Пролог

Глубокое ночное небо пронзали, рассыпаясь разноцветными фонтанами, фейерверки. В свете ночных фонарей здания старых кварталов Лейнанты, столицы Королевства Миеррии, казались особенно величественными и романтичными, будто несущими в себе романтику прошедших времен. Почтенные стены из желтого камня, зеленые ставни окон, изумрудная черепица куполов на крыше, тяжелые деревянные двери, изящные перила балконов – все это будто впитало дух сентиментальности и романтики, какую сейчас можно найти лишь в старых романах. Темную воду в каналах, то и дело отражавшую цветные сполохи, неспешно рассекали гондолы. Поджарый, мускулистый гондольер в одной лишь матроске и черных брюках лениво отталкивался веслом от водной глади канала, любуясь на парочку влюбленных. Красивый юноша обнимал милую девушку с огненно-рыжими волосами, что-то шептал ей на ушко, одной рукой поглаживая ее щеку, а в другой держа фарфоровую маску. Но рыжеволосая красавица не смотрела на своего возлюбленного, все внимание ее янтарных глаз было приковано к человеку, одиноко стоявшим, опершись на перила огромной белоснежной яхты. Его лицо было скрыто маской, богато украшенной позолотой и перьями экзотических птиц с планет Крайней Периферии. Его пиджак из бордового бархата, брюки, рубашка с золотыми запонками и галстук-бабочка воплощали собой идеальное сочетание роскоши и эстетства. Ветер развевал волосы незнакомца, казавшиеся в тусклом свете фонарей не то русыми, не то каштановыми. Юноша, заметив, что все внимание его возлюбленной обращено на человека в маске, заволновался и сказал что-то гондольеру. А незнакомец отвернулся, теперь все его внимание заняла пантомима, разыгранная на носу палубы. Один из актеров, одетый в черное трико и носящий странную маску с лишь тремя прорезями – две для глаз и одна для рта, извивался, показывая страдания героя, почти неестественно сгибался, показывая боль героя, падал и хватался за голову руками, показывая, что герой сломлен, что герою не хватает сил, чтобы идти дальше. А второй лицедей, носящий грязный холщовый балахон и угрожающую маску-клюв, лишь угрюмо кивал. Зрителей они собирали немного – всего четверо юношей в богатых одеяниях сидели на принесенных из бара стульях и смотрели на разыгранное действо. Вскоре лицедей в трико последний раз упал на колени, воздев руки к небу, и, упал, неестественно изогнувшись, изображая смерть героя в забвении и бесчестии. Второй актер зловеще склонился над ним и задрал клюв к небу, раскрыв полы своего балахона. Лицедей в трико поднялся и отвесил низкий, до колен, поклон. Его товарищ в клювастой маске явно неохотно кивнул. Юноши вяло похлопали актерам и разошлись. Человек в маске тоже отвернулся, больше заинтересованный далекими огнями карнавала. «Маска-маска, я вас знаю, Данте Ланцани» – раздался за его спиной скрипучий приглушенный голос. Дорогая маска тут же легким движением руки была снята с лица и выброшена в темные воды канала. В тусклом свете фонарей было хорошо видно лицо человека, чье имя только что перестало быть тайной, его изящные черты, маленький, курносый нос, чуть припухлые по-детски щеки и слегка выдающийся вперед подбородок. Юноша, на вид, не более чем восемнадцати лет от роду, аккуратно поправил упавший на глаз каштановый локон и надел очки в тонкой стальной оправе.
- Ладно, вы меня узнали. Интересно. Судя по вашим маскам, это Инзанская школа пантомимы. Дзанни-Мученик, традиционно одетый в черное трико и носящий белую маску и Дзанни-Палач, символизирующий безысходность и неотвратимость Рока, с костюмом, позаимствованным у чумных докторов Эры Феодалов. А вот где Дзанни-Насмешник? Обычно эта школа без него не обходится – произнес он мягким, чуть с хрипотцой, голосом.
- А юный сударь знаком с высоким искусством пантомимы! – восторженно воскликнул Дзанни-Мученик.
- Да, собственно, к вашему вопросу, где Насмешник. Где-где, в… ой, извините, занесло. Эти пантомимы ставятся без него. Он лишь оттеняет страдания героя и, в целом, не нужен. Рудимент, так сказать, сродни массовке в обычных театрах – проскрипел Дзанни-Палач.
- А как называется ваша пантомима? Несмотря не несколько избитый сюжет, пластика героев довольно оригинальна – сказал Данте.
- Избитый… Много он в сюжете понимает… Впрочем, по сравнению с грядущей постановкой эта действительно избита. У вас, кстати, главная роль – продолжил Дзанни-Палач.
- Главная роль? И каков сюжет? – недоуменно сказал Данте.
- Сюжет, сюжет… Если вы хотите сюжета, то посмотрите фильм или скачайте с ГалаСети аудиокнигу. Пантомиму же смотрят из-за персонажей, чтобы оценить, насколько точно актер передал чувства героя – недовольно проскрипел Дзанни-Палач.
- Возможно – кивнул Данте.
- Итак, вот он, главный герой. Его терзают сомнения, смутные чувства бурлят в нем, как в котле. Он мечется, все норовит свернуть с пути, заблудиться, потеряться в темном лесу – зловеще загрохотал Дзанни-Палач.
- О, истинно, лучше бы ему оставаться на месте! – воскликнул Дзанни-Мученик.
- А вот его ближайший друг, что из друга легко может стать врагом. Вонзит он нож в спину, да – продолжил человек в клювастой маске.
- Не стоит обманываться в нем! Он честен и благороден! – вскрикнул второй лицедей.
- А вот юная девушка, что несет раздор и смерть. Околдовать может она, пленить иллюзиями, плетя паутину интриг – произнес Дзанни-Палач.
- И все ж, пред героем, слаба она! – в который раз надрывался Дзанни-Мученик, схватившись за голову.
- А вот воин свободы, воин, каковых редко встретишь в наше время – голос Палача становился все громче.
- Но борется он за небытие! – всхлипнул Мученик.
- А вот интриган, приближенный власть держащего. Расчетлив и хитер он.
- Змею, змею…
Дзанни-Мученик взвизгнул. Лицедей в клювастой маске отдавил ему ногу. «Тсс, тише в зале. Начинается первый акт» - прошипел он. Ночную тишину, нарушаемую лишь далекой музыкой карнавала и мерными звуками прибоя, разорвал звонкий хлопок, с которым разогнанная электромагнитными рейками пуля вылетает из ствола. После пары секунд гробового молчания, будто все ночные шумы испугались и притаились, из салона яхты начали доноситься крики, визг, ругань и звуки ударов, вновь прерванные еще одним хлопком.