Она признавалась в любви

Она признавалась в любви.
В кафе. При большом стечении чавкающих посетителей.

- Я тебя люблю и готова прожить с тобой всю оставшуюся жизнь!
Нет, не так! Вот как:
- По-моему, я в тебя влюбилась. Мне никто не нужен кроме тебя!

Да, именно так.
Громко и отчетливо. Народ перестал жевать, обернулся на говорящую. Она ждала результата. При таком обеcкураживающем нападении его реакция была стремительной:

- Опа!

Реакция на признание – максимальное, что могло вырваться изо рта ничего не подозревающего мужчины в кафе...

- Да-а…

Как-то сам собой пропал аппетит у только что чавкавших сограждан.
И почему-то замерла, как после сообщения об атомной войне в отдельно взятом общепите, официантка.
И казалось, что двери в заведении спустя десяток лет перестали скрипеть, а светофор напротив стал импульсивно призывать ко всеобщему вниманию.
Закипел не включенный в сеть чайник, окатилась лишенная ранее этой способности местный талисман – кошка.
Что-то грохнуло в облаках, а доселе невозмутимый гад-гаишник улыбнулся несвойственной ему откровенной улыбкой.

- Я понимаю, что для тебя это неожиданно, – она пыталась вывести окружающих «пассажиров» из замешательства, сравнимого с глубоким нокаутом, – но, поверь, что я долго думала, перед тем, как тебе об этом сказать.

Если бы в этот момент в помещение зашел продавец слуховых аппаратов, то спустя мгновение он бы вышел с полными денег карманами. Народ оцепенел.

«Она долго думала!»
Этот тезис застал врасплох видавших виды солидных женщин, бывалых резиновогубых красоток, бойких молодцов нарциссов. И даже лишенные здравого смысла и участия в общественной жизни обладатели сногсшибательных часов и туфель обернули свой взор в сторону говорившей.
Что это за персонаж?
И насколько всё плохо (хорошо) в ее жизни, если вот так, громогласно и отчетливо, да на всю-Ивановскую?
И кто он, заслуживший такой почести? Или унижения?!..

«Женщина, как вам не стыдно!» – послышалось из кухни.
«Это ж надо так любить!» – забурлило в трахеях столовников.
«Во, попал, мужик!» – зажужжало из-под усов сильного пола.
«А я дура!» – каплями с потолка упали в тарелки мыслишки замужних и прочих, так сказать, опытных дам.
Она прямолинейна, смела и скупа на обоснование и мотивацию. Она твердо выражает свои мысли и, похоже, выбрала единственно возможное время и место.

Сколько он сопротивлялся?
Как долго он витиевато бегал от нее и вот наконец был пойман с поличным в публичном пространстве?
Кто этот деспот, изведший женщину, вынужденную так бесцеремонно залезть на иллюзорную трибуну и вещать чуть ли на всю страну?

- Тебе кажется это странным, но я так решила, и нет никакого смысла оправдываться! – она не меняла ни ритм, ни громкость. – Ты не должен ничего сейчас говорить…

Желание видеть говорящую заставило некоторых приподняться…
Как выглядит дама, способная вот так отчетливо формулировать?
Насколько она омерзительна и неприглядна снаружи? Хотя голос певуч и интонация соловьиная…
И сколько народа стояло в очереди, чтобы быть рядом с ней?
Или здесь кроется что-то страшное, лицемерное, что-то из "скрытой камеры"???..

- Я знаю, что ты согласен! – резко и безальтернативно заявила она. – Но у меня есть ряд требований, которые ты должен выполнить. В самое ближайшее время!

И тут же, буквально немедленно всё перестало быть интересным.
Публика вернулась к приему пищи.
Уже не шепотом, а в полный голос продолжились разговоры.
Официантка, что стояла, как Царь-пушка в многовековом ожидании команды «пли!», вдруг встрепенулась и вернулась к раздаче свежей подмосковной рукколы.
Выглядящий олигархом томный очкарик возвратил в рот трубочку с мутным свеже-вымученным сельдереево-морковным пойлом.
Глупая пластмассовая Барби в окружении таких же хмыкнула пренебрежительно, да так, что чуть было не отвалился ее прекрасный курносый носик.

Почему-то вдруг погода испортилась окончательно. И гад-гаишник остановил зачем-то инвалида на Запорожце. И кошка, испустив воздух, перестала имитировать беременность…
В преддверии требований дамы всё встало на свои места, и образ перестал быть уникальным вовсе.

- Ничего не произошло, – витало в четырех стенах, – ровным счетом ничего нового. НИ-ЧЕ-ГО!