиат. — Я, вроде, еще не соглашался править. Погоди, — его пронзила ужасная догадка, — мы же не... в Ландаре?
— Нет, конечно. — Киямикира присел. — Мы в Алаторе. 
— Давно?
— Почти месяц. В Шатлене рыщет инквизиция. Отец Еннете понял, что некий еретик сражался с демоном, и роет носом землю. Он связался с Альтвигом, потребовал новостей. Парень ему наврал. Сказал, что ты за неделю до происшествия смылся, и за тобой пришлось гнаться через полкоролевства. Кажется, Ла Дерт ему не очень поверил. Во всяком случае, он велел Альтвигу вернуться и помочь с расследованием. Полчаса назад мы получили вестника. Посмотришь?
— Да.
На желтом, залитом воском обрывке пергамента красовалась надпись: «Все в порядке. Рикартиата не подозревают. Через неделю буду у вас».
— Не густо, — заметил парень.
— Но лучше, чем ничего. У него могли быть проблемы. Сам знаешь, темное колдовство оставляет метку на ауре. Нам пришлось потратить немало сил, чтобы убрать твою и оставить лекарскую. И мы до последнего боялись, что Еннете распознает обман. Тут два варианта: либо он слишком любит Альтвига... что маловероятно, хотя он растил его и воспитывал... либо неопытен.
— Глупо звучит, — отмахнулся менестрель. — Я бы скорее предположил, что он использует Альтвига в своих целях. Что он в курсе, кто я такой, и в курсе, что я владею даром.
Киямикира хмыкнул:
— Ты его прямо боготворишь.
— Я не хочу его недооценивать, — возразил Мреть. — Это может привести к большим бедам.
— Да уж, от инквизиции добра ждать не стоит, — усмехнулся инфист. И сменил тему: — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Бодрее, чем рассчитывал. И ни один палец не отвалился.
— Рэн тебя все равно убьет, — честно сказал парень. — Ты бы видел в тот день ее лицо. Она спрашивает: «это что, Рик?!», а я ей в ответ — «нет, это чертова стихия земли». Вопрос, кстати, не исчерпан. Зачем ты бил Эстеля землей, если мог просто утопить?
— Затем, что он не топился, — сонно произнес менестрель. — У него была мощная защита. Я нашел способ ее разбить, я разнес завесу, я принял на себя все, что, по идее, должно было достаться форту. Никак в толк не возьму — чем вы недовольны?
— Ну, — наигранно задумался инфист, — ты нам как-то дороже форта. — И, обратив внимание на тон друга, попросил: — Отдыхай. Мы тебе еще настойки сварим. И вот еще что... не снимай повязки. Зрелище там малоприятное.
Рикартиат перебрался под одеяло.
— Ладно. Передай, пожалуйста, Рэн, будто я каюсь и молю о пощаде.

Альтвиг сидел в сугробе, проклиная на чем свет стоит нерадивых селян. И — заодно — свое сочувствие.
На закате он приехал в Гребницу — маленькую деревеньку. Всего-то десять дворов, пять огородных латок и одно поле. Староста сообщил, что большая часть урожая идет в торговлю — местный мужик везет ее в Тэ-Нор, ближайший город. И доход с этого имеют все.
Альтвиг поверил, потому что дома в Гребнице были новые, красивые. И за устранение нечисти парню обещали хорошо заплатить. Пятьдесят золотых монет за одно крыло! Таких денег он ни разу не видел и уж тем более не держал в руках. А вот с гарпиями дело имел — надо лишить тварь голоса, быстро скрутить и отсечь башку. Совсем не сложно. С теми же вурдалаками возни куда больше.
Снова использовать руны инквизитор не захотел и отправился назад своим ходом. Улум, охраняющий отца Еннете — дескать, в Цитадели Льна тот подвергся опасности и с тех пор вынужден таскать с собой стража, — уступил ему лошадь. Меланхоличное животное оказалось крепким, и в один дневной переход Альтвиг добрался до форта Элетт. Оттуда просматривалось Нижнелунье — огромное озеро, чья вода в хмурую погоду была абсолютно черной. Среди местных ходили слухи, будто там водятся русалки, и сам король Ахлаорн в полнолуние выходит на берег. Посетив корчму, Альтвиг изрядно пресытился байками мнимых храбрецов, якобы ходивших к Нижнелунью посреди ночи. Смелыми он бы их не назвал, а вот тупыми — вполне.
К вечеру инквизитор покинул Элетт, доехал до деревни под Тэ-Нором и остановился. Любезная женщина лет пятидесяти согласилась предоставить ему ночлег. Парень уже намеревался прилечь, когда явился староста и начал убеждать, мол, святой отец, избавьте людей от гарпии, и будете вознаграждены. На  деньги Альтвигу было плевать, а вот оставить без внимания просьбу он не смог. Выпытав, как ведет себя нечисть и где ее подождать, он забрался на крышу сарая, где хранились дрова, и вот уже третий час лицезрел кромешную темноту.
На небе не было ни Дайры, ни Шимры, ни хотя бы звезд. Все затянули тучи, и вниз срывались пушистые, холодные, хрупкие снежинки. От нечего делать инквизитор ловил их языком, пока не подавился и не перепугал кашлем половину деревенских собак. Животные вели себя так, как обычно ведут при нечисти — выли, скулили и прятались по будкам. Парня это полностью устраивало.
Время шло, гарпия не показывалась. Альтвиг заскучал и принялся водить пальцем по снегу, выводя узор, похожий на диаграмму Мрети. Изгнание. Высший уровень. Где обычный стихийник набрался таких знаний, не знал даже господин Виктор. Он явился через две недели после того, как менестрель сжег свои руки магией, и принес некий эликсир. Вроде бы, горский, но подобные инквизитору прежде не попадались. Сложный состав с явной примесью колдовства, он, впрочем, легко исправил ситуацию, и обожженные кости на глазах начали обрастать плотью. Альтвиг не был уверен, что Мреть получит обратно все свои прежние способности, однако радовался, что хотя бы внешне тот не изменится.
Он страшно расстроился, получив ответного вестника. Киямикира писал, что Рикартиат наконец-то пришел в себя — после трех с половиной недель жара, неподвижности и — порой — бреда. Альтвиг торчал в Алаторе до последнего, и вот пожалуйста — стоило отлучиться, как мерзкое ожидание кончилось.
Парень пришел к выводу, что ждать ненавидит. Альвадор и многие другие Боги вечно превозносят терпение. Инквизитор считал его добродетелью и тоже превозносил, пока как следует не испытал на себе.
Воздух раскололи вой и шелест крыльев. Темная тень рухнула с небес, с треском врезалась в участок крыши, где до этого сидел Альтвиг — тот мгновением раньше вскочил, неловко попятился и рухнул вниз. В сугроб. Рядом, словно щенок, залепетал матерый кобель.
Поднявшись и заметив, что гарпия готова снова напасть, инквизитор сотворил щит. Белый, мерцающий и легкий, он разогнал мрак и предоставил противникам возможность друг друга разглядеть.
Альтвиг был высоким, бледным и встрепанным. На его лице пламенел шрам, а в ладонях билось пламя светлого волшебства.
Гарпия была крупной, покрытой серыми перьями. Женская голова и грудь перетекали в птичьи крыла и лапы, увенчанные когтями. Те поблескивали в свете щита, и парень четко видел острия. Создавалось впечатление, будто тварь нарочно точила свои конечности. Но на деле она всего лишь не переступила порог зрелости — для этого нужно убить не двух человек, а полсотни. Инквизитор усмехнулся, вспомнив, что истории известна только одна гарпия, столь долго прожившая.
Он швырнул в нечисть излюбленные копья света. Гарпия легко увернулась, сорвалась в бреющий полет и нырнула за крышу дома старосты. Альтвиг выругался, побежал следом, на ходу закрывая нос шарфом.
На белом нетронутом снегу влажно блестели синие пятна. Яркая слюна гарпий безвредна, если попадает на кожу или одежду, но смертоносна, если ее вдохнуть. Мрачно вообразив свой труп и прибитую рядом табличку «Неудачник», инквизитор заглянул за угол — и зажмурился. Вылетевшая тварь стала биться о щит, надеясь проломить его весом. И визжала при этом на всю деревню, наверняка перебудив даже самых стойких жителей.
Альтвиг разбил истинную форму щита, превратив его в град осколков. Они воткнулись в грудь гарпии, пробили ее насквозь. Залитые кровью грани вышли из ее спины, сорвали несколько перьев с конвульсивно задергавшихся крыл. Парень рассеял волшебство, и нечисть упала в снег, продолжая последнюю в своей жизни пляску.
Под конец она посмотрела на Альтвига осмысленно. В серых с поволокой глазах вспыхнула боль:
— Ты тоже скоро умрешь.
— Главное, что не здесь и не так, — равнодушно произнес тот. Слова гарпии он всерьез не принял. Твари вроде нее любят пугать людей, и неважно, какими способами. При ближайшем рассмотрении их угрозы совсем ничего не стоят.
Дождавшись, пока труп перестанет дергаться, инквизитор вытащил из-за пояса длинный изогнутый кинжал и принялся вырезать крылья. Поддавались они плохо, под лезвием скрипели хрящи и связки. Парень потратил целый час на то, чтобы извлечь их, не повредив. Затем, довольно жмурясь, отправился в дом, где его встретила хозяйка. Седоволосая и низкая, она содрогнулась:
— Господин Нэльтеклет! Вижу, вы справились?
— Да, — согласился Альтвиг. — А теперь, с вашего позволения, пойду спать. День выдался тяжелый.
Женщина всплеснула руками:
— А как же ужин?
— Ну... — Инквизитор разрывался между двумя желаниями: не обижать ее и поскорее рухнуть в постель. — Хорошо, я повременю.
— Тогда проходите в кухню, — просияла хозяйка. — В бадье на печи есть теплая вода. Вымойте хорошенько руки.
— Сейчас.
Парень завернул трофеи в толстую ткань, специально выданную старостой, и лишь после этого начал искать бадью. Та стояла не на печи, а на полу около нее. Альтвиг умылся, с благодарностью принял полотенце и устроился за столом.
— Меня зовут Дита, святой отец, — сообщила женщина, ставя перед  ним тарелку с густой наваристой похлебкой.
— А меня — Альтвиг. Не обязательно «господин». Я не старше вас, и волшебство вовсе не делает меня особенным. Благодарю, — кивнул инквизитор, наблюдая за тем, как хозяйка нарезает хлеб. Это еще раз подтверждало, что селяне имеют связь с внешним миром и знают, что за традиции нынче ценятся при дворе.
Дита подхватила вторую миску и села напротив.
— Приятного аппетита, святой отец.
— И вам.
Первые десять минут они ели молча. Дита набросала в похлебку крошек. На лавке, свесив хвост, спала пятнистая, белая с черным и рыжим, кошка. Она открыла глаза, смерила людей тяжелым взглядом и уснула. Или притворилась, что спит.
— Знаете, — сказала хозяйка, закончив ужинать, — к нам однажды сам король приезжал. Мы сначала не поверили, думали — шутка. Он очень молод. Вы не...
— Нет, впервые слышу, — пожал плечами Альтвиг. — Я из Велиссии. Там о вашем короле ходят неприятные слухи.
— Все потому, что велиссцы заносчивые и вредные, — фыркнула Дита. И тут же испугалась: — Ой... извините! Вас я обидеть не хотела.
— Ничего страшного. Я не считаю своих земляков святыми. Рассказывайте дальше, пожалуйста. Для такой деревни, как ваша, прибытие Его Величества стало легендарным событием?
— Ага, — улыбнулась Дита. — Но сначала мы здорово опозорились. Хьюк, староста, заявил сопровождению короля, будто мы чужаков не принимаем. Велел убираться, обещал подать жалобу в Алатору. Тогда... вы, наверное, знаете оруженосца Его Величества — господина Инага? Он растолкал своих спутников, обругал Хьюка и предъявил нам Властелина Белобрежья. Ужасно милый ребенок, чуть младше вас. Моя дочка, вон, теперь мечтает попасть на столичный бальный сезон.
— Э-э-э... младше меня? — переспросил Альтвиг.
— Годков восемнадцать, — подтвердила Дита. — Красивый мальчик.
— Погодите. Ему не может быть восемнадцать. Вспомните осаду ЭнНорда, битву с дикарями под фортом Вольгера, госпожу Крагарру из Гильдии Печатей... король просто не успел бы все это натворить!
Женщина нахмурилась, вспоминая. И выдала:
— Я не уверена, что он — человек. 
— Бред собачий, — возразил парень. — Инфисты не берутся править. Эльфы живут лишь в собственных королевствах. Оборотней десять лет назад перебили. Стагла вы бы не назвали красивым. У наровертов и каратримов нет права наследования.
— Это все логично, — кивнула Дита. — Но все же...
Инквизитор понял, что спорить с ней бесполезно, и выразительно отставил пустую миску.
— Еще раз благодарю за ужин. Было очень вкусно. С вашего позволения, я пойду спать.
— Спокойной ночи, святой отец.
— Будьте благословенны.
Он не использовал инквизиторские фразы больше месяца, но забыть их еще не успел. Едва вошел в роль борца за веру — они вернулись и принялись слетать с языка. Вполне удачная, надо сказать, привычка — у отца Еннете не возникло никаких подозрений. К нему примчался все тот же хмурый, сердитый  и недовольный людьми Альтвиг. Получил запасное задание и уехал, наотрез отказавшись проходить через руны дважды. Лучше потратить лишнюю неделю, чем нестись по сломанному пространству. Человек, придумавший этот переход, наверняка был блаженным. И все еретики тоже слегка того, раз до сих пор пользуются подобной жутью.
В комнате, которую хозяйка отдала Альтвигу, горела свеча. В слабый круг света попадала кровать, деревянная табуретка и фигурки Богов. Последние, судя по всему, были вырезаны из осины, да еще и настоящим мастером. В них таилась мягкая сила, способная защитить как жителей дома, так и всю деревню вообще. Не удивительно, что гарпия избегала родственников Диты. Люди, отмеченные волшебством — именно волшебством, не магией, — для нее хуже яда.
Парень уснул, как только щека коснулась подушки. Закутаться в одеяло он не успел, а потому был заботливо укрыт хозяйкой, заглянувшей проверить, в порядке ли гость.

Утро выдалось совсем иное, нежели вечер и весь предыдущий день. На небе не было ни облачка, солнечные лучи били в холодный снег и слепили путников. Альтвиг, чувствуя, как сумку у луки седла оттягивают монеты, щурился и косился на случайных попутчиков. Те навязывались ненадолго — древний мужик с испещренным морщинами лицом свернул к Нижнелунью, девушка-травница умчалась в Тэ-Нор, а пожилой лекарь остался в придорожном селе. Альтвиг выспросил у него, когда будет следующее, и получил ответ — к ночи. Уже неплохо. Не придется спать в сугробе, согревая себя магией.
Ближе к полудню на дороге возникло черное пятно. Присмотревшись, инквизитор различил вороную кобылу и всадника в черном плаще. Отороченный мехом капюшон был накинут на голову.
Неизвестный направлялся либо в столицу, либо в Бартар — город знати. Он проехал мимо четырех развилок, уводящих к деревням, и последнюю тропу к Нижнелунью тоже презрел. Его лошадь шла неторопливо, с чувством собственного достоинства. Альтвиг заподозрил, что делит тракт с дворянином, и почувствовал себя неуютно.
Ближе к полудню он догнал странного путника. Догнал — и здорово испугался. Из-под капюшона выглядывало бледное, как смерть, лицо в обрамлении безупречно-белых волос. Яркие бирюзовые глаза смерили парня равнодушным взглядом и вернулись к созерцанию рощи. Тот ощутил себя мелким и незначительным, подверженным опасности и жалким. Натянул поводья, пропуская незнакомца вперед, и до позднего вечера держался далеко позади.
Когда начало темнеть, беловолосый тип привстал в стременах и внимательно огляделся. На мгновение Альтвиг подумал, будто он свернет в молодой лес, но эта надежда не оправдалась. Всадник снова сел, ударил кобылу в бок пяткой сапога, и та помчалась вперед, как ошпаренная. Исчезнув из виду, попутчик никуда не делся из мыслей инквизитора. Угроза, исходящая от него, была столь явной, что хотелось развернуться и по примеру травницы поехать в Тэ-Нор. Отдохнуть, выспаться, успокоиться... А Рикартиат подождет. Ничего страшного с ним не случится.
Чтобы перебороть это желание, Альтвиг приложил немало усилий. К счастью, скоро вдалеке показались домики. Среди них выделялся постоялый двор — красная вывеска, большие окна, конюшня. Там, хромая, таскал овес в корыто мальчишка-слуга. И боязливо косился на вороную лошадь, застывшую в стойле справа.
— Добрый вечер, — поздоровался инквизитор.
— Оставляйте животинку, дядя, — махнул рукой ребенок. — Я разберусь.
— Спасибо. — Парень бросил ему монетку. — А... э-э-э... хозяин вот этой кобылы... 
— В зале сидит. Ваш знакомый?
— Нет, — открестился Альтвиг. — Просто на тракте виделись.
На порог постоялого двора он поднимался со страхом. Необъяснимым, но сожравшим все остальные чувства. И первым делом убедился, что беловолосый попутчик спокойно сидит в углу. Запрокинув голову так, чтобы затылок касался бревен, он дремал. Из-под криво обрезанных прядей выглядывали острые уши, длинные и торчащие в стороны. Заметив их, инквизитор вздрогнул.
Не может быть! Эльф из Малахитовых Лесов, имея возможность нырнуть в портал-переход, путешествует верхом? Да бред же! Собачий бред! Остроухие слишком гордятся своей изящностью. Они не стали бы подвергать ее испытанию холодом, голодом и пустотой, где некому уставиться на прекрасного, мудрого, высокородного тра-ля-ля-эля.
Беловолосый, видно, уловил эти мысли, потому что проснулся. Хмуро посмотрел на Альтвига, покрутил пальцем — тонким, длинным, ухоженным, — у виска, и пренебрежительно уточнил:
— Ты блаженный?
— Э-э-э... нет, — с опозданием возмутился тот.
— Тогда чего тебе надо? Эльфов, что ли, не видел?
— За пределами Малахитовых Лесов — нет.
— Малахитовых Лесов? — незнакомец нахмурился. — А-а-а... ты о том местечке. Я не оттуда. 
— Прощу прощения?
— Мало того, что глупый, так еще и глухой, — расстроился путник. — Иди к черту. Я занят.
С этими словами он вновь запрокинул голову, сомкнул веки и сделал вид, что уснул. Альтвиг передернул плечами и отошел, устроившись за самым дальним столом. К нему тут же подскочил хозяин постоялого двора — жилистый, серьезный мужчина лет сорока. Он объяснил, как добраться до свободной комнаты, пообещал принести ужин и потребовал оплату вперед. Инквизитор отсчитал восемь медных монет, расставшись с ними без малейшего сожаления.
Когда он уже доедал картошку, беловолосый тип поднялся и шагнул к лестнице. Похоже, он ненавидел чужое внимание и ощущал его с той же легкостью, что и заставлял людей бояться. Настороженный взгляд Альтвига стал причиной резкого разворота и окрика:
— Хватит пялиться, человек!
Омерзения в его голосе было на целую бочку. Он стиснул кулаки и продолжил:
— Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге! С удовольствием! Поэтому будь добр — прояви уважение и перестань меня раздражать! Смотри на потолок, на пол, на стойку, а меня не трогай!
Альтвиг хотел сказать, что эльф разводит ссору на пустом месте, но выдавил из себя лишь:
— Извините.
— Извините! — повторил остроухий. — Да чтоб тебя собаки сожрали!
И, накинув капюшон, удалился.
Инквизитор удивленно моргнул. Он начинал думать, что изначальные попутчики — вроде травницы, — были не так уж плохи. А этот... господи, не терпеть же его до самой столицы! Надо встать пораньше и уехать поскорее. Пусть эльф наслаждается одиночеством. Возможно, с ним у него не будет разногласий.
Парень представил, как беловолосый ругается с пустотой. В любом другом случае он бы улыбнулся, но сейчас не смог. Что-то было в остроухом... что-то жуткое, отчего казалось, будто он и до Богов доползет, если они отдавят ему больную мозоль.
— Подозрительный юнец, правда? — спросил хозяин, принесший инквизитору молока.
— Юнец? — не понял тот.
— Ну, постоялец, с которым вы говорили. Он тоже сегодня приехал. Всем недоволен, всех гоняет, а ведет себя хуже моей тещи.
Альтвиг мрачно хохотнул. Неужели мужчина не видел глаз остроухого? Да, лицо у него юное. Но в бирюзовых, мерцающих радужках таится если не вечность, то пара тысячелетий точно. Пожалуй, будь парень на его месте, он бы тоже успел всех возненавидеть.
Поужинав, инквизитор поднялся в комнату. Забрался под одеяло, зевнул и застыл, пораженный воспоминанием.
Книга. Книга о сказаниях наровертов, где написано: «Среди жителей Хеанты бытует мнение, будто родовое имя им отдал Создатель. Нароверты с большим почтением называют его имя — Ретар, что в переводе со староприбрежного (Retthair) означает «Третий». И фраза, произнесенная остроухим: «Если бы не Ретар, я убил бы тебя еще в дороге!» Неужели он?.. Но как? Может, это имя — не такое уж и редкое? Мало ли, раз Создатель поделился родовым именем, то и обычным вполне мог. Даже несмотря на внушительный возраст эльфа, нет стоящих причин полагать, будто он знаком с кем-то настолько сильным.
Наутро Альтвиг забыл о подозрениях, но проснулся раньше попутчика. Торопливо поел, вскочил в седло и двинулся к Алаторе.
Ночью мороз отступил, и солнце планомерно убивало снег, заменяя его грязью и лужами. Парень расстегнул воротник, избавился от шарфа и принялся считать птиц. Ворон, чья большая стая летела с севера на восток. Хриплое карканье и шелест тысячи крыльев заполнили тишину. За ними инквизитор не сразу уловил топот копыт, сонные ругательства и фырканье вороной кобылы. А уловив и обернувшись, мысленно застонал — беловолосый эльф приблизился настолько, что стал различим тонкий шрам на его переносице.
— Анэ-на тоно Морьо, — сказал он.
— Прошу прощения?
— Анэ-на тоно Морьо, —  повторил беловолосый. —  Демоническое приветствие. Дословно — пусть тебе светит солнце.
— Полагаю, в то же время, что и сожрут собаки?
— Ага.
Альтвигу захотелось столкнуть остроухого  в сугроб. Усилием воли он сдержался и как можно спокойнее произнес:
— Вчера вы упоминали некого... кхм... друга. Можно мне узнать, кто он?
— Вампир, — пожал плечами эльф. — Рыжий такой. Увлекается поиском некромантов. Вечно носится по Бертаслю, Гро-Марне и Велиссии. Ничем особым не знаменит, вряд ли вы когда-то встречались.
Инквизитору вспомнился еще и сон, где были Альвадор и Аларна. Окончательно уверившись в своей правоте, он спросил:
— Надо полагать, что среди ваших друзей есть и Бог по имени Эйлин?
Всадник сощурился и лениво протянул:
— Парень, не доводи меня до греха. Подумай, каково бывает тем, кто сует нос в дела инквизиции. Несладко, правда? Так вот если ты влезешь в мои, тебе будет стократ хуже. Сначала я вскрою твою грудную клетку, — голос остроухого стал мечтательным, хрипловатым, — и переломаю все ребра. Потом составлю из них цветок — ты ведь ничего не имеешь против хризантем? — и воткну его в твой живот. Покручу, чтобы встал получше, и в серединке устрою твое сердце. По идее, выйдет красиво. Но не волнуйся — голову я оставлю. У тебя красивый цвет радужек. Меня окружают существа со светлыми, даже блеклыми, глазами, так что ты будешь исключением. Приятным.
На мгновение Альтвиг опешил. Но только на мгновение.
— Отец Еннете не позволит вам уйти безнаказанным. Он подвесит вас за ноги, головой вниз, к ветвям невысокого дерева, и распилит напополам.
К удивлению инквизитора, остроухий расхохотался.
— Меня... эта мелкая... сошка? — уточнил он сквозь смех.
— Невысокого же вы мнения о главе инквизиции, — холодно сказал парень. — Кто вы, чтобы позволять себе такое?
— Профессиональный убийца, — улыбнулся тот. — Меня зовут Тиль. Карсаниэль Летт Тиль Картэнаэдсса.
— А меня...
— Я в курсе, — перебил остроухий. — Альтвиг Нэльтеклет. Приятно познакомиться.
Он протянул руку. Инквизитор с опаской ее пожал. Тонкая ладонь обжигала холодом даже сквозь рукавицы. Парень купил их за полцены еще в Шатлене, у безутешной торговки, чей муж лишился шатра и большей части дорогих тканей.
— Куда вы направляетесь? — полюбопытствовал Альтвиг.
— В Бартар.
— Зачем?
— Убить одного воришку, — с равнодушием камня ответил Тиль. — У него отсутствует чувство меры. Один мой влиятельный друг считает, что он пожил достаточно, и золота ему хватит. Это уже не просто жадность, а драконья болезнь.
— Если погода не испортится, вы приедете на место уже сегодня, — обрадовал его парень. — Убьете вора. Получите награду...
— Нет, — возразил остроухий.
— Что нет?
— Не получу. Я убиваю не ради денег.
— А ради чего? — растерялся Альтвиг.
— Ради творчества. Сейчас я, например, думаю, как именно обставить смерть жертвы. Никто не должен заподозрить... заказчика.
— Он какой-нибудь влиятельный жук?
— О да, — поморщился Тиль. — Влиятельней некуда. И высокое положение не идет ему на пользу. Этот, как ты выразился, жук ведет себя, словно ребенок. Избалованный и наглый. Если бы он был молод — я бы понял, но... — он махнул рукой.
Инквизитор направил кобылу в обход холма, размышляя над словами спутника. Выходило, что среди дворян Белых Берегов есть кто-то из бессмертных или, по крайней мере, долгоживущих рас. Кто? Кому, разрази его молния, может помогать Тиль? С ним сложно разговаривать, сложно находиться рядом. Резкий перепад настроения откровенно пугает. В один момент остроухий зол, в другой — доброжелателен... а что будет в третий? Он отрежет парню голову, подвесит ее на ветку и спокойно уедет?
Альтвиг всерьез прикидывал, не задержаться ли ему в следующей деревне, когда заметил впереди еще одного всадника. Тот выехал из-за поворота, где тракт огибал очередной холм, и натянул поводья. Пегий жеребец покорно остановился, стукнул копытом о снег.
— Наконец-то, — произнес Тиль.
— Это ваш знакомый?
— Это, — остроухий подстегнул кобылу, — мой друг.
— Велика разница, — пожал плечами парень. Его лошадь тоже перешла на иноходь, будто не хотела отпускать сородича.
Друг эльфа был высок и держался очень ровно. Гордую осанку не скрывали ни куртка, ни накинутый поверх плащ. Рыжие волосы обрамляли худое лицо с аккуратными, тонкими чертами. Льдисто-голубые глаза пестрели трещинами. Белые ломаные линии рассекали радужки, со всех сторон стекаясь к зрачкам.
Тиль впервые за два дня по-доброму улыбнулся:
— Привет, Ретар.
— Привет, Снежок, — отозвался всадник. Голос у него был мягкий. — Ты нашел себе попутчика?
— Он сам нашелся. Едет в Алатору, — пояснил эльф. — Как там ситуация?
— Нормально. Без изменений. Еще чуть-чуть, и можно начинать. Утром приходил Ал, сообщил, что в Эльской империи подготовка завершена.
Они так легко беседовали, что Альтвиг не сразу решился задать вопрос.
— Скажите, господин... э-э-э...
— Нароверт, — подсказал Тиль.
— Господин Нароверт... что вы делали в форте Шатлен полтора месяца назад?
— Молодец, — серьезно сказал Ретар. — Наблюдательность — важная черта. А что я делал... да просто гулял. Зимой я люблю ходить по улицам. Все белое, чистое. Неузнаваемое. Жаль, что скоро она закончится.
— Было бы о чем жалеть, — возмутился остроухий. — Весна и лето здесь ничем не хуже. Осенью, правда, мокро, но тучи меня радуют. 
Рыжий пожал плечами:
— А по мне, так плохо получилось. Но давайте трогаться. Ночью будет мороз, и я хочу встретить его в Бартаре, а не посреди тракта. Господин Нэльтеклет, вы не желаете посетить город знати? Там самый роскошный храм Альвадора на Белых Берегах. Подобного нет ни в Велиссии, ни в Гро-Марне, ни тем более в Айл-Миноре. Я даже оплачу вам ночлег.
— Прошу прощения, — повинился Альтвиг, — но я вынужден отказать. В Алаторе меня ждет друг. Он для меня важнее храма.
Губы Ретара дрогнули. Улыбка вышла кривой, больше похожей на гримасу боли, но инквизитор успел сосчитать клыки. Десять штук, четыре на нижней и шесть на верхней челюсти.
— Вы вампир. — Парень не спрашивал. Утверждал.
— Вампир, — согласился рыжий. — Это что-то меняет?
— Нет, — признал тот. — Все расы между собой равны. Но я слышал о вас нечто любопытное. И ваши мысли по поводу времен года натолкнули меня на вывод, что услышанное было правдой.
— И о чем же речь?
Невозмутимый тон едва не сбил Альтвига с толку.
— Вы — Создатель Врат Верности, — сказал он.
— Возможно. — В голосе Ретара явно прозвучали тоскливые, глухие ноты. Тиль покосился на него с опаской. — И что теперь? Ты будешь обвинять меня во всех своих бедах, называть тварью и вопить, будто мир несправедлив, я жесток, а жизнь не имеет смысла?
— Э-э-э... — растерялся инквизитор. — Вообще-то нет. Ничего такого я не имел в виду. Просто хотел узнать, зачем миру Боги, если есть вы.
Вампир удивился:
— Правда?
— Конечно, — все еще растерянно кивнул Альтвиг. — Лично я к вам нейтрален. В Святой Книге написано: «Любой, кто дает своему творению выбор, перед нами чист».
В голубых глазах появились красные огоньки. Они бились на границе между белками и цветом, придавая вампиру сходство с болотной нежитью.
— Спасибо, — произнес он. — Ты...
— Я храмовник, — покачал головой парень. — И я считаю, что обвинять вас глупо.
Еще Альтвиг считал, что вот так запросто говорить с Создателем — это из ряда вон выходящее событие. Но не волновался. И дураком себя тоже не чувствовал. Ретар Нароверт выглядел, как обычный вампир, а с обычными вампирами надо быть вежливым, равнодушным и твердым.
 — Расскажите о Богах, пожалуйста, — попросил он.
 Рыжий вздохнул. Помолчал.
 — Миру они нужны, — выдал он наконец. — Нужны, как покровители, как источник силы и как те, к кому можно обратиться, когда больше никого нет. Вокруг нас, — Ретар широким жестом обвел поля, дорогу и дома на западе, — бесконечно много одиноких существ. Тех, кого отвергли, кого не приняли и кто сам ушел прочь. Каждый из них нуждается в Богах. Некоторые говорят, будто самое главное божество — это природа, и чтят ее. Другие верят в Аларну — ведь она олицетворяет смерть. Единственное, что ждет — и что обязательно будет — у каждого. А если не брать покровительство в расчет, — Ретар почесал затылок, — то из тени вылезает сила. Людям, инфистам и оборотням нужна сила, и, чтобы ее получить, они обращаются к небу.
 — Но оборотней уже давно перебили, — возразил Альтвиг.
 — Нет, — огорошил его вампир. — Врата Верности велики. Помимо кусков суши, нанесенных на карту, есть еще много неизведанных. Хотя, например, в Загорье картографы приходили. Им стоило больших усилий пересечь Туманную Гряду, но награда оказалась мощной. Замталеорнет, Шеальта, Дератрикс... это царства, где нет ни одного человека. Ни единого. И там все устроено мудрее, удивительнее и забавнее, чем в более известных местах. Да, — кивнул он. — Белые Берега уступают Загорью. Тебе еще что-то любопытно?
Инквизитор немного подумал.
 — Пожалуй, нет. Благодарю вас.
 Он обменялся рукопожатиями с вампиром и беловолосым убийцей. До поворота на Бартар оставалось всего ничего. Ребята, видевшие, как рождается мир, вновь подстегнули лошадей и умчались. Парень еще долго следил за рыжей макушкой, которая стремительно удалялась, пока не стала едва различимым пятном.
 А спустя еще три часа впереди возникли черные стены и дозорные башни Алаторы, столицы Белых Берегов. И Альтвиг задался целью поглазеть на белобрежного короля — очень юного... внешне.