Групповой портрет на фоне битвы

Трудно не удивляться: реальная жизнь иной раз создает настолько сложные многоходовые комбинации, что самый безудержный вымысел беллетриста покажется в сравнении унылым полицейским рапортом. Судите сами – начну издалека, – но история того, ей-Богу, стоит.
Начинается она почти как известное стихотворение Мандельштама.
Жил Исаак Гершель, еврейский музыкант. Проживал он в немецком городе Ганновере и был беден как синагогальная мышь. Что не помешало ему влюбиться в христианскую девушку по имени Анна-Ильза Моритцен.
Поскольку на дворе стоял просвещенный и гуманный XVIII век, то многие проблемы тогда еще решались достаточно просто. Исаак принял христианство и женился, вот и все дела. Дальше жизнь пошла в гору: Исаак стал гобоистом военного оркестра и народил десять детей. Всем им он постарался дать музыкальное образование, а сыновей Якоба и Вильгельма, когда подросли, пристроил в гвардейский оркестр.
Но тут разразилась Семилетняя война с французами, и ганноверская гвардия ужасно опозорилась в битве при Хастенбеке. Комизм того сражения состоял в том, что оба воинства, внезапно натолкнувшись друг на друга, одновременно решили, что попали в засаду, и дружно задали стрекача в противоположные стороны; однако французы опомнились первыми, развернулись и бросились вдогонку. Дисциплинированные немцы бежали не оборачиваясь и оставили французам почти все Ганноверское княжество, да и Брауншвейг в придачу. Отныне, как бы ни повернулась война, дни такой гвардии были сочтены.
В неприятной ситуации каждый спасается, как может. Якоб с Вильгельмом бросились к отцу. Старый Исаак дал мудрый совет, которым и сегодня пользуются все, кому не лень: просить политического убежища в Англии.
И если в отношении Якоба история далее скромно помалкивает, то о Фридрихе Вильгельме Гершеле нам известно не в пример больше. Прежде всего, он изменил имя на английский лад и стал Фредериком Уильямом. Затем поразительно быстро овладел английским языком и устроился работать органистом и учителем музыки в Галифаксе. И это, заметим, – только начало нашей истории.

Занятия теорией музыки и ее строгой архитектоникой постепенно привели Уильяма Гершеля к математике; математика, в свою очередь, подтолкнула его к изучению оптики; оптика же «разбудила» в гобоисте астронома. Поскольку на покупку сколько-нибудь пристойного телескопа у Гершеля недоставало денег, он смастерил свой первый телескоп самостоятельно. И если у читателя уже готова на устах пара саркастических слов в адрес доморощенных самоучек с подзорными трубами, то такого читателя ждет сюрприз.
13 марта 1781 года Уильям Гершель, глядя в свой самопальный телескоп, открыл планету Уран и немедленно посвятил свою находку королю Георгу Третьему. Король, сам отчасти неравнодушный к картинам звездного неба, на радостях даровал Гершелю чин Королевского Астронома и даже выдал ему денег на постройку собственной обсерватории. Ну а с деньгами-то, как говаривал купец Кнуров из «Бесприданницы» Островского, можно дела делать, можно.
Деньгами Гершель распорядился умно и в 1789 году изготовил совсем другой телескоп, огромный; точнее, самый крупный для своего времени телескоп. Заглянув в него, немедленно увидел там два спутника Сатурна и дал им имена: Мимас и Энцелад. А наведя тот же телескоп на свой Уран, обнаружил рядом Титанию и Оберон – «открыл» и их.
После этого открытиям Гершеля уже просто теряем счет. Именно он определил, в какую сторону движется Солнечная система, и даже вычислил координаты точки направления; первым ввел в научный обиход понятие «астероид»; установил прямую зависимость между солнечной активностью и климатическими изменениями на Земле; догадался о существовании звездных систем; глядя в микроскоп, доказал животную природу кораллов (а не растительную, как полагали до него); и наконец, открыл инфракрасное излучение!
Если читатель, верящий в незыблемые ценности формального образования, сейчас досадует и бормочет что-то об «исключениях, лишь подтверждающих правило» (самый жалкий аргумент на свете), то справедливости ради нам придется признать, что в понятиях Гершеля о мироздании наблюдались и весьма досадные пробелы. Он, например, был уверен, что все планеты обитаемы… и Солнце тоже.
Тем не менее сэр Уильям Гершель (да-да, Гершель получил рыцарское звание Королевского Гвельфского ордена в 1816 году) остается одним из величайших астрономов в истории науки.
И здесь наша история, опять-таки, еще не заканчивается.

У сэра Уильяма был единственный сын, Джон. Видимо, и сам хорошо понимая, что расти самоучкой в новом XIX веке опасно, отец сделал все возможное, чтобы сын вырос не каким-нибудь там музыкантом, а образованным  человеком.
Поэтому юный Джон посещал сначала Итонскую школу, а затем и  Кембриджский университет, где показал блестящие математические способности и даже составил задачник по высшей математике. В двадцать лет с небольшим он уже был автором трудов «Несколько примечательных способов применения теоремы Коутса» и «Размышления о различных аспектах анализа».
Впоследствии блестящий физик, химик и астроном, Гершель-младший внес и свой вклад в мировую науку. Это он первым теоретически обосновал необходимость составления объективов из двух линз.
Изобретенный им способ вычисления орбит двойных звезд вошел во все учебники по астрономии.
Он обнаружил более 3000 двойных звезд и 2307 туманностей.
Перфекционист до мозга костей, Гершель не признавал полумер и, едва удовлетворившись своими наблюдениями в Северном полушарии, отплыл в Южную Африку – на мыс Доброй Надежды, где и прожил 4 года, изучая звездное небо полушария Южного.
По возвращении в Лондон Гершель получил титул наследственного баронета, должность директора монетного двора и кресло председателя Королевского астрономического общества. Как и отец, он стал рыцарем Гвельфского ордена и отныне именовался «сэр Джон Гершель». Его торжественно похоронили в стенах Вестминстерского аббатства, рядом с могилой Ньютона.
Но было у сэра Гершеля-младшего и еще одно увлечение: фотография.

Здесь он тоже совершил множество открытий; в частности, экспериментировал с техникой цветной репродукции, первым заметив, что лучи разных частей солнечного спектра оставляют на фотобумаге отпечатки своего собственного цвета. Это он придумал такие ключевые термины, как «негатив» и «позитив». И даже само слово «фотография».
Здесь, правда, необходимо маленькое уточнение. Гершель не знал, что за 5 лет до него слово «фотография» уже было произнесено вслух в бразильской деревне Сан-Карлуш. То был никому не ведомый художник и изобретатель по имени Эркюль Флоранс.
Этот непоседливый и неряшливый француз в двадцать лет убежал из дома, пустился в кругосветное путешествие и в конце концов поселился в Бразилии. Именно он первым произвел все те опыты, которые позже запатентует француз Луи Дагер. К сожалению, физическая удаленность от Европы и нежелание документировать свои исследования лишили Эркюля Флоранса заслуженных лавров изобретателя современной фотографии. Вплоть до XX века о нем просто никто не знал!
Кроме Гершеля и Флоранса, над изобретением фотографии долгие годы работали англичанин Уильям Тальбот и француз Жозеф Ньепс. Собственно, Ньепс первым изготовил настоящий стабильный фотоаппарат, который назвал гелиографом. После смерти Ньепса всеми готовыми наработками немедленно воспользовался его партнер и помощник Дагер, который и доложил о новом изобретении во французской Академии наук. Это событие произошло 7 января 1839 года. Изобретение получило название «дагеротип».
А 19 августа того же года французское правительство официально объявило технологию дагеротипа «всемирным достоянием». Таким образом, именно за Францией закрепилась слава страны, подарившей миру фотографию.
Правда, всего за неделю до этого события расторопный Дагер, пуще всего желая насолить своему вечному конкуренту Тальботу, успел запатентовать свое изобретение в Англии. В результате фототехника и фотоискусство начали бурно развиваться повсюду, а в Англии это развитие надолго затормозилось.
В России пионером фотодела стал замечательный мастер Сергей Львович Левицкий, двоюродный брат Александра Герцена.
Юрист по образованию, Левицкий работал в Министерстве внутренних дел у графа Строганова. Но, увлекшись дагеротипией, вышел в отставку и уехал в Париж учиться фотоделу. Там он сконструировал собственную модель фотокамеры и получил первую в истории золотую медаль за фотоснимки.
Вернувшись в Петербург, он открыл «Дагеротипное заведение Сергея Левицкого» на Невском проспекте и впоследствии был личным фотографом сразу у двух императоров: у Николая I и у Наполеона III. Левицкий прожил долгую жизнь и успел лично запечатлеть четыре поколения династии Романовых.   

Вряд ли старый Исаак Гершель мог представить себе, к чему приведет побочное увлечение его непутевого сына, который так и не пожелал стать настоящим музыкантом.