Мария

               
    Она стояла по колено в море. Волны  набегали на её ноги, как бы изощряясь друг перед другом, кто выше и нежнее лизнет её бедра. Волны любовались ей, а она любовалась и ими, и ветром, и солнцем. Она любовалась всем, что было вокруг неё. Женщина стояла, чуть запрокинув голову, обхватив затылок руками, и смотрела на солнце. Она смотрела на него с такой любовью, с таким восторгом, что невольно я, как и она, наверное, задумался  о вечной любви к тому, что окружает нас, о вечности бытия. Да! И солнце, и ветер, и море, и эта красивая молодая женщина, и я, стареющий и доживающий последние годы на этом прекрасном кусочке нашей земли, всё это и есть вечность.
      Да и не я один смотрел и любовался этой молодой, красивой женщиной. Даже её подруги, а может родственники, любовались ей. Я поймал себя на мысли, что скорее любуюсь не её красотой, а её любовью к окружающему её природой. Да, именное любовью и к этим волнам, которые тоже, почувствовав неравнодушие к ним со стороны женщины, и старались обкатить её, отблагодарить её своей нежностью, отблагодарить женщину нежностью самого моря. Она не стояла на солнце, она была устремлена к нему.
Устремленное красивое лицо с чуть-чуть выдвинутым вперед подбородком, более походили на летящую птицу, нежели на женщину. Нет! Она была красивее птицы! Она улыбалась! Это была и не улыбка даже, а почти смех, смех весёлый, беззвучный, радостный, влюбленный. Влюблённый  во всё, что видят её глаза, влюбленный в неё саму! Её светлые волосы, закрепленные на затылке огромной заколкой, как не послушные дети в детском саду, всё время старались убежать из–под присмотра воспитательницы, развиваясь по ветру красивыми локонами. А он, ветер, заметив красивую женщину, то же затеял с волнами какую-то игру, за обладание этой, не весть откуда-то, взявшейся красавицы.
       Она была великолепна! Темные очки придавали ей и какую-то кокетливость, и загадочность, и интимность. А сама она, чувствуя, что нравится не только мужчинам, но и природе самой, гордо смотрела на солнце, на море. И только одни губы выдавали чуть заметное волнение. Совершенно классический носик, был более похож на какое-то милое существо, которое хотелось потрогать, погладить рукой, поцеловать, будто бы маленького, милого, ласкающегося котенка, который так и просится взять его на руки. 
      Её чуть загоревшее тело уже не было похожим на тела многих из только, что приехавших на море женщин, а выделялось особой нежностью, да и, наверное, особой заботливостью за ним. Каждая, приехавшая на море женщина тайно мечтала   откровенно рыхлое, белое, ватное какое-то тело, преобразовать в тот чудотворный магнит, к которому притягиваются мужские глаза, мужские сердца, тела их, при помощи солнца, насыщенный йодом и солью воздухом, ветра. Как правило, это желание, желание женщины всегда исполнялось, ибо природа всегда выполняла желание Богинь. А любая женщина, если она хочет этого сама, есть Богиня. Поэтому, наверное, и стремятся тысячи женщин к этому чудотворному уголку земного шара, чтобы возродиться  из, уставшей, раздражительной, надоевшей не только окружающим, но и своей семье тетки в женщину, в Богиню, в покровительницу мужских сердец, в покровительницу сердца и своего мужа, превратить своё тело в бронзовый слиток добра, красоты, Любви.
      Я заметил, что один день, проведенный на море и солнце, дает энергию ровно на один месяц, вдали от него. Поэтому за десять дней, проведенных в объятьях земного шара, запасаешься энергией моря, земли самой на целый год.
      Улыбка не сходила с её лица. Она улыбалась солнцу, улыбалась волнам, улыбалась людям, улыбалась каждому человеку, ибо каждый человек видел в ней воплощение женской любви в саму жизнь.
     - Как звать тебя, - спросил я.
     - Мария!- гордо произнесла она.
     - Мария! - повторила твердо и убежденно, будто бы речь шла не о ней, а  о самой святой деве Марии.
Милая, святая
Что ж ты загрустила
Будто бы слепая
Меня ты отпустила. 
Отпустила с богом,
На четыре стороны
Будто за порогом
Женщины закованы.
Будто я не нужен
Ни тебе, другой ли.
Был тебе не мужем,
Ветром вольным что ли!
Ветром вольным в поле!
Ни о чем не думая
Что-то всё мы делим,
Делим неделимое,
Так и не успели,
Поделили мнимое.
Мнимую улыбку,
Мнимые объятья.
Упустили рыбку,
Упустили счастье.
Было счастье близко
И почти реально.
Солнце село низко,
Море – наша спальня.
В спальне нет ни окон,
Ни дверей, ни стульев
На губах твой локон.
     Каждый вечер она приходила на ставший любимым и дорогим берег моря, садилась на большой камень, будто бы специально для неё положенного на это место и начинала смотреть, вернее, любоваться, как огромное, красное солнце скатывалось куда-то, скатывалось в такое же огромное море. И чем больше уходило оно в море, тем краснее становилось и небо, и море, и само солнце. В этот момент ей казалось, что море загорается вместе с небом каким-то фантастическим пламенем, превращая и море, и воздух в одно красивое вещество, имя которому закат. Она ощущала это вещество руками, ногами, всем своим телом. Он, закат, и оно, море поглощали её всю. А она, в общем-то, и не сопротивлялась им, всецело отдаваясь и морю, и соленому воздуху, отдаваясь природе самой, воспоминаниям того времени, когда он ещё был рядом с ней. Потом, по воле судьбы, ушел из её жизни, так же неожиданно, как и появился однажды. Это был период самым счастливым в её жизни. Она жила, по словам подруг и друзей, как за каменной стеной, ибо он был настоящим мужиком. Он не только заботился о ней, но, как бы предчувствуя, что времени, отпущенное им быть вместе, мало и  торопился сделать в жизни то, что должен делать мужчина для удовлетворения всех желаний её и тем самым превратить жизнь любимой женщины, если не в сказку, то хотя бы чуть похожую на сказку.
       Так и жила она в этой сказке. И сейчас продолжала жить в ней, приезжая сюда ежегодно на море, где когда-то отдыхала с ним. Сидела на этом большом, близким ставшем камне, отдаваясь любви, отдаваясь природе самой вместе с ним, вместе с морем, вместе с солнцем, которое уходило в море, превращая жизнь их в истинное наслаждение того момента, когда ушёл взбалмошный, очередной день и не настала ещё, всё поглощающая ночь.  Берег становился пустым и совершенно тихим, и лишь двое на берегу, растворившиеся на губах друг у друга. Они теряли в этот время и чувство самого времени, и чувство пространства. Они никого не видели, их никто не видел. Солнце зашло, а луна вовсе не появилась, и они были отданы природе, отданы друг другу. Тогда только и поняли они, что друг без друга не могут ни жить, ни существовать вовсе. Так все и продолжалось бы всё, но совершенно непредвиденный трагический  случай разлучил их навсегда.
       Сейчас она сидела на камне, на котором сидела когда-то, а он был рядом. Нет, не рядом. Он был в ней, так же как и она была в нем.
           Господи! Сколько же времени прошло! Сколько воды унесла эта горная речка, берущая начало в тех горах и впадающая в огромное море. В природе, как и у людей, всё едино. Человек живет, живет, работает, рожает детей. Дети, становясь взрослыми, рожают своих детей, а потом уходят в землю. Так и река. Течет, течёт, радуется силе своей, могуществу своему. Я пробовал пройти против её течения. Тяжело, с ног валит. Пошёл по течению е, легко идти, подталкивает. Да, прав Омар Хайям, выразив великое изречение: «Жизнь, как и река, сопротивляется только тому, кто идет против её течения». Тысячу лет назад сказал, а какая сила в словах!
         Речка обмывала камень, на котором сидела женщина, с одной стороны, с другой  камень гладили и ласкали морские волны. Как раз в этом месте море поглощало речку и речка растворялась в нем, растворялась в огромном, солёном, со своей жизнью, со своим миром, море. Речка ещё какое-то время по сопротивлялась, по сопротивлялась огромной силе моря, пока не истратились все силы, приобретённые в горах, пока полностью не растворилось в нем, в море. Но жизнь речки осталась. Она продолжалась уже совершенно не заметно для самой речки и стала жить в море жизнью его.
       Так и у женщины, сидевшей на уступе большого камня. Была её жизнь. Затем её жизнь влилась в другую жизнь, в жизнь, на море похожее. Так они и жили вдвоём, в море будто бы. А сейчас она сидела одна, отдав все силы свои тому морю, в котором жила ранее, жила и плыла по нему, радуясь и ему, и морю, да и самой себе.
       Ночь еще не пришла, но было настолько темно, что тяжело различать стало и людей, сидящих, как и она на пустом берегу, и деревья, стоявшие за ее спиной.  Она смотрела на небо.  Звёздочки космоса начинали зажигаться далеко, далеко где-то в бесконечном космосе, но совсем рядом с её душой. Она любила их. Любила за их нежность и загадочность, подобно его душе, так и не разгаданной ей, как бы она не стремилась к этому. Женщина часами могла сидеть по ночам и смотреть на них, на звёзды. Она  смотрела то ли на небо, то ли  в никуда. Смотрела в пустоту. Это было прекрасно! Она и себя чувствовала звездочкой летящей где-то далеко, далеко от земли, а здесь на земле находилось её, то ли отражение, то ли просто её тело, а душа была там где-то, где и звезды, наверное, с ними вместе. Как она любила находиться в таком состоянии! Половина тела в воде, половина на земле. Как загадочно, красиво. Одна половина – ты море, другая половина – ты космос.
            Отдавая себя полностью мечтам, перепутанными воспоминаниями, женщина даже не заметила и, в начале, не почувствовала, как кто-то очень нежно и ласково гладит её ноги, целует пальчики её ног. С начала ей это вроде бы показалось, но ощущения вдруг стали совершенно реальными. Она, всё ещё не открывая глаз, прислушалась, напряглась как-то, совершенно не зная как вести себя и что делать. Лишь сознание подсказывало ей, что это что-то мистическое, но очень ласковое, как природа сама, как космос. Она ещё сильнее зажмурила глаза и ещё более ушла в себя, ушла в воспоминания о том, как было с ним прекрасно и что те воспоминания и возвращаются к ней сейчас в настоящую минуту, в настоящую секунду. А виртуальные поцелуи становились всё нежнее и нежнее, то, прекращаясь на миг, то, возобновляясь снова, возвращая её в реальность, возвращая из космоса на землю, на тот камень, на котором сидела, возвращая её к нежным, теплым волнам, ласкавшими её тело. Её пяткам и ступням от чьих-то прикасаний было чуточку щекотливо. Но это была приятная щекотливость. Она вдруг захотела прижать ноги к себе, но испугалась, испугалась возвратиться в реальность, возвратиться на тот свой камень, сидела на котором, боясь снова оказаться одной. Так и осталась она сидеть, отдаваясь тому, что происходило, отдаваясь ему, морю, отдаваясь ему, космосу, ибо не могла она предвидеть другого ничего.   
  То ли море целовало её, то ли губы далёкого космоса. Так не могли целовать губы земного человека. Так не мог целовать её даже он. Целовали её нежно и преданно. Целовали так, как целуют губы истинно влюбленного человека, влюбленного, как в саму женщину, так и в её губы, ноги, пальцы её ног, то есть во всё то, в чего и  было влюблено, само сердце. Вот и сейчас она почувствовала, что её ноги в море целуют нежно, нежно. Обнимают их и гладят какие-то не земные руки. Гладят так, как будто тот, прилетевший из космоса чувствовал и  читал мысли её, как и где целовать надо. Она была настолько поглощена происходящим, что, видимо, никто не мог оторвать их друг от друга.
       И вдруг всё прекратилось. Прекратилось всё так же неожиданно, как и началось. Всё ушло куда-то. Всё исчезло. Никого нет. Напрасно она старалась своими ножками и пальцами ног нащупать что-то в воде, хотя бы признаки того, было что. Но ничего, что могло бы раскрыть тайну того, что было, что произошло – ничего не было. Из моря пришло, в море и ушло. А может из космоса, подумала она.
       Посидев ещё немного в темноте, а темнота после захода солнца и отсутствия луны, оказалась полной. Лишь мерцание далёких звезд наделяло темноту каким-то слабым загадочным светом, но и они не могли осветить ни море, ни камни, лежащие на берегу, Ни речки, втекающей в море. Лишь шум моря, речки, да стук колёс, увозящего отдохнувших, а быть может и уставших пассажиров, но, явно,
наполнив свои тела и души той исцеляющей энергией, которой хватит на целый год утомительной работы. Да и вообще человек, как думали они, должен обязательно окунуть своё тело в недра земли и отдать своё тел великому солнцу. Удивительная это энергия, приходящая из космоса! Удивительная энергия, приходящая из самих недр земли, из самого его сердца. Но впитывать эту энергию надо с великой надеждой и благодарностью всемогущему космосу и земле, да и с такой же благодарностью им же, космосу и земле, отдает человек  взятую у них энергию. Это и есть целостность энергии. Забрал – отдал.  Дали – возврати.
        Так и любовь. Она не может существовать в одном сердце. Она принадлежит двум сердцам. Двум душам. И только тогда любовь и бывает любовью, когда одно сердце живет другим, а то другое, живёт тем, которое его любит. Мы маленькая частица большого космоса и любая закономерность, протекающая в нем, обязательно протекает и происходит в душах наших и в сердцах наших. А иначе и быть не должно.
       Женщина долго думала о своей любви, о его любви, о любви к жизни, к морю, к камню, сидела на котором,  подарившему ей прекрасные мгновения любви.
       Она не знала, сколько времени прошло. Она не взяла ни часы, ни «сотник», по которому можно бы определить время. Да и нужно ли оно ей время? Зачем? Она только что соприкоснулась с бесконечностью. Соприкоснулась с тем удивительным, ему только принадлежащим чувством, после соприкосновения, с которым уже не нужно ни время, ни пространство, да и сама жизнь растворилась в ней самой. Да и сама она, как показалось ей, растворилась в природе, ставшей самой природой. Так зачем же ей время? Зачем?
       Однако жизнь оставалась жизнью, которая требовала своего, которая требовала её саму, ибо она пока продолжала принадлежать ей, принадлежать жизни. Женщина потихоньку, чтобы не нарушать спокойствие окружающего её мира, попыталась встать, всё еще надеясь на то, что тот, который нежно целовал её, тот, пришелец из космоса, всё ещё оставался там и всё ещё немного боялась , а чего, она и не знает сама. В душе она все еще надеялась на что-то необыкновенное. Однако ничего необыкновенного не происходило. Подтягивая ноги ближе к себе, она задела, видимо за какой-то выступ, чуть, чуть поволновалась, даже вздрогнула и встала на плоский камень. Прислушалась. Кроме мягкого шума волн и шороха камешков, трущихся друг о друга, ничего более.
        Ветер чуть усилился, да и волны стали немного больше тех, что были, когда она пришла сюда. Море тёплыми языками волн лизнули её бедра и окропило теплыми брызгами, будто бы священник в престольный праздник в церкви окропляет всех мягкой кистью, смоченной святой водой и человек вдруг приобретает какую-то таинственную силу. Она постояла,  посмотрела туда, где были её ноги, но кроме темноты так более ничего и не увидела.
    - До свиданья, море, небо, и ты, камень, приютивший меня и ставший откровением моим и кусочком прошлого. А может и будущего. До завтра. Береги меня и то, что было со мной.
       Женщина добрела до гостиницы, стоявшей недалеко от моря, метрах в двухстах от берега. Люди в этом небольшом, ночном курортном городке более походили на разноцветных бабочек, порхающих над огромным количеством, таких же, как и сами бабочки, разноцветными фонарями. Люди – бабочки искали приключении, а приключения искали их. Ей никуда не хотелось идти. Да и её пляжный вид не очень нравился ей самой, а что до окружающих, это её абсолютно не тревожило. Она давно уже была совершенно свободной и требовательной к себе женщиной, которая на протяжении многих лет создавала свой мир, мир со своими мнениями о себе. В этом мире она сама себе была и судьёй, и прокурором, и следователем. В этот её мир не было доступа никому. Ни её подругам, ни её сослуживцам, ни родне. Разве только сестре родной она позволяла чуть-чуть постоять на пороге её жизни, но за порог доступа никому не было. Она никогда не боялась заявить о себе, о своём я, ибо для
неё самой она была всё. Это не было болезненным эгоизмом. Это была форма её существования. Это был её мир, в котором она была самим миром.
      В номере, который превратился для неё во временное убежище от суеты, любопытных подруг и невесть чему, завидовавших ей  сослуживцев, была лишь одна комната с душем и туалетом. Она, не зажигая в комнате свет, приняла душ и лишь потом, вытираясь мягким полотенцем поняла, что напрасно смыла с себя и море, и те нежные поцелуи на ногах, на пальцах ног, которые продолжали жечь её тело и душу.
       За окном в маленьком ресторанчике для немногочисленных посетителей пела полуголая девочка, с желанием чуть-чуть подзаработать денег для ждущей её матери в провинциальном районном центре одной из затерявшейся области России, куда
сначала долго добиралась советская власть, и уж совершенно потерялась при демократии, после контрреволюции девяностых годов со своей частной собственностью, представляющей двух – трех представителей воровского областного бизнеса. Они-то, эти новоиспеченные бизнесмены, успели скупить по несколько  текстильных фабрик и детских садов, за бутылку водки выманивших у людей ваучеры, на десятки лет оставив детишек и матерей «крутится» кто как сможет. Её же родители вложили свои ваучеры куда-то, но концов потом не нашли, да и не могли найти в этой преступной, бессовестной неразберихе. Так и остались они влачить жалкое существование со своими бедами, обидами и обещаниями Ельциных,  Путиных, Медведевых, что скоро всё будет прекрасно, вот только…, так сразу… . Только поднимется с колен Россия и всё будет хорошо, забывая сказать о том, кто из них поставил её, Россию, на колени. Долго ждали, когда Россия с колен встанет, пока отец не скончался в один из святых праздников, а дочке приходится пока крутить полуголой задницей перед сытыми сынками тех бизнесменов с девочками. Девочкам то ли повезло, то ли повезет, но у которых тоже голые задницы, но прикрытые короткими юбочками.
       Послушав несколько песенок, женщине совершенно расхотелось куда-то идти. Она легла в чужую, не ждущую её кровать. Ночь проходила долго и почти мучительно с воспоминаниями о море, о жизни, да и вообще о судьбе, выпавшей на её жизнь, на жизнь, которая почти прошла, почти закончилась, но вдруг замерцавшая какими-то еле видимыми огоньками, ели видимым светом, а может быть и маленькой надеждой. Надеждой на что? Надеждой, когда уже почти всё закончилось, почти всё уплыло куда-то. Да, нет. Осталось что-то в сердце. Остались воспоминания о той прошлой жизни, когда в одну ночь отдаешь всю себя, всю без остатка тем чувствам, которые и заставляют тебя сейчас думать о том, что было, о прошлом.
      Уже и та девочка закончила петь в маленьком ресторанчике, а женщина всё думала, вспоминала, поворачиваясь с одного бока, на другой, а то и на спину, смотря в потолок все ещё красивыми, но выплаканными одиночеством, глазами. Вспомнила стихи, написанные  ей, одним из почитателей её глаз и уходящей в прошлое, красоты.               
Вот и всё! Нас практически нет уж.
То есть  мы, как будто бы, есть,
Но конец, видно, жаркому лету,
Впереди лишь осенняя месть.

Месть, за прожитое  в пустую,
Месть, за подлость, за трусость, за лень,
Месть, за молодость слишком крутую,
Месть, за каждый забытый день.

Неужели нас скоро не будет?
Неужели не будет и губ?
Да и ты меня скоро забудешь.
Каюсь, был я не ласков и груб.

Каюсь, что не успел раствориться,
На священных твоих губах.
Каюсь, что и слеза серебрится
На печальных твоих глазах.
Каюсь я, что не сделал счастливой
Ни тебя, ни кого-то ещё.
Жизнь моя лишь была похотливой
На дне Родины у трущоб.

Да и ты заспешила куда-то,
Нет ни писем, ни даже звонков.
В нашу молодость нет уж возврата
И не слышно родных голосов.

Мы любить обещали друг, друга.
Обещали и верными быть.
Нет конца у любовного круга,
И тебя невозможно  забыть.

Невозможно забыть твои руки,
Невозможно забыть твоих глаз
Той любви не забуду я стуки
Днем ли, ночью в сердцах у нас.

До чего же была ты прекрасна!
Ах! И как ты прекрасна сейчас!
Но ты милая видно напрасно
Ревновала меня каждый час.

Ты на зависть меня любила
И друзьям, и подругам своим
Почему ж ты сейчас остыла?
Почему ж я сейчас не любим?

Почему же меня ты не ищешь?
Почему не приходишь ко мне?
Почему мне стихов не пишешь?
Лишь однажды пришла во сне.

Лишь однажды пришла и сказала,-
Всё, что было когда-то, забудь,
Разве этого было мало
Отдала тебе губы и грудь.
Отдала тебе душу и сердце,
Отдала тебе всё – не вернуть.
На гвозде лишь от рук полотенце.
Не запомнил обратный путь.

Оба мы обуяли гордостью,
Оба мы не посмотрим назад.
И живём мы, ушедшей молодостью…
Лишь, во сне  приходящей,  рад..               

       Под утро лишь усталость взяла своё, глаза сами по себе закрылись, а сознание уплыло куда-то и вернулось к ней тогда лишь, когда солнечные лучи купались уже в еле заметных бирюзовых волнах нежного моря.
       День прошёл быстро. Поздний завтрак, поздний обед, поздний ужин. А днём тело впитало в себя энергию солнца и моря, отложив её где-то внутри, в теле самом, на долгие месяцы. Она давно сделала для себя вывод, что каждый день , проведенный на море под солнцем, дает энергию на целый месяц. Один день и один месяц. Как правило, женщина приезжала на море на десять дней. Два месяца выпадают из энергетического баланса. Но эти два месяца отдаются ожиданиям десяти дней.
       И этот очередной день прошел плодотворно для её здоровья. Отдохнувшая и ещё более потемневшая, она не узнавала себя, глядя в зеркало, нравясь сама себе. Мужчин, которые жили рядом с ней на этаже, она почти не замечала. Жила под впечатлением того, ушёл кто. А лучшего, как считала она, ей не найти, да, наверное, и не было. Только что же было вчера?
       Солнце всё  ниже и ниже опускалось к морской глади.  Неизвестность мучила её, заставляя пускаться в фантастические раздумья. Где-то внутри души своей она ждала ночь, ждала повторения вчерашнего свидания с неизвестностью.
       Женщина любила тот момент времени, когда солнце сливалось с горизонтом, оставляя за собой красное пятно, которое как капля крови на простыне, разрастается и разрастается в какие-то причудливые формы. Её восторг наблюдаемого заката, настолько был впечатлителен, что она долго оставалась завороженной, вплоть до самой темноты. Камень, на котором сидела она, оставался теплым, как и само море и грел её, отдавая свою энергию. Она любила море, как и этот камень. Она разговаривала с ним, доверяя ему мысли свои, доверяя ему своё тело, иногда плакала, вспомнив что-то нежное и интимное из жизни своей. Этот уголок южного моря был настолько тёплым, что позволял сидеть любившей его женщине, почти по пояс в воде, облизывая её бедра язычками волн. Они будто чувствовали, что их ждут, что они приносят наслаждение, что они приносят восторг, ожидающее их гладкое тело и ласкали, ласкали теплотой своей, нежностью своей загоревшее женское тело.  В море зажглись слабые огоньки бакенов, указывающих путь прятавшемся где-то днём суднам, вдруг проснувшимся, на ночь глядя, чтобы хоть ночью поплавать по просторам морским. Казалось, они горели совсем рядом, а днем их совершенно не было заметно. Брызги от небольших волн попадали ей на лицо, на волосы. Она не вытирала их, чтобы ближе чувствовать его, море, на теле своем. Чуть повеяло ветерком, откуда – то со стороны, отчего на душе стало еще приятнее, спокойнее и нежнее. Так бы и не уходила отсюда ночь всю, подумала женщина вслух.
         Ноги её перебирали камешки  у большого камня. Камешки застревали между пальчиками. Да и сами камешки, будто живые, играли с пальцами ног, с мягкими ступнями, с пятками. Она сидела, играясь с морем, с камешками, разговаривая с природой, со  звездами. И  было прекрасно, загадочно, таинственно. Душа её отдыхала в этом симбиозе души, тела, природы.
     Господи! Нет! Не может быть! Как ждала она этого! Что-то нежное, нежное коснулось её большого пальца. Что-то мягкое и теплое погладило икры ног, колени. Господи! Как это нежно и знакомо. Как приятно и неожиданно. Может это какая-то большая рыба? От этой мысли она немного даже вздрогнула. Но рыба не может так нежно гладить и целовать. Она боялась пошевелиться, боялась чего. Боялась, сама не зная, чего боится более, то ли того, что находится у её ног, то ли того, что сейчас вдруг неожиданно встанет и убежит и от моря, и от чего – то неизвестного. Она не хотела этого. Она ждала, отдаваясь морю, отдаваясь таинственности, перестав бояться, ожидая, что будет. Нежность, захватившая её сердце и душу, не позволяли что-то предпринимать. Она отдалась ему, вернее её, таинственности, полностью, отдалась вся ожиданиям, будет что. Теперь она уже не сомневалась в том, что происходило с ней. Женщина  почувствовала, что её бёдра в воде обнимали. Обнимали вместе с волнами. Это было похоже на то, когда она  находилась вдвоём в полной темноте с ним, кого нет сейчас. Те же движения, та же нежность. Что – то таинственное коснулось её ног, чуть выше колен. Но это, что или кто не могло находиться долго в воде. Её любопытство было настолько велико, что побороть и чувства и боязнь она уже не могла. Уж не сплю ли я?  Да нет вроде бы. Да и это, что-то вдруг уплыло от неё, делось куда-то. Слабый всплеск послышался где-то в метрах двух – трёх  от неё. Её показалось в слабом свете иллюминации набережной, пробивавшейся сквозь листву деревьев, что-то похожее на тень. Не водяной ли, какой плавает здесь? А может «дядька Черномор», из детских сказок, засомневалась она, всё ещё оставаясь в море. От неожиданных мыслей, сердце её застучало, заколотилось, и  такой   страх овладел ей, что горло перехватило, хотела крикнуть, но получился какой-то приглушённый выдох в сторону моря.
      -Ты кто?- выдавила она из себя. Ничего в ответ. Прислушалась. Все тихо.
      -Так кто же ты? – уже увереннее спросила громко в темноту, вставая из воды на камень. Она знала, что в любом случае камень не даст в обиду её.
       -Не бойся меня. Я море, любящее тебя! Я тот, кого ждёшь ты. Я не причиню тебе боли. А может и твоя судьба.
        Тот, кто говорил с ней, приблизился к её камню…
 Сейчас она уже могла в слабых отблесках, откуда-то из-за спины подающего, света чуть–чуть различить силуэт головы мужчины, подплывшего к её камню. Всё еще не веря в происходящее, женщина попыталась развить диалог.
        -Если ты действительно не хочешь причинить мне зла, то объясни всё происходящее сейчас. Для начала скажи, кто ты и как звать тебя? Ты кто, «Черномор" или инопланетянин?
     -Как тебе нравится, так и зови меня. Хочешь, зови инопланетянин.
     - Но у инопланетянина то же есть имя. Откуда ты?
      -Из моря. Я всегда любуюсь тобой. Любуюсь твоей нежностью. Мне приятна твоя любовь ко мне, к морю. Мне приятна твоя любовь к ветру, к солнцу, к космосу. Да и вообще ко всей природе. Ко всему, что видят глаза твои. Своей любовью ты превратила меня в раба своего, и я поклоняюсь тебе, и молюсь на тебя.
      -Ты что, не нашёл на всём побережье лучше меня?
     -Человек состоит из тела и души. Много тел лучше твоего, но нет души красивее твоей. Поэтому и нет лучше тебя и нежнее тебя.
     -Это льстит мне, но я не могу поверить тебе. Что надо тебе от меня?
     -Ничего! Позволь только любоваться тобой. Быть рядом с тобой. Ты там, на земле, а я здесь, в море. И пусть души наши рядом будут, ибо они искали друг - друга и нашли себя.
     -Но я же уеду скоро.
     -Я знаю, но если ты позволишь, моя душа будет всегда с твоей душой рядом.
     -Я не знаю, что сказать тебе.
     -Ничего не надо говорить. Твоя душа не спросит тебя, что делать ей, а ты будешь делать то, что она скажет. Прощай.
       Он, говоривший, исчез. Женщина некоторое время пыталась вглядываться в темную ночь, в темное море, затем встала на землю и одела платье. После его слов , она почувствовала себя не просто женщиной, а красавицей, только что сошедшей с подиума, и занявшей  первое место на конкурсе красоты. Его слова произвели на неё впечатление врача, вселившего огромную надежду о необходимости жить, любить, быть любимой и нравиться всем, а особенно себе.