Говорила бабка деду

РЕВНИВЕЙ бабки Насти, казалось, нет никого на свете. Еще в молодости буквально со дня свадьбы она без конца делал супругу замечания, самым мягким из которых было: «Ты посему, Иван, так поздно пришел домой?».
С возрастом вредное пристрастие усилилось.
– Никто меня не понимает, – со слезами жаловалась бабка собственной буренке Гортензии. – Вот ты с выгона куда идешь? Правильно – в свой коровник. А моего Трофимовича нет, хотя уже вечер. Целыми днями где-то пропадает, шастает, видно, по вдовушкам.
Едва дед Иван возвращался, во дворе дома Сидоровых начинался настоящий концерт, послушать который сбегались почти все жители поселка.
– Знаю, – кричала бабка, – опять у любовницы был! Как тебе ни стыдно! Завтра – развод!
– Дорогая моя женушка! Лучше тебя нет никого, – каждый раз тихо и ласково говорил, пытаясь оправдаться, Иван Трофимович, – так что успокойся. Нигде я не пропадал, не шастал, а просто играл с мужиками в домино. Они могут подтвердить. Неужели тебе мало трех свидетелей?
– Не верю, – звучало в ответ, – ты им, должно быть, магарыч поставил.
Это могло продолжаться бесконечно, но, видимо, надоело самой бабке. Однажды вечером деда Ивана вместо привычного бранного ритуала дома встретила тишина. Его супруга сидела возле телевизора в горнице и пересчитывала толстую пачку денег.
– Кончилось мое терпение, – заявила она, – забираю все наши накопления до копейки и отправляюсь в столицу. Спасибо добрым людям с центрального телевидения за то, что посоветовали как тебя, греховодника старого, наказать. Мне в этом поможет бле-фаро-пластика.
Рано утром, оставив буренку на попечение Ивана Трофимовича, бабка Настя уехала. Он на всякий случай записал печатными буквами сказанное ею напоследок мудреное импортное слово и по мере возможности выпытывал у окружающих, что оно означает. Однако прямого и точного ответа на вопрос не получил даже от поселкового медфельдшера Семеновича. Впрочем, тот все-таки предположил:
– Возможно, речь идет о хирургии, имеющей отношение к косметике. Ну, знаешь, это когда у пожилых красоток убирают одутловатость, мешки под глазами, делают подтяжки кожи лица…
Догадка оказалась верной. Некоторое время спустя Иван Трофимович, в очередной раз вернувшись с доминошных баталий, обнаружил в своем доме молодицу с вытаращенными глазами и открытым ртом. Самое интересное, что в таком необычном виде она еще и спала.
Испуганный хозяин хотел было уже звать людей на помощь или бежать во врачебную амбулаторию, но храп прекратился, женщина приподнялась на кровати и знакомым до боли голосом промолвила: «Опять загулял, старый пень! Пользуешься отсутствием супруги! Ничего, ты еще пожалеешь! Завтра же я с тобой разведусь и выйду замуж за молодого. Даром что ли я столько операций перенесла!».
Поселковый народ метаморфозу, произошедшую с бабкой Настей, не понял. Земляки отнеслись к тому, что с ней сделали в московском институте красоты, с недоверием и даже опаской. Взять руку и сердце не решился никто.
Еще более отрицательно восприняла изменения в облике хозяйки собственная буренка, при попытке подоить ударив ее задними ногами, причем настолько сильно, что та потеряла сознание. Придя в себя, правда, бабка Настя хотела по вредности характера обвинить во всем супруга. Однако диагноз медфельдшера Семеновича был беспристрастен: «Телесные повреждения гражданке Сидоровой А. Ф. нанесла ее корова по кличке Гортензия, о чем свидетельствуют отпечатки копыт на лице потерпевшей».
Павел ГЛУШКО.