Под нашими ногами Глава 14

Когда приходит ночь, Роберт уходит в гостиную, где его ждет разложенный диван. Я переодеваюсь в домашнюю майку и ложусь под одеяло, но вся моя кровать пахнет им. Мне приходится специально уткнуться лицом в подушку, но это не дает мне уснуть. Я знаю, что он лежит на диване и тоже думает обо мне. Он постоянно думает о чем-то, хотя никогда не говорит, о чем. Но сейчас он думал обо мне.

Какое-то время я пыталась заснуть, но ко мне в голову все приходили отрывки наших разговоров – я воспроизводила их в своей голове снова и снова, не до конца понимая, зачем именно делаю это. Я больше не чувствовала каких-либо запахов, привыкнув к ним, но сон все равно не приходил. Мне было странно осознавать, что Роберт находился совсем близко – всего лишь на этаж ниже, всего лишь в нескольких метрах, за несколькими стенами.
В момент, когда я поняла, что больше не могу лежать здесь, терпя поедание собственными мыслями, я встала с кровати, и, бросив взгляд на электронные часы на столе, показывающие половину третьего ночи, даже не удивилась. Я чувствовала каждую проходящую минуту, как будто ночь никогда не закончится. На мне была длинная мамина футболка, не достающая даже до колен, но я даже не стала одеваться. Не дыша, я бесшумно вышла из комнаты, и, не услышав никаких признаков движения в доме, подошла к лестнице.
Пока я спускалась, боясь в темноте наступить мимо какой-то ступеньки и упасть, то почему-то нервничала, хотя и не понимала, почему. В моей голове было много мыслей, но мне не хотелось думать о чем-то – я и так потратила на это чуть ли не половину ночи.
Когда до конца лестницы оставалось всего несколько ступеней, я, не издавая ни малейшего шороха, едва не испытала остановку сердца, увидев перед собой чью-то фигуру. Роберт чуть не столкнулся со мной, и, выглядя более чем испуганно, отскочил назад, издав звук, напоминающий что-то среднее между тихим свистом или громким «оох».
– Я просто искал туалет, – пробормотал он, но я шепотом перебила его:
– Это я, Роб.
– Черт возьми, Антия, я чуть не умер! – Прошипел он. – Почему ты не спишь?
– Бессонница. А ты?
– То же самое.
Я почти не видела его лица, хотя мне так хотелось увидеть эти глаза в темноте. Он будто прочитал мои мысли, так как в следующий момент прошептал:
– Черт, я не вижу тебя.
Отойдя чуть дальше в темную гостиную, где у стены стоял обеденный стол и стулья вокруг него, я на ощупь нашла на стене выключатель от настенного светильника и нажала его. Комнату озарил маленький бледно-желтый огонек. Я увидела силуэт Роберта, стоящего в футболке и джинсах у лестницы. По степени его приближения я видела все больше черт его лица, и вот всего через мгновение я видела его глаза прямо перед собой. Мы вместе сидели на стуле, освещенные бледным светом. Мы просто сидели рядом, не отпуская друг друга и не думая о том, что прямо сейчас должны спать в разных комнатах; мы не думали и о том, что ночь эта могла закончиться, что всего через несколько часов свет этой никчемной лампы даже не будет нужен, чтобы видеть друг друга.
Бывали мгновения, когда мы просто смотрели друг на друга – я была чуть выше, сидя на его ноге – и мне казалось, что в этих холодных глазах можно было запросто утонуть – просто медленно уйти на дно. Когда моя голова лежала на его плече, я видела, как проваливалась в холодные воды океана – тело сковывает холод, а я просто опускаюсь на дно; нет ничего, чего стоило бы бояться, ничего, в чем стоило бы сомневаться. Я даже не задыхалась – я просто не дышала. Мне не нужен был воздух, чтобы жить в этой воде – мне всего лишь нужно было опуститься еще глубже. И еще…
Я видела, как вода высоко над моей головой покрывается пленкой льда, и понимала, что больше не выплыву отсюда. Поэтому я просто закрывала глаза, чувствуя, что внутри меня всего лишь одно чувство, одно-единственное. Не страшно быть глупым, когда ты влюблен; не страшно быть безумным, когда ты влюблен; не страшно быть безрассудным или даже несчастным, когда ты влюблен. Ничего не страшно, когда ты влюблен, когда ты по-настоящему влюблен.
Я смотрела на Роберта, понимая, что что-то сумасшедшее происходит вокруг, но плевать – я никогда не выплыву из этого, никогда даже не попытаюсь. Я впервые в жизни чувствовала подобное, но мне не хотелось думать об этом. Все было хорошо.

На следующее утро я чувствовала себя необычайно странно, хотя и не понимала, почему. Наверное, потому, что, во-первых, я проснулась почти в 12, хотя со мной такого почти никогда не бывает. Когда я спустилась, Роберт сидел за столом – все в тех же джинсах и футболке, хотя выглядел он слегка потрепанным – волосы торчат, а лицо сонное и слегка отрешенное. В момент, когда я оказалась в гостиной, он как раз тер глаза, но, стоило ему увидеть меня, как взгляд его прояснился, хотя лицо все еще приобретало не совсем бодрое выражение.
– Доброе утро, – сказала я.
Не знаю, как, но мой голос прозвучал с какой-то странной интонацией – он как будто содержал в себе скрытый подтекст, разгадать который было под силу лишь нам двоим. Когда я смотрела на него в то утро, я все еще видела лицо Роберта в свете бледной лампы прямо перед собой. Воспоминания об этой ночи сейчас казались мне нереальными, как будто все это происходило вовсе не со мной; мне вдруг захотелось вернуться обратно – вернуться и никогда больше не покидать то место, то время, то состояние.
Говоря ему «доброе утро», я как будто снова вернулась туда – как будто снова обхватила ладонями его лицо, как будто снова видела все в замедленной съемке, как будто мое тело не было моим.
Роберт уже было открыл рот, чтобы ответить мне, но мамин голос, прозвучавший раньше, чем она сама зашла в комнату, перебил его:
– Неужели ты проснулась?
Ее сарказм был совсем не в тему, но мне пришлось сделать вид, что я ничего не заметила – я подарила ей самую искреннюю улыбку из всех, что могла. Во мне все еще было беспокойство, что мама могла провести аналогию между сонным Робертом и моим поздним пробуждением, что подвигло бы ее на посторонние мысли, к которым никто из присутствующих в этой комнате готов не был.
– Бессонница. – Пояснила я.
Я украдкой посмотрела на Роберта и попыталась сохранить невинное выражение лица, даже когда его губы предательски изогнулись в улыбке. Я все смотрела на него, сидящего на стуле, и думала о том, как много для меня теперь значит та несчастная долларовая купюра, так удачно выпавшая из его кармана в один пасмурный осенний день.

Последующие дни проходили для меня в настоящем экстазе – и я уверена, что не могу назвать это чувство как-то иначе.
Просыпаясь по утрам, я одевалась, и, не успевая даже поесть, несмотря на восклицания мамы, убегала из дома. Я не могла оставаться дома ни секунды, чувствуя что-то совершенно необычное.
Рождественские каникулы подошли к концу, поэтому мы с Робертом снова стали проводить вместе чуть меньше времени. Результаты моей учебы словно вернули меня с небес на землю, хоть и не до конца, – я понимала, что должна вернуться к учебе и попытаться изменить что-то. Мысли о моем будущем и о том, что я намеревалась делать после школы, приводили меня в чувство, заставляя снова прикладывать усилия. Через пару недель усердной учебы я почти не чувствовала себя усталой, даже научившись читать параграфы в присутствии Роберта. Порой мы оба зарывались в учебники, не разговаривая, – наша потребность быть рядом не жаловалась на отсутствие разговоров или зрительного контакта. И, тем более, не жаловались мы с Робертом.
Зима постепенно шла на спад, с каждым днем давая надежду на вновь сухой асфальт, теплое солнце и прекрасную весеннюю погоду. Я была рада, что зима заканчивалась, ведь, несмотря на то, с каким рвением я ежегодно ожидала ее прихода, иногда вполне хватает и пары недель, чтобы полностью насладиться ею и снова желать теплой и приятной погоды. С наступлением весны я чувствовала себя так, словно вместе с природой что-то изменилось и во мне, хотя, возможно, так оно и было.
Одним весенним днем, придя после учебы на территорию школы Роберта, я остановилась в тени дерева, игнорируя взгляды окружающих, – неудивительно, что после того случая с дракой я стала почти так же известна в его школе, как и сам Роберт. Однако это мало волновало меня – на моем лице не было синяков и ссадин, а ведь именно это желал увидеть каждый старшеклассник, проходивший мимо меня и вглядываясь так, словно я была без одежды. Простояв на месте около десяти минут, я наконец заметила его – Роберт стоял рядом с незнакомым мне парнем, который, судя по всему, был явно чем-то недоволен. Даже с такого расстояния я видела, что Роберт смеялся, после чего шутливо оттолкнул своего собеседника. Несколько человек вокруг них обернулось, с явным интересом наблюдая за происходящим. Незнакомый парень попытался схватить Роберта за воротник ветровки, однако тот ловко увернулся, после чего, обхватив ладонями макушку парня, резким движением сбил его с ног. Возможно, это могло закончиться очередной дракой, если бы Роберт не ушел оттуда, все еще посмеиваясь. На его плече болтался рюкзак, а ветер трепал волосы. Его худая длинная фигура приближалась ко мне, и, хотя девушки оборачивались на него, Роберт словно не обращал ни на кого внимания. Я вышла из тени дерева и сделала пару шагов ему навстречу, жмурясь от яркого солнца.
– Не знал, что ты придешь, – сказал он вместо приветствия, улыбаясь.
Я ничего не ответила, после чего мы ушли с территории школы, выйдя на узкую асфальтированную дорогу обычной улицы.
– Снова неприятности? – Поинтересовалась я.
– Неприятности? Ты о том парне?
Я кивнула.
– Ерунда, – Роберт снова улыбнулся. – Этот придурок охотится на меня уже вторую неделю – его девушка сказала, что ночевала у меня в Рождественскую ночь.
– Почему? – Я удивленно посмотрела на него.
– Без понятия, – он снова улыбнулся так, словно только что выиграл в лотерею. – Но ее парень уже сотню раз обещал надрать мне задницу у всех на виду, представляешь?
– С трудом, – теперь и я улыбнулась.
Пока мы шли, я чувствовала, как теплое солнце согревало кожу, так что хотелось снять ветровку. Все вокруг пахло весной, а ветер был почти незаметен.
– Я кое-что нарисовал вчера, – сказал вдруг Роберт. – Хочешь посмотреть?
– Спрашиваешь? – Ответила я вопросом на вопрос, после чего все-таки сняла ветровку, завязав ее на талии. Роберт взял меня за руку.
Когда мы оказались у него дома, Роберт достал из ящика лист бумаги, на котором я увидела наброски обычным карандашом в виде обычной пустой дороги, посреди которой росло дерево. Было видно, что рисунок еще не был готов.
– Это пустыня? – Предположила я.
– Возможно, – ответил Роберт задумчиво. – В любом случае, это только набросок. Я хотел закончить ее сегодня.
Он отошел к столу, и, вынув из стакана карандаш и ластик, положил лист на пол, сев перед ним на коленях. Я заметила, что Роберт держал карандаш в левой руке, хотя я никогда даже не задумывалась о том, какой рукой он пишет.
Какое-то время я наблюдала за тем, как он рисовал, отметив про себя, что процесс рисования – один из самых красивых вещей на планете. Было странно видеть, как эти руки, которые неоднократно избивали кого-то, теперь производили изящные и аккуратные движения, внося в рисунок новые штрихи. Я заметила, что он нарисовал в небе над деревом круглый объект, который я почему-то сразу приняла за солнце.
– Это дневной пейзаж?
– Да, – ответил Роберт. – Как считаешь?
– Должна быть ночь, – сказала я.
Роберт оторвался от рисунка, посмотрев на меня.
– Ты так думаешь?
Я пожала плечами.
– Представь, как много звезд может поместиться на небе, если ты пожелаешь. Представь, как красиво было бы стоять под этим деревом и смотреть на них. Или лежать, понимаешь? Ночью все выглядит красивее.
Пару мгновений он продолжал смотреть на меня, пока не улыбнулся.
– Тогда это будет луной.
Он помолчал, снова склонившись над рисунком.
– Ладно?
– Ладно, – ответила я. – Только не забудь звезды.
Роберт снова улыбнулся, на этот раз не глядя на меня.