Как Титомир завоевал весь мир. Глупостью, конечно

               
     Сказать, что я не опешил, значило бы не сказать ничего. Странно, как мельком проброшенное предложение для блистательной Диты фон Тиз оборотилось великолепнейшим международным детансом, можно смело добавлять : от кутюр и мой скромный псевдоним, от кутюр Ивлукича, стало быть. Сейчас я расскажу, маленькая и светленькая, как оно все было на самом деле.
     - Да ты, мать, окончательно спятила, - говорил я прямо с порога особняка в Глостере, держа в одной руке неизменную дымящуюся сигарету, а в другой чашку цейлонского чая, заваренного с гашишным маслом. - Я тебе про президента России говорил, а ты ?
     Взвизгнувшая от радости Дита бросилась мне на шею, неловко пытаясь прикрыть подолом расшитого люрексом платья Изабеллы Кастильской то, что меня и сподвигло заговорить. Я хотел забежать к ней молча, погладить Алистера, чмокнуть королеву в щечку, может, меланхолично потрогать грудь, возможно, и ниже, но не больше, иные заботы томили меня с самого утра, а именно мысль о приведении в послушание тупых родственниц по мордовский линии Чапман, о сватовстве теннисистки к какому - нибудь оглоеду, типа, Надаля или Беккера, о запретном конкурсе " Евровидение ", особо беспокоящего мой язвительный разум. Интересно, если его вообще разогнать на хер, заметит ли кто - нибудь в мире радостное снижение уровня вони ? Да и говна меньше, а Самойлову можно приспособить автопогрузчиком в Питер, сраные репортажики откуда, унылые и постановочные, будоражат время от времени российскую общественность, целиком из говна ( чую, много будет этого слова, но не я такой, а моя страна ) и патриотских глаз, блестящих во тьме и скрежете зубовном, где лишь ботиночки Павловского лежат покойно возле бороды Белковского и полиэтиленового плаща Витухновской, возглашая интеллектуальное превосходство всякого русского человека, считающего вышеупомянутые продукты говном, за что его, человека, называют фашистом и антисемитом, будто он виноват в говенном содержимом еврейских голов восточноевропейской равнины, ежедневно подтверждающих правоту святого Альфреда с упорством, достойным лучшего применения.
     - А какая, на хрен, разница ? - Чрезвычайно логично противоречила мне матерая стриптизерша, усадив за стол. - Вы все совки.
     Валя хихикнула. Дита покосилась на нее и погрозила кулаком. Смех стих.
     - Рассказывай, - покорно вздохнул я, заранее смирившись с непредсказуемостью заокеанских братьев и сестер по разуму, там, наверное, воздух другой, раз даже юные русские, свалив в южные штаты, утрачивают со временем всякий смысл, становясь говном, мужественными людьми - расхитителями, чемпионами и женами сыновей испаноязычных латиносов, тоже из говна ( прости, маленькая, но это ведь так : хренов Иглесиас - он кто ? Может, Студебеккер ? Или Элвис ? Скорее всего, он еще один Рикки Мартин, пидарас и тулумбас, колоколистым ноктюрном тревожащий прах почившего в бозе Моррисона ), как и все они, суки рваные.
     - Короче, - начала Дита, закурив сигаретку в длинном мундштучке из слоновой кости, - укоренилась мысля - то твоя об усыновлениях в моем уме и поняла я, баба глупая, что так и надо. Ну, приехала на поезде. Иду такая. Смотрю : лежит. Прям вот от польской границы и до Китая. А на самом верху кучи сидит Фламмарион. Я, конечно, - засмеялась Дита, - не знала попервоначалу, что он Фламмарион, но потом поняла : или Махатма, или Фламмарион. И говорит ён : " Знаю, красавица, отчего и зачем. Все знаю, ибо тайны мира кусумдой ведомы мне от и до ". Простирает руку и представил. В лучшем виде. Вот.
     Она ткнула мундштучком в теплую компанию удививших меня в самом начале людишек, кишащих в манеже, точно раки. Мордатая девочка с заплывшими глазами, усатый и сутулый орденоносец, лысый хан, гарный мордач, длинный чурка, мелкий армяшка, кого там только не было. Все. Абсолютно. Даже упоминавшийся мною президент и тот сидел в уголке, рассматривая в калейдоскоп торжество Минервы и пуская слюни на ботоксный подбородок, на котором, как известно, лицо заканчивается.
     - И чо, они, типа, все твои дети теперь, что ли ?
     Я мотнул головой, как лошадь.
     - Не, - захохотала Дита, - их усыновил Алистер.
     Из соседней комнаты вышел симпатичный мужик в серо - стальном мундире, сел напротив и подмигнул, с удовлетворением заметив узнавание на моей удивленной роже.
     - Бля, - заорал я, обнимая его, - я думал, тебя в Нюрнберге вздернули !
     - Там двойника ухойдакали, - отвечал Розенберг, наливая чай, - капитана Маслова. А я на кораблике уплыл. И дал себе зарок не проявляться до тех пор, пока абцуг не станет кромешным. Веришь, - зашептал он, - раз тысячу хотел объявиться. Начиная с выставки в Манеже. Но сейчас время пришло. Будем орудовать вместе, - предложил мужик. - Ты, я, Дита, Алистер.
     - Можно Тофика Нагибадзе позвать еще, - размышлял я вслух, охваченный радостью жизни, - Поха. Да и Кротов сгодится.
     - Да, - вспомнил Розенберг, - я переписал свои книжки. Точнее, выбросил. И теперь мы будем целиком и полностью основываться теоретически на Дарвине.
     - И Брэме, - подсказала Дита, насвистывая чижиком.
     - И вспомним еще Ганнибала, что всех на...ал, - непонятно завершил я грандиозные планы и с головой устремился в оргию из меня, Диты, Альфреда и сверкающего глазами кота.
     Но это уже личное. Как наши с тобой отношения, свихнувшие приревновавшую возвращенку через месяц и три дня, специально подгадавшую дату для более успешного бега на х...й.