Осторожно, злая собака!

 
     Господи, помоги мне быть таким человеком, за какого меня принимает моя собака…
                Януш Леон Вишневский

Ивана, ныне сотрудника частного охранного предприятия, всю жизнь хвалили и ставили в пример другим. Еще в школе учителя говорили, что он, хоть звезд с неба и не хватает, зато какой послушный мальчик. Затем в армии – только благодарности. И на заводе, где трудился фрезеровщиком, он был в числе лучших рабочих. Когда же родное предприятие прекратило существование, не выдержав натиска рыночной стихии, Иван стал лучшим охранником ЧОПа. Его директор, бывший начальник районного отдела МВД, полковник в отставке, любил повторять, что доверяет ему, как самому себе и что такие, как Иван, с виду скромные и неприметные, поднимают репутацию его фирме.
Так же обстояло дело и дома. Тёща, извечный враг зятьёв, не могла на него нарадоваться и всем хвасталась, какой он у неё замечательный – не пьёт, не курит, зарплату всю домой приносит, по сторонам не смотрит.
Вот и сегодня суровый директор вызвал его к себе и, дружески улыбаясь, сказал:
– Как лучшему охраннику, решил доверить тебе ответственный пост. На стройке. Там и зарплата повыше. Не сомневаюсь, что справишься. Ну, а инструктаж пройдёшь на месте, у прораба.
Иван никогда не спорил с руководством и уже через полчаса был на новом месте. Прораб, немолодой сухопарый мужчина, провёл его по строящемуся объекту, показал всё, на чём следовало заострить внимание, и напоследок предупредил:
– Да, собака у нас очень злая. Но ты не обращай на неё внимание и близко к будке не подходи. А то некоторые орать начинают и камни в неё кидать. Не могут понять, что ещё больше её раззадоривают.
 Это восточно-европейская овчарка, признаёт только меня. Но по выходным, когда меня нет, её придётся кормить. Вот в этом тазу сваришь ей рожки с костями. Таз поставишь поодаль и подвинешь к ней вон той длинной палкой. Чтобы она тебя не достала. Всё понял?
– Справлюсь, – коротко, но без тени сомнения ответил охранник.
Вид у собаки и в самом деле был грозный, и поначалу она облаяла нового человека, встав на дыбы из-за натянутой до предела цепи. Похоже, прорабу было некогда заниматься ей, потому что выглядела она весьма неухоженный, со свалявшейся шерстью, на которую налипли пожухшие листья и ещё какой-то мусор.
Наступила суббота. Сварив в тазу еду и дав ей остынуть, Иван подошёл к овчарке. Та сначала замерла, почуяв желанный запах, но стоило охраннику взять в руки палку, разразилась таким бешенным лаем, что её слюна разлеталась во все стороны, а цепь, казалось, вот-вот оборвётся. Невзирая на явные признаки голода, собака в запале перевернула таз, и весь наваристый бульон быстро ушёл в песчаную почву.
– Ну вот, себе же сделала хуже! – сказал вслух Иван, обидевшись на такое неблагодарное отношение.
Однако не прошло и месяца, как собака перестала лаять на нового охранника. То ли от того, что он, привыкший дотошно выполнять любую работу, клал больше костей в приготовляемую пищу, то ли потому, что мягче к ней относился в сравнении с другими охранниками… А вскоре отпала нужда прибегать и к помощи палки. Овчарка молча смотрела на приближающегося Ивана, не проявляя никаких признаков агрессии, и спокойно принималась за еду.
Как-то в выходной прораб заехал на стройку, когда охранник как раз кормил собаку.
– Она что, принимает пищу из твоих рук?! – подивился он.
– Да. Привыкла, наверное…
– Такого тут ещё не было! Других охранников она ни в какую не признаёт. Ты, видать, собаковод? Держишь собаку?
– Да нет. У меня только кошки всегда жили.
– А-а, ну понятно! Значит, любишь животных. Они это чувствуют.
Похвала прораба распёрла Ивана. Ему, привыкшему к ним с самого детства, почему-то особенно приятно было получить славословия от совершенно постороннего человека. 
Ещё через некоторое время овчарка при появлении Ивана стала дружески вилять хвостом. Даже когда он просто прохаживался по территории. Когда же он шёл её кормить, к этому добавлялся своеобразный танец: она нетерпеливо перебирала лапами и раскланивалась, миролюбиво повизгивая. Иван сначала с опаской, а потом совершенно спокойно стал гладить её по голове. Собаке это нравилось, и она дружелюбно смотрела в глаза охранника, позабыв напрочь прошлую агрессию. Особенно по душе ей было, когда охранник с ней разговаривал: «Ну что, псина? Скучаешь, говоришь? Да, тебе не позавидуешь, и погулять не водят, и не моют, и пообщаться не с кем».    
Как-то раз, наклонившись, чтобы поставить таз с пищей возле собаки, Иван выронил сотовый телефон. Тот, ударившись о перегородку, отлетел к самой её будке. Охранник полез за телефоном и вдруг попал в крепкие объятия. Овчарка обняла его передними лапами за шею и стала облизывать ему лицо. При этом она беспрестанно скулила, а в глазах выступили слезы. Взгляд же выражал такую любовь, такую преданность и вместе с тем такую тоску, одиночество и отчаяние, что мужчине стало не по себе.
Только сейчас он впервые задумался о том, как живётся этой несчастной, от которой все шарахаются, видя в ней пугало. Ведь это не жизнь, а самая настоящая тюрьма: тесная будка, несколько квадратных метров земли и тяжёлая цепь. Да одна и та же скудная пища – тюремная баланда. И больше – ничего.
Её положение даже хуже, чем у заключённых. Тем хотя бы есть с кем пообщаться. Их каждый день выводят на прогулку. Им иногда приходят письма и посылки от близких людей. А самое главное – они живут надеждой, что их заключение закончится, и они обретут свободу.
Бедная же овчарка всего этого лишена. И за что ей такая участь, за какие преступления?!
Люди таких условий не выдерживают и накладывают на себя руки. А у неё и такой возможности нет.
Иван понял, что сейчас из души собаки вырвалось всё то, что накопилось за время её заключения. Что никакая она не злая. Что всего-то ей нужно в жизни две вещи – любовь и нормальные условия. Поэтому он не посмел сразу оттолкнуть несчастную, позволил излить душу и терпел резкий запах свалявшейся шерсти, никогда не знавшей ни воды, ни мыла.
Он понял и то, что единственным благородным поступком для него было бы забрать её к себе домой.
«Но куда я возьму её в двухкомнатную квартиру? – возразил он сам себе. – А жена что скажет? Семейного конфликта не избежать. Вот кошка – это совсем другое дело. Она маленькая, чистоплотная, и хлопот с ней никаких».
Однако в глубине души охранник догадывался, что есть куда более веская причина не брать собаку. Догадывался, да не хотел в этом себе признаться. «Не смогу я ответить ей взаимностью, – думала глубина его души, – нет во мне такой любви – большой, чистой, настоящей, просто огромной, всепобеждающей, безоглядной, бесконечной… Как я буду смотреть ей каждый день в глаза, видеть в них эту сумасшедшую любовь и сознавать, что мне до такого, как до Луны?!»
Собака совсем забыла про еду и, похоже, готова была пробыть в объятиях до самой смерти. Но человека эта сцена стала тяготить. Он к такому оказался совсем не готов. «Уж лучше бы ты лаяла на меня, как прежде», – подумал он, а вслух сказал:
– Извини, подруга!
Затем освободился от собачьих объятий и, стыдливо опустив глаза, поплёлся восвояси.