Как любили 200 лет назад

        Нередко безответная любовь может привести к депрессивным расстройствам, даже к самоубийству.
        Из энциклопедии.

Писано было так, черным по белому:
«Его Христианнейшее Величество отступается от всех былых притязаний на Новую Шотландию, Акадию и любую их часть и обязуется передать их, со всеми зависимыми от них территориями, королю Великобритании. Далее, Его Христианнейшее Величество уступает Его вышепоименованному Британскому Величеству все права на Канаду со всеми зависимыми территориями, а также остров Кейп-Бретон и все остальные острова и береговые линии залива и реки Св. Лаврентия, и, в общем и целом, все, что находится на указанных территориях, землях, островах и побережьях с их подданными, угодьями, владеньями и законными правами, достигнутыми по договору или без оного, которые Христианнейший Король и корона Франции доселе имел над вышеуказанными странами, землями, островами, поселениями, берегами и их обитателями; таким образом, Христианнейший Король передает и вручает все это вышеупомянутому Королю и короне Великобритании... без ограничений и без прав отступать от данного обязательства под любым предлогом и нарушать покой Великобритании в вышеупомянутых владениях. Со своей стороны, Его Британское Величество согласен разрешить обитателям Канады католическое вероисповедание».

Парижский мирный договор 1763 года, параграф IV. Один из многих печальных документов в истории Франции и самый унизительный в истории Квебека. «Христианнейший король» Людовик XV, проиграв в Семилетней войне, отдал Георгу III огромные территории Канады в обмен на сахарные плантации Гваделупы. Квебек же с его снегами, пустынями и медведями Луи Возлюбленному был неинтересен.
Оценим хитрость англичан. Вроде бы красивый и милостивый жест – сохранить право католиков на свою веру; но и верный расчет на то, что католические священники лучше всех удержат французов в покорности и нищете. Не упустили и возможности поглумиться: оставили французской короне крошечные островки Сен-Пьер и Микелон с правом местных жителей ловить рыбу у берегов Ньюфаундленда (до сих пор канадцы могут посетить Францию, отплыв от берега двадцать километров).
Великая империя на глазах превращалась в третьестепенную страну, отягощенную предательством по отношению к своим заокеанским подданным. Потомки «дочек короля» проглотили горькое оскорбление, но не забыли его.
Да и не только Канада с Новой Шотландией: по тому же договору Людовик сдал долину Огайо и все земли на восточном берегу Миссисипи за исключением (ненадолго) Нового Орлеана. Но всего через несколько лет у США начнется своя история, которая в итоге сделает и англичан, и французов равноценными американцами. А вот канадские французы так и остались при британской короне – гражданами второго сорта. С правом молиться, но без права занимать значительные должности. Без короля и без героя.

Без прав человек еще может как-то жить. Без героя, на которого можно было бы уповать и равняться – никак. Поэтому через какое-то время у франкоканадцев герой появился. Несмотря на то, что ноги его не бывало в Квебеке, несмотря на то, что он оказался разбит и повержен.
Наполеон Бонапарт стал для квебекцев символом сопротивления Англии. По выражению канадского сенатора Сержа Жуайаля, «Наполеон - это ДНК франко-канадской культуры». И неправы окажутся те, кто вместо Наполеона назовут, скажем, марихуану.
В Квебеке после смерти императора его имя стало самым популярным для новорожденных мальчиков. Девочек же чуть не поголовно называли Жозефинами.
Первый премьер-министр Восточной Канады Луи-Ипполит Лафонтен умышленно подражал Наполеону и в поведении, и во внешности. Он усвоил привычку засовывать руку за борт пальто и, гуляя по улицам Парижа, не раз бывал принят за Наполеона – хотя самого императора давно уже не было на свете.
Премьер-министр Квебека Оноре Мерсье написал 60-страничный трактат о том, как Наполеон страдал в плену у англичан. Образ Наполеона страдающего сыграл важную роль в росте самосознания квебекских националистов – хотя сам император железной рукой расправлялся с сепаратистами Корсики.
Премьер-министр Канады Пьер Трюдо в самые напряженные моменты, требовавшие немедленного решения, вопрошал в парламенте: «Что бы Наполеон сделал на нашем месте?» – хотя Наполеон на своем месте потерял всё и закончил жизнь в плену.
Некоторые положения «наполеоновского кодекса» до сих пор определяют судопроизводство в Квебеке – хотя в остальной Канаде он не практикуется.
Как видим, в поведении франко-канадцев сложилась определенная тенденция: они видели в Наполеоне воплощение французской воли к победе и знать ничего не хотели о его неудачах и поражениях.
А ведь если бы Наполеон был повнимательнее к своим заокеанским братьям, его поход в Россию мог закончиться не так позорно.

Вливаясь в новое общество, иммигрантам следует усваивать нравы местного населения: что-то перенять, что-то принять, а остальное – хотя бы понять. Предположу, что франко-канадцы и выходцы из СССР никогда не сойдутся по двум вопросам: чья сборная по хоккею сыграла лучше в 1972 году и в оценке личности Наполеона.
Мы знаем, что Отечественная война 1812 года создала русский патриотизм. А там еще и Лев Толстой. Для французов же это всего лишь «русская кампания», о которой лучше вовсе не вспоминать.
У русских испокон были другие эмоции. Наполеона в России не любил никто.
В 1808 году Наполеон посватался к великой княжне Екатерине Павловне, сестре императора Александра I. Ему отказали. Впоследствии Екатерина стала королевой Вюртембергской.
Но Наполеон был упрям как корсиканский мул. Через два года он совершил второй заход, на этот раз к младшей сестре Анне Павловне; и снова получил вежливый, но твердый отказ. Анне Павловне было на роду написано стать королевой Нидерландов.
Опечаленный Наполеон тут же посватался к Марии-Луизе Австрийской. Та капризничать не стала и согласилась. Так в истории создавались альянсы империй. Не вышло породниться с Романовыми – получилось с Габсбургами. Таким образом, война с Россией стала чем-то вроде вендетты по-корсикански.
Интересно, что в беседе со своим московским послом Арманом де Коленкуром император уронит замечательную фразу: «Нас поссорил австрийский брак. Император Александр рассердился на меня за то, что я не женился на его сестре».
В этом, мне кажется, весь его характер.

Но даже переходя границу во главе чудовищной армии, Наполеон отчего-то был уверен, что вот теперь-то Россия его оценит и полюбит. Он вел себя как пылкий, но недалекий кавалер с югов, который не понимает слова «нет» и в подтверждение своих достоинств показывает, что может согнуть пятак.
Расчет Наполеона состоял в том, что через пару проигранных сражений Александр подпишет с ним мир, после чего все обнимутся и пойдут пить чай. «Я иду в Москву и в одно или два сражения всё кончу». «Заняв Москву, я поражу её в сердце».
Русский царь был намного прозорливее. Тот же Коленкур в своих мемуарах «Поход Наполеона в Россию» вспоминает его слова:

«Если император Наполеон начнет против меня войну, – сказал мне Александр, – то возможно и даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение, но это еще не даст ему мира... Мы не пойдем на риск. За нас – необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию... Можно даже принудить своего победителя принять мир. ... Я не обнажу шпагу первым, но я вложу ее в ножны не иначе, как последним... Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима.»

Как видим, предсказание Александра сбылось в буквальной точности. Наполеон рассчитывал, что русский царь скорее подпишет унизительный мир, чем сдаст «сердце России» врагу. Александр же еще до всякой войны указывал, что взятие Москвы обернулось бы поражением для нападающих. А фельдмаршал Кутузов и вовсе одним мановением руки отдал Москву на пожар и разграбление, сохраняя тем самым боеспособную армию. Без сантиментов.
Так жестоко Наполеон еще не просчитывался. Это оскорбление было посильнее прочих:
«Я бы желал поступить с вашим городом так, как я поступал с Веной и Берлином, которые и поныне не разрушены; но россияне, оставивши сей город почти пустым, сделали беспримерное дело. Они сами хотели предать пламени свою столицу и, чтобы причинить мне временное зло, разрушили созидание многих веков... Я никогда подобным образом не воевал. Воины мои умеют сражаться, но не жгут...» (сообщение генерала Тутолмина Александру I, 7 сентября 1812 г.)
Когда Наполеон понял, что ему окончательно отказали в любви, он – не теряя своего оперного стиля – метнулся в буран и вьюгу.
И вот здесь ему мог бы пригодиться опыт канадских французов, которых он не спросил, собираясь расправиться с Россией за пару месяцев. Как зимовать под открытым небом? Как найти пищу там, где ее никто не предлагает? Как построить походное укрепление на 30-градусном морозе? Как одеться, чтобы не превратиться в сосульку? На чём продвигаться по глубокому снегу без дорог? Как защищаться от враждебных туземцев? Чем поддерживать бодрость и силу духа?
Канадцы знали ответы на эти вопросы, но Наполеон с ними не советовался. Он предпочитал твердить: «В политике никогда не надо отступать, никогда не надо возвращаться назад, нельзя сознаваться в своей ошибке, потому что от этого теряется уважение, и если уж ошибся, то надо настаивать на своем, потому что это придаёт правоту!»
Воля ваша, но.... не зря ему отказали Екатерина и Анна.