Конечная. Мне выходить. из серии Математика любви

Он, что называется, положил на нее глаз сразу же, как только вошел в вагон местной электрички на одной заштатной станции, близ  большого промышленного города в 197…году морозным мартовским утром. Она расположилась у окна на боковом месте, лицом ко входу. Перед ней лежала раскрытая книжка небольшого формата, как потом оказалось – томик стихов Пушкина издания аж 1937 года, к столетию со дня гибели поэта. В то время наша страна считалась самой читающей, что объяснялось, скорей всего, дефицитом других видов развлечений. У него самого в объемистом портфеле с документами и дорожными принадлежностями всегда лежал портативный томик рассказов Чехова или же стихи любимых поэтов.
Её руки лежали на столике, а сама она сидела очень прямо, держа спину строго по вертикали.  «Вырабатывает осанку»,-мелькнуло у него в голове. Уж очень старательно она выдерживала позу, что показалось ему несколько неестественно.
Их взгляды на секунду встретились, и этого было достаточно, чтобы заметить мелькнувший в ее глазах интерес. Он пристроился неподалеку, не теряя ее из виду.
Она выделялась из разношерстной многочисленной вагонной  публики всем: одеждой, выдержанной в серо-зеленых со стальным оттенком тонах, прической, осанкой, и конечно, лицом. Ему сразу же вспомнились строчки Некрасова о том, что есть женщины в русских селеньях с спокойною важностью лиц и так далее по тексту. Именно такого типа женщина и предстала перед ним. Лицо с очень правильными чертами отдалённо напоминали популярную у нас в те годы итальянскую звезду Софи Лорен притягивало глаз. Скорее шатенка, чем блондинка,  большими серыми глазами с едва заметной голубизной по краям зрачков. Светлая чистая кожа уже была тронута скупым мартовским загаром. Никаких следов косметики, только крупные, сочные губы слегка оттенены помадой с проступающей золотинкой. Лицо этой женщины и весь ее облик как бы таили в себе нерастраченную силу, энергетику. Это, по-видимому, и называется обаянием. Невозможно оторваться.
Да он и не старался отвести от нее глаза. Наоборот - откровенно любовался. Еще бы! В такой глуши – такое явление.
Она сразу заметила повышенный интерес к себе этого стремительно вошедшего в вагон, не очень рослого, но очень собранного молодого мужчины с открытым,  доброжелательным лицом. Поначалу она все отводила взгляд и даже делала сердитое лицо и вроде злилась. Но он - то видел, что ей приятно такое пристальное внимание к её особе. К тридцати годам глаз у него был намётан.
Она была довольно крупная. Особенно ему понравилась ее посадка. Ноги в добротных кожаных сапожках  не умещались под столиком, и она очень эффектно и правильно выставила их немного в проход. Круглые чаши колен, туго обтянутые  цветными в косую серо-зеленую клетку гольфами, притягивали взгляд. И, как он успел заметить, не только его одного.
Чувствовалось, что эта женщина знает себе цену и умеет представить свои достоинства. Он сразу это заметил и оценил. Здесь прослеживалась порода и твёрдое знание правила о том, что мужчина любит глазами.
Он упорно ловил ее взгляд. И, заметив улыбку, тронувшую ее крупные, сочные губы, решительно встал и направился в ее сторону. Как ему тогда показалось – судьбе навстречу.
- Прошу прощения, мадам, за мою наглость. Я не  спросил вашего разрешения восхищаться вами, - и пристально посмотрел в ее широко распахнутые, ясные и чистые глаза, которые она не опустила.
Немного  засмущавшись, что было видно на выступившей краске на ее и без того не бледных щеках, она, как бы равнодушно ответила:
-Восхищайтесь, если вам так надо, - и демонстративно уставилась в книжку.
- Как же я буду Вами восхищаться, если вы прячете от меня  ваше восхитительное лицо? И особенно глаза. Глаза в глаза и не иначе.
Такого напора она явно не ожидала и несколько растерялась. Но быстро оправившись, неожиданно резко сказала.
-А Вы еще и нахал ко всему!
- Я не нахал, мадам. Я упорный в достижении намеченной цели.
-И какая же Ваша цель?- ей явно понравилась эта игра.
- По - моему, тут и без объяснений ясно. Бесконечно вами восхищаться. Меня восхищает в вас всё. И особенно, когда Вы злитесь.Ваше лицо становится еще красивее. А злость ведь она взаправдашняя,согласитесь.
Краска медленно сходила с ее лица, и оно становилось еще более привлекательно.
-Некогда восхищаться. Конечная. Мне выходить, - и резко встала.
И опять он уловил едва заметную неестественность в ее осанке.
Пропустив ее вперед, он отметил, что они почти одного роста. Она чуть-чуть уступала. Это обстоятельство по вполне определенным причинам его успокоило.
Поезд замедлял ход, и когда остановился двери открылись, он ловко спрыгнул на перрон и, дождавшись, когда она стала сходить, подал ей руку. Она руки не отвела и, оперевшись на нее, сошла и встала рядом:
-Ну и что дальше?
- А дальше будет больше и лучше. Я буду вас сопровождать и продолжать  восхищаться вами в надежде, что вы не отвергнете меня. А для начала давайте познакомимся, - и назвал свое имя.
-Людмила, - Легко и просто ответила она. - Ну что ж, сопровождайте и восхищайтесь. Я позволяю.
«Ещё бы ты не позволила!»-подумал он про себя.
Людмила вкратце рассказала свою историю приезда в этот город,  из которой следовало, что она по профессии педагог-логопед, и работает в каком то населенном пункте, где есть школа-интернат для детей с дефектами речи. Из своего родного города на Урале она уехала в силу сложившихся семейных обстоятельств. Такая казенная формулировка очень часто встречалась в личных делах советских граждан. А сейчас ей надо оформить необходимые документы в управлении образования.
Они доехали на трамвае до места, легко договорились встретиться в 16 часов здесь же и разошлись каждый по  делам.
Он заканчивал сельхозакадемию в том же городе, откуда приехала Людмила. Здесь проходил преддипломную  практику, и мотался по всей округе, собирая материал для дипломной работы. По теме районирования масличных культур в условиях рискованного земледелия.
К  15 часам он закончил свои дела, и наскоро перекусив в какой-то забегаловке,  прибыл на место встречи. Вскоре появилась Людмила. Хороший знак. На предложение пойти в ресторан она охотно согласилась.
Настроение было великолепное. Легко находились нужные слова и ненавязчивые остроты., на которые Людмила адекватно реагировала. Всё шло по намеченному плану. Но зародившаяся еще в вагоне, какая-то смутная догадка, нет-нет да  и появлялась в его сознании, как бы сама собой. Он гнал от себя непрошенные  мысли  и старался не особенно приглядываться к ее походке.  Именно в походке, в какой то едва уловимой особенности  фигуры и скрывалась причина этой загадки.
В ресторане она долго ( подозрительно долго!) пробыла в дамской комнате, но это было списано на чисто женские штучки. Появилась во всей красе. Аккуратная, ухоженная. Деловой костюм из тонкой шерсти серо-зеленых приглушенных тонов очень выгодно подчёркивал женственность её фигуры. Светло-русые, с лёгким налетом меди густые волосы были гладко зачесаны назад и уложены на затылке тяжёлым причудливым узлом, скреплённым какой-то массивной перламутровой скобой. По-прежнему   никаких излишеств в косметике, украшений и прочей мишуры.
«Да! Эта женщина разбирается в колбасных обрезках. Какой вкус!»- подумал он с восхищением. Он любовался, он восхищался и наслаждался. И не скрывал этого. Женщина - мечта. Редкая удача.
Он не был суперменом в классическом варианте. Рост, косая сажень в плечах, улыбка в тридцать три зуба  и прочие атрибуты - это не про него. У него был свой шарм. Он умел разговаривать содержательно и непринужденно, вставляя своевременные и далеко не плоские остроты и шутки. В его речи не было никаких признаков вульгарности и распущенности. Лишь чувство меры и такта во всём.
В ресторане он мог предложить даме право выбора  и не ужимался в расходах и щедрости души. Ничего искусственного и напускного. Твёрдо помня, что женщина любит ушами, умело пользовался этим надёжным правилом. И всё срабатывало на 100 %.
Она оказалась умной, начитанной особой. Легко ориентировалась в разговоре о книгах и кино. В то время у нас уже вовсю издавались классики зарубежной литературы – Хемингуэй, Драйзер, Ремарк, Золя, Бальзак.
С ней было легко и свободно. И это подкупало. Хотя предательская догадка нет-нет да нежданно-негаданно и всплывала в его сознании. Но он  упорно гнал эти черные мысли. Уж так ему было хорошо с этой женщиной…
Время не заметно приблизилось к ночи. Оказалось, что ей негде было остановиться. А с гостиницами в нашем необъятном государстве  в то время была всегда  напряжёнка.  И это на фоне гигантских строек коммунизма во имя и на благо человека, где пускались на ветер колоссальные материальные ресурсы, а человеку элементарно было негде переночевать в незнакомом городе. Вот они, гримасы времени. Времени, о котором так трогательно хлопочут и ностальгируют наши престарелые патриоты из пресловутой КПРФ.
Он с радостью бы устроил Людмилу в приличную гостиницу, где бы они могли продолжить так прекрасно начавшийся вечер. Средства ему позволяли. Он умел зарабатывать традиционным студенческим способом – погрузка-разгрузка. Но, увы, всё, что он мог ей предложить, -это поехать с ним в его деревянный (чуть не сказал –барак) отель в райцентре, где он проживал. Она охотно согласилась.
Ехали на той самой электричке, на которой прибыли сюда утром. Отыскали тот самый вагон, почти пустой. Сели напротив друг друга, и он до самого места читал ей стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, выбирая специально самое-самое из любовной лирики.
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным,
Безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змеёй,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда склоняяся на долгие моленья,
Ты предаешься мне без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле-
И делишь, наконец, мой пламень поневоле!
Пока он читал из есенинских персидских мотивов, она еще крепилась и внимательно слушала, хотя её прекрасные глаза в пол-лица и наполнялись слезами. Но когда он с придыханием начал:
Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне…  Людмила не выдержала и разрыдалась. Благо, ехать уже было некуда, и они вышли в морозную ночь.
Никаких,  даже малейших поползновений склонить Людмилу к  интиму он не предпринимал. Он умел выдерживать паузу и никогда не форсировал события. Всему должно быть своё время, плод должен созреть. Это было в его правилах настоящего мужчины.
Она легко и непринужденно устроилась на свободной  кровати с какими- то курсистками.
На следующее утро он проводил ее на электричку. Договорились о встрече в ближайшие выходные уже на ее территории.
По независящим от него причинам он смог осуществить поездку только почти через две недели, в погожий субботний день, прихватив с собой бутылку бренди и каких то фруктов. Легко отыскав жилище Людмилы, он увидел приземистое деревянное строение из бруса, явно казенного типа. Оно как бы утонуло в наметенных за зиму сугробах.  Дело было в конце марта.
У входа его встретила молоденькая, востроглазая девчушка и  с нескрываемым любопытством разглядывала его, пока он наводил у нее справки, как ему отыскать такую- то и такую-то.  Потом, хмыкнув себе под нос, скрылась в утробе этого гигантского деревянного монстра. Неподалеку стояло   двухэтажное здание такого же типа.  Вскоре в проеме показалось сияющее лицо Людмилы. Глянув на него снизу вверх, он как -то разочарованно  протянула:
- Ах это Вы...
И улыбка сошла с ее лица. Под ложечкой предательски засосало. Он понял, что здесь ждали, но не его, и как - то даже расстроился. Она быстро справилась с ситуацией и пригласила его в квартиру.
Он понимал, что не вправе требовать от нее каких либо авансов. Что его задача - завоевать сердце этой женщины, не выходившей из головы все прошедшее время с первой встречи. Но внутри что-то как то надтреснуло и он уже не мог справиться с  нарастающим  липким чувством  ревности и,  как ему казалось, незаслуженной обиды. Целый калейдоскоп противоречивых мыслей, пронёсся у него в голове, пока он шёл до её квартиры. Была даже мысль развернуться и уйти.
Она заметила это и призналась, что там, дома, у нее остался муж.  Что не порядочный человек, и она уехала от него в надежде начать новую жизнь, буквально с чистого листа. «Картинный красавец» было сказано с такой иронией, что в правдивости её монолога никаких сомнений возникнуть не могло.
Постепенно буря у него в душе улеглась, и он взял себя в руки. Инцидент, казалось, был исчерпан.
Людмила приложила немало усилий, чтобы сгладить последствия своей невольной опрометчивости  при встрече. Приготовила баньку, снабдив его парой превосходного  белья  (откуда бы?).
 А вечером организовала романтический вечер в соседнем с квартирой помещении, служившей комнатой отдыха для персонала. При этом проявила себя умелой и хлебосольной хозяйкой.
На низеньком столике, покрытом белоснежной скатертью, в яркой деревянной посудине красовались один к одному в первозданной свежести соленые рыжики. Миска отварной картошки исходила паром. Традиционная селёдочка с лучком и солёные огурчики ждали своей очереди. Все было выдержано в деревенском стиле с изысканной простотой. Ничего лишнего. Его запасы тоже оказались кстати.
Здание было учебным корпусом школы-интерната, и в это время в нём никого не было. Устроились в глубоких креслах – вечер начался.
В углу мерцал зеленым огоньком большой радиоприемник. Из него лилась модная в то время так называемая легкая музыка. Настольная лампа под зелёным абажуром создавала уютную атмосферу, располагающую к откровенному разговору и отдыху.
Разлили в махонькие стопочки.  Чокнулись. Пригубили.  Он отлично понимал, что пить ему много нельзя. Надо держать марку.  Он это умел. Это ведь не с друзьями в студенческой общаге или на природе.
Она вкратце рассказала историю приезда сюда, причина которого уже была известна. Отец - генерал-майор в отставке(вот откуда серо-зеленые тона в её одежде). Мать работает военврачом. Дала подробные координаты, узнав, что он из того же города.
 Он предложил выпить на брудершафт. Она охотно согласилась, но с кресла не встала, что им не осталось не замеченным. Пришлось приспосабливаться. На ней было свободное длинное платье типа вечернего с низко открытой грудью. Волосы очень эффектно ложились на плечи. Никаких украшений. Когда их руки сплелись, его обдало волной такого аромата, какого он не ощущал никогда. Трудно описать словами. Это надо почувствовать, пережить. Запах волос с лёгкой примесью тонких, волнующих кровь духов. Какого-то необъяснимого тепла. Гремучая смесь.
Они выпили, и их губы слились.  С трудом оторвавшись, он стал опускаться на колени, покрывая поцелуями её лицо, шею, грудь. Ниже, ниже. И когда плотно прижался к животу, явственно почувствовал щелчок в правое ухо.
Он отпрянул и остолбенел. Его обдало жаром. Вот она… Разгадка. Она беременна. Под ее сердцем ребенок. Чужой ребенок. Это было настолько неожиданно, что произвело эффект разорвавшейся бомбы. У него всё перевернулось.
Она привлекла его голову к себе и как  безумная стала целовать его лицо, шею. Потом схватила за руки и стала неистово целовать их.
А он как окаменел. Необъяснимо. Умом он понимал, что никакой ее вины перед ним нет.  Что она свободная женщина, и ее право выбора никто не отнимет. Что женщин такого класса надо принимать вместе с их прошлым. Но разве можно приказать сердцу? Все рухнуло в один миг. Ничего поделать с собой он уже не мог. Очарование улетучилось, как дым. Не зря говорят, что нужно сначала сильно очароваться, чтобы потом почувствовать всю глубину и безысходность  разочарования. И это произошло. Здесь и сейчас.
Обессилив, она упала в кресло.  Долго молчали, глядя друг на друга. У него не было к ней абсолютно никаких чувств, и он не мог заставить себя даже приблизиться к ней.
Она что-то говорила, что готова с ним ехать куда угодно, что ребенка возьмут ее родители, еще относительно не старые и сильные люди. Что этот вариант с ними уже обсуждался. И еще что-то.
Он слушал, не перебивая. Ему было искренне жаль эту очаровательную женщину, с такой глубиной и силой раскрывшуюся перед ним. Но его сердце окаменело. И это, кстати, случилось с ним уже не в первый раз, и он понимал, что ничего вернуть уже не сможет. Вот она - его натура. Вот  он -характер. Это дается один раз и навсегда. Вот она – математика любви. У неё свои алгоритмы, и она живёт по своим, не зависящим от нашей воли и сознания законам.
Прошло около десяти лет с того памятного вечера. Как-то по служебным делам он оказался в её городе. По сохранившимся данным отыскал номер телефона её родителей. Позвонил из автомата. Ответил глубокий женский голос, но не её. Он узнал бы его из тысячи голосов. Сверив данные, он напрямую спросил о судьбе Людмилы. Это была ее мама.  Она ответила, что Людмила рассказывала о том случае  во всех подробностях и помнит его до сих пор. С мужем они сошлись. Живут в другом городе. Живётся ей по-прежнему трудно.  На его вопрос, кто родился у Людмилы, ответила, что родился сын. Как назвали?  Она несколько помедлила и назвала имя.  У него перехватило дыхание.  Это было его имя.
Он сказал, что помнил ее все эти годы и будет помнить, наверное, до конца своих дней. В трубке всхлипнули. Потом грустный голос сказал, что надо было доводить дело до конца, а не поддаваться сиюминутным эмоциям. Людмила была готова ко всему.
Помолчали.  Поблагодарив за разговор и откровенность. Он попрощался и повесил трубку.
Так эта удивительная женщина ушла из его жизни и теперь уже окончательно и навсегда.