Радикальная история

18 ФЕВРАЛЯ 2012 ГОДА профессор Калифорнийского колледжа искусств Дэвид Гиссен направил в парижскую мэрию нижеследующую петицию:
«Директору отдела парижского архитектурного наследия, мсье Жаку Монтью.
Тема: Воссоздание Вандомской насыпи.
В мае 1871 года участники Парижской коммуны проголосовали за разрушение Вандомской колонны – монументального символа непобедимости наполеоновской военной мощи. Готовясь к этому, коммунары соорудили напротив колонны насыпь из сена, песка и обломков городских развалин. Такая насыпь должна была защитить окна и стены окрестных домов от сотрясения, которое вызвало бы низвержение колонны.
После восстановления Колонны в 1873 году различные общественные группы ратовали за повторный снос. Мы же добиваемся не новых разрушений, а ещё одной реконструкции, которая дополнила бы Колонну. Мы, нижеподписавшиеся, просим восстановления Вандомской насыпи в честь политических и революционных событий 1871 года. Эта насыпь символизировала бы не только революцию и разрушения, но и тогдашнюю заботу коммунаров о сохранности города, о его будущем. Насыпь необходимо восстановить».
Вот тут бы надо разобраться.

ВАНДОМСКАЯ ПЛОЩАДЬ, раскинувшись в центре Парижа, символизирует собой превратности французской истории. И не только французской.
До августа 1792 года там красовался памятник Людовику Четырнадцатому. Ещё недавно робкие перед живыми королями, парижане с революционным пылом отыгрались на бронзовом истукане. Памятник снесли. Впрочем, тех людей можно понять: для них он не был ни произведением искусства, ни исторической ценностью. Просто ещё один безмолвный символ угнетения, который не желали больше видеть.
Но не прошло и двадцати лет, как на том же месте под ликование нового поколения появился новый памятник – огромный и претенциозный. Отлитый целиком из переплавленных австрийских и русских пушек, добытых под Аустерлицем, он действительно символизировал собой «непобедимость наполеоновской военной мощи», тогда казавшейся несокрушимой. Глядя на этот фаллический столб, довольные парижане преисполнялись патриотизма и духовности: «мы показали всей Европе» – понятно, что.
Снизу вверх, по спирали, колонну опоясывали барельефы числом более 400, изображая многообразные ратные подвиги; а на самый её верх, по образцу колонны римского императора Траяна, водрузили статую самого Наполеона, в римской тоге и с лавровым венцом на голове. Траян, при котором Римская империя разрослась до неслыханных размеров (и чей полный титул, между прочим, звучал как «Император Цезарь, Сын Божественного Нервы, Нерва Траян Лучший Август Германский Дакийский Парфянский, Великий Понтифик, наделён властью народного трибуна 21 раз, Император 13 раз, Консул 6 раз, Отец Отечества») не мог не восхищать Наполеона – и, судя по всему, «маленький капрал» двигался по жизни в том же направлении. Доживи он до старости, быть бы ему и римским папой, и Отцом Народов. Однако заносчивый корсиканец не учёл одного важного нюанса: будь Траян хоть тысячу раз император при жизни, его место на вершине колонны давно занимал апостол Пётр.

ВЕНЦЕНОСНЫЙ НАПОЛЕОН красовался на верху Вандомской колонны и того меньше. Как только из «Отца Отечества» он превратился в побеждённого военачальника, оскорблённые в патриотических чувствах горожане потребовали его статую убрать (кто-то ведь лез туда, рисковал жизнью, сбрасывал). В 1814 году на вершине колонны уже развевался королевский флаг с лилиями, и сердца парижан трепетали от радости вместе с ним.
Однако интрига французской истории не оставила бедную колонну в покое. Революция 1830 года свергла последнего Бурбона, Карла X, и возвела на трон более сговорчивого Луи-Филиппа Орлеанского. Луи-Филипп, который любил, чтобы его называли «королём-гражданином», получил корону в результате не совсем легитимных манипуляций и спешил понравиться народу. В 1833 году он заказал у модного парижского скульптора Шарля-Эмиля Сёрра новую статую Наполеона: вместо античного венца и римской тоги, Сёрр одел императора в мундир и сюртук, на голову ему нахлобучил знаменитую боевую двууголку, а в руку сунул подзорную трубу – видимо, чтобы не торчал там без дела, а обзирал окрестности. Такая фигура не слишком сочеталась с концепцией «римского столпа»: назидательная ассоциация с Траяном улетучилась, а человек с трубой стал похож на флюгер. Ему оставалось бы ещё только вертеться по ветру – такую аллегорию для Франции одобрил бы сам Лафонтен.
В 1863 году, словно сердцем чуя недоброе, последний французский монарх Наполеон III заменил ценную скульптуру на копию. И ведь как в воду глядел, хоть и ссылался вслух на вредоносность дождя и ветра.

МЫ ПОДХОДИМ к «чёрному дню» для Вандомской колонны: к 18 мая 1871 года.
Парижская Коммуна, в которой решения принимали далеко не самые образованные и дальновидные люди, всерьёз озаботилась политической вредностью колонны – и согласимся в том, что вертикальная эстетика императора Траяна плохо сочеталась с горизонтально-нивелирующим идейным курсом на равенство и братство. Эпоха мраморных и цельнометаллических столбов уходила в прошлое (впрочем, им на смену, пока ещё неведомо для всех, рождалась Эйфелева башня). Наполеон, одиноко замерзавший в небесах, и вправду казался анахронизмом. Но, чтобы вызвать бурное одобрение народа, мало было просто демонтировать императора. Нужно было хорошее шоу, широкий жест, большой «бум». И выходило: надо валить всю колонну.
Образец раннего революционного «двоемыслия» – чтобы совершить варварский акт, оправдаем его «борьбой с варварством и грубой силой».
Итак, из песка, соломы, мусора и, заметим, изрядного количества конского навоза соорудили огромную насыпь, чтобы амортизировать удар. Это была, по сути, ещё одна публичная гильотина, но не для человека – для целой эпохи. (Хотя по нынешним временам это было жалкой полумерой и, если уж рассуждать серьёзно, коммунарам следовало взорвать и Нотр-Дам, и Лувр. Сталин впоследствии поступал именно так.)
Но в тот день свалилась лишь Вандомская колонна. И не было видно предела народному счастью.
Парижской Коммуне оставалось заседать всего лишь десять дней...
И всего-то через четыре года Колонна, к новому ликованию парижан и словно в насмешку над классовой борьбой, вновь утвердилась на Вандомской площади. Более того: отныне её венчала точная копия «Наполеона первоначального», в тоге и с венцом на голове. Может быть, Колонне зачлись перенесённые неудобства: с тех пор её никто не трогал.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ теоретик и критик городской архитектуры Дэвид Гиссен преподнёс остроумную идею: а давайте восстановим и насыпь? Пусть будет памятник не только Наполеону, но и разрушительной силе 1871 года! Почему бы и нет?..
Провокативный проект так и называется: «Вандомская насыпь». Вот в чем тут, по замыслу автора, дело:
«Проект Вандомской насыпи (2012) являет собой радикальную реконструкцию горы мусора, сложенной парижскими коммунарами пред Вандомской колонной... Мы надеемся восстановить эту насыпь к 2015 году.
Термин «радикальная реконструкция» происходит из понятия о радикальной истории – а именно, истории радикальных политических движений в обществе. Радикальная реконструкция соотносится с этой традицией, но, идя дальше, содействует пробуждению радикального исторического мышления при помощи городских архитектурных реконструкций».
Что ж, и вправду интересная мысль. Каждому бронзовому, мраморному и гипсовому истукану полезно чувствовать мусорную гору позади себя. Ни один нацлидер не застрахован от падения на спину, так что – будьте готовы, ваше величество!

Но мне почему-то кажется, что именно в Париже проекта не поддержат.
Хорошая реконструкция должна быть полностью аутентичной. Вряд ли серьезный реконструктор-радикал удовольствуется полумерами из папье-маше. Потребуется баснословное количество конского навоза, который во дни Комунны буквально валялся на дороге. Где его взять теперь, и насколько парижские санитарные службы придут от этого плана в восторг?
Здесь нам могут возразить, что жизнелюбивые иммигранты из жарких стран уже нанесли Парижу больше ущерба, чем вся боевая конница Чингис-хана. Что изменит еще одна большая куча?.. Но с одним радикальным архитектором из Америки сладить всё-таки проще, чем с радикальными сынами аллаха. По крайней мере, с ним можно потолковать по душам и даже найти компромисс, посоветовав другие страны и адреса.