А сценарий все-таки будет...

     Главный режиссер театра Александр Берестов ломал голову над повестью Залепина «Случай в Отрадном». Очень уж хотелось сделать спектакль по этой книге. Но для этого нужно иметь хороший сценарий, а собственного опыта  недоставало.  Сценаристам, которых он хорошо знал, опасался поручать эту, такую важную для него, работу. Нужен был профессионал —  литератор не испорченный театральной халтурой.      
     — Александр Васильевич, к вам можно? —  постучался администратор театра и, не дожидаясь разрешения, просунул в дверь голову.
     — Заходи! Что тебе?
    — Звонит Феликс Марголин. Он просит два билета на премьеру «Две стрелы», а у меня аншлаг. Что делать?
      — Сам Марголин! Пусть приходит. Посади его в директорскую ложу и скажи, что я хочу встретиться с ним.
     «Как неожиданно!  Вот если бы удалось  уговорить его!» —  подумал он.
     В антракте он зашел к Марголину поинтересоваться, как ему понравилось первое отделение. Марголин отозвался очень доброжелательно.  Сказал, что с нетерпением ждет продолжения и пожалел, что антракт разбивает действие  Он предпочел бы спектакль  без перерыва. Это так понравилось Александру Васильевичу! Ведь и задумывалось именно так. И только представители Управления культуры, которые принимали спектакль, высказали претензии, что нет антракта, когда зрители могли бы отдохнуть, сходить в буфет, в туалет или еще по каким делам воспользоваться перерывом. Пришлось искусственно прерывать действие, чтобы ублажить  дамочку, от которой зависело, увидит ли спектакль свет. Режиссер с гостем условились продолжить разговор после финала.
      — Вот в первом явлении два актера стреляют друг в друга из спортивного лука. Конечно, это фигурально. Стрелы вонзаются в находящиеся рядом доски. Но вы не опасаетесь, что  у одного из них дрогнет рука, и стрела улетит не в заданном  направлении?
     — Не думаю. Еще перед началом репетиций мы пригласили тренера по восточным единоборствам Томаса Гальянова.  Он провел тщательный инструктаж с актерами. Подготовил дублеров, обучил их обращению с луками. Показал, что стрела легко пробивает толстую доску. Мы даже специально для этой сцены сшили по две толстые панели, чтобы их не пронзили стрелы.
     — Ну, вам виднее. А о чем вы хотели со мной поговорить?
     Александр Васильевич рассказал  о своих планах. Оказалось, что Феликс Михайлович читал эту повесть, и она ему очень понравилась. Он охотно возьмется за написание сценария. Но хотел бы, чтобы и Александр Васильевич принял в этом участие. По крайней мере, поделился своим видением будущей постановки, чтобы идеи режиссера заранее можно было воплотить в сценарии. Марголин обещал сделать  наброски и, недели через две, позвонить, чтобы встретиться и обсудить их.
      Марголин позвонил Берестову и назначил встречу с утра. Чтобы было больше времени на обсуждение наброска сценария, Берестов перенес репетицию с десяти утра на час дня.
     У входа в театр Феликса Михайловича встретил озабоченный администратор.
     — Что за полицейские машины у театра? —  спросил Марголин. — И почему скорая? Кому-нибудь плохо?
     — ЧэПэ у нас, —  ответил администратор. — Александр Васильевич ждал вас. Поэтому я здесь. Но вряд ли состоится обсуждение.
      — Что произошло?
      — Пойдемте в зал.
      Когда они прошли в зрительный зал, увидели, что у авансцены толпятся люди в форме.  А у левой кулисы двое мужчин в белых халатах возятся у деревянной панели,  к которой, как бабочка к плашке в энтомологической коллекции, был приколот стрелой молодой парень. Марголин узнал в нем актера, который был занят в спектакле «Две стрелы». Работники скорой, перепилив стрелу, отделили пострадавшего от панели и уложили его на носилки. Кусок стрелы с оперением передали следователю. Панель, с торчащим в ней наконечником, унесли в полицейский фургон. Труп актера на носилках погрузили в машину скорой помощи. Все разъехались. Следователь с главным режиссером о чем-то говорили на сцене. Наконец и следователь покинул театр.
     — Только этих неприятностей нам не хватало, — Берестов подошел к Марголину. — Вы как Кассандра. Мне бы прислушаться к вашему предупреждению. Следующий спектакль будет  уже без луков. Нужно было бы отменить последующие вообще, но  билеты проданы  на месяц вперед. Зрителю в конце концов безразлично, что произошло в театре. Он хочет зрелища за свои деньги.
     — Что-то мне подсказывает, что это не случайный выстрел.
     — Почему вы так думаете?
     — Пока не знаю. Вы не будете против, если я поговорю с работниками театра?
     — Вы полагаете, найти след? Если это поможет, пожалуйста.
      — Следователь само собой будет с ними разговаривать официально. А я поговорю, как любопытный сплетник, не вызывая подозрений. Для начала давайте устроим читку по моим наброскам, послушаем о будущем сценарии мнение актеров, постановочной части, художника-постановщика.
     — Я скажу зав труппой, чтобы на завтра к десяти он пригласил всех на читку. Вы сможете завтра?
     — Чем раньше, тем лучше. К десяти буду. А сейчас, если можно, я бы повидался с бутафорами. Хочу поговорить  о том, что  понадобится в будущем спектакле. Мне хотелось бы знать заранее возможности цеха, чтобы не слишком удорожать спектакль. С другой стороны, опираясь на тот или иной реквизит, можно строить сцену. А если это будет сделать затруднительно, придется эпизод переписывать, что не хотелось бы.
     Обсуждая возможный реквизит, Марголин подошел и к истории с луками. Оказалось, что доступ к ним был довольно свободным. Рекомендация Томаса Гальянова, держать луки постоянно под замком и ограничить к ним доступ случайных лиц, игнорировалась. Луки стояли в углу комнаты, а стрелы валялись на столе в углу бутафорской. Да и кто ими будет пользоваться, когда тугую тетиву их  могли натянуть полностью всего-то четыре человека. Поэтому только эти четверо и были заняты в первом и последнем явлениях, где луки и были использованы.
     На следующий день, едва читка только началась, Берестова срочно позвали к телефону. Он извинился перед труппой и Марголиным, сославшись на то, что его вызывают в следственный отдел. Он попросил продолжить без него и уехал. Читка прошла плодотворно. Актеры заинтересовались будущим сценарием. Те, кто успел прочесть эту повесть, охотно вступили в дискуссию. Высказывали свои мнения по поводу развития сюжета. Марголин построил беседу так, как будто он очень заинтересован в мнениях актеров, чем расположил их к себе.  После окончания читки те, кто были заняты в вечернем спектакле, распрощались и ушли домой, чтобы вернуться уже к началу представления, кому спешить было некуда с удовольствием остались еще поболтать с таким, не обремененным амбициями маститых драматургов, автором. Постепенно от будущего сценария перешли ко вчерашнему событию. Актеры стали высказывать свои предположения, кто мог быть автором выстрела. Из сумбура мнений и предположений стало вырисовываться, что «пришпиленный», как стали они называть пострадавшего, а на самом деле Гена Лисичкин, был отчаянный ходок. Не пропускал ни одной юбки и был не слишком чистоплотен в отношениях. Не важно, были это артистки, гримеры, женщины из пошивочного цеха или реквизиторского. Симпатичные или не очень. Вместе с тем он обладал таким обаянием и магнетизмом, что перед ним не могли устоять даже те, кто знал всю его подноготную.  Каждая считала, что именно с ней он остановится и забудет о своих похождениях. И вместе с тем не могли назвать ни одного, кто мог бы затаить против него ненависть. И это убийство всех озадачило.
     На следующий день Марголину позвонил Берестов. Он объявил, что расследование закончено, убийца арестован. И сказал, что ему просто не терпится встретиться с Феликсом Михайловичем. Ему уже рассказали, как прошла вчера читка, в каком восторге актеры и постановочная часть от драматурга. К концу утренней репетиции Марголин был в театре. После обсуждения наброска инсценировки Феликс познакомил режиссера и с заметками актеров, постановочной части и будущего художника-постановщика. Александр Васильевич высказал и свои замечания и пожелания. Условились снова  встретятся, когда пьеса будет  полностью готова,. тогда и обсудят все окончательно. Сейчас же хозяин театра попросил секретаря принести им по чашечке кофе, и они стали разговаривать на отвлеченные темы. Коснулись и недавнего события в театре. Берестов поделился успехами следователя, который довольно быстро вычислил преступника. На луке и стреле были отпечатки только человека, который, по-видимому, и произвел смертельный выстрел. Этим человеком оказался актер Ивушкин. Сейчас выясняется, был ли выстрел случайным или намеренным. Феликс Михайлович попросил режиссера поделиться своим мнением о погибшем актере. Но ничего нового  не узнал. Разве только  насторожила  одна реплика. В конце прошлого сезона из театра ушла пастижер. Никто лучше ее не мог делать парики, и эта потеря оказалась довольно чувствительной. Ее уход показался странным, так как в театре все говорили о предстоящей свадьбе этой девушки и  Ивушкина. Предположили, что они разругались, и поэтому та решила уйти. Новый сезон начался с небольшого, но быстро потухшего скандала между Ивушкиным и Лисичкиным. Никто даже не догадывался о его причинах. Правда,  видели, что отношения, когда-то друживших актеров, остались очень натянутыми. Поэтому и предположили, что это убийство дело рук Ивушкина. Что и подтвердилось следствием.
      Распрощавшись с Берестовым, Марголин заглянул в гримерный цех. Там уже находилось несколько работниц, которые готовились к вечернему спектаклю. Они рассказали,  что в конце сезона театр побывал на гастролях и Зина, так звали гримера-пастижера, была в приподнятом настроении, ожидая приезда Ивушкина. А за  день до его появления, вдруг сникла. «Аж позеленела» - сказала одна из гримерш. Они никак не могли понять, что произошло с Зиной. Почему, когда, наконец, дождалась своего Ивушкина, с ее лица упорхнула  радость. Да и Ивушкин не мог понять, что произошло. А после гастролей Зина неожиданно подала заявление и, так как театр уже фактически был в отпуске, ушла, не отрабатывая положенные две недели. Где сейчас Зина никто из девушек не знал.
     Марголин решил во что бы то ни стало повидаться с Зиной. Он узнал у девушек ее телефон и вечером  позвонил. Трубку сняла  женщина, которая представилась подругой Зининой матери и сообщила, что Зина умерла, а ее мать к телефону не подходит. Феликс представился и спросил, можно ли навестить их высказать соболезнование. Ему ответили, что если он приедет завтра в полдень, когда будут отмечать девять дней после похорон, то будет уместно и назвали адрес.
     Марголин высказал соболезнование матери и, видя, что ей трудно говорить о дочери, задал несколько вопросов женщине, которая ответила ему на телефонный звонок. Выяснилось, что Зина покончила собой. Осталась записка, в которой она просила у Ивушкина прощение. Она писала в ней, что никого, кроме себя не винит, что она смалодушничала и предала своего жениха и не может себе этого простить. Она не достойна быть женой, потому что грязная, падшая женщина.
      Покинув этот дом, Марголин поехал прямо в театр. Берестова еще не было. Его ждали к половине седьмого. Феликс прогулялся по фойе, где были размещены фотографии актеров. Нашел фото Лисичкина. Его нижний правый угол уже был перечеркнут траурной лентой. Посмотрел на фотографию  и арестованного Ивушкина. Прошелся вдоль всего иконостаса актеров и актрис.   Его окликнула артистка,  которая очень активно засыпала его вопросами на читке.
     — Феликс Михайлович, вы меня помните? Я Лиза Павлова. Это я замучила вас своим приставанием. У вас есть для меня немного времени?
     — Да, Лиза, я вас слушаю. Может быть пройдем в буфет выпьем заодно по чашке кофе?
     — Нет, нет. Там много народу. Давайте лучше пройдем вот в тот угол. Там нас с вами не сразу заметят, а мы будем видеть всех, кто появится в фойе.
     — К чему такая конспирация?
     — Дело в том, что я считаю, Ивушкин ни в чем не виноват. Он никого убить не мог. Даже в отчаянии. Он очень добрый и мягкий человек. Я сказала об этом Александру Васильевичу, но он ответил, что следователь лучше знает, что делает. Берестов черствый и беспощадный. Он не хочет слушать никого. Для него существует только два мнения: его и неправильное.
     — А мне показалось, что он очень покладистый. У меня не возникало с ним никаких конфликтов.
     — Это потому, что он в вас  заинтересован. Посмотрим, как он себя поведет, когда вы ему положите на стол готовый сценарий.
     — А почему вы решили поговорить со мной?
     — Все-таки я не полная идиотка, хотя и актриса. Я поняла, что вы, не знаю уж почему, ведете собственное расследование. Это мне подсказал круг вопросов, которые вы нам всем задаете. Вы их ставите так, что как будто просто сплетничаете с нами, но каждый из них оказывается очень конкретным. Именно поэтому я и решила поговорить  с вами. Мне не хотелось бы, чтобы вы из всех наших сплетен сделали неверные выводы. Подозрения пали на Ивушкина. Мы уже знаем содержание предсмертной записки Зины. Его раскрыл Берестов. Мне показалось, что он сделал это умышленно. Уж больно безразлично он прочел содержание записки. Это на него не похоже. Как будто исподволь бросал на Ивушкина тень подозрения. Но Ивушкина  в театре не было. Он вообще уехал из города. Он был с моим братом на рыбалке. Но в театре  стали подозревать его. Вроде бы это была месть за Зину. И еще. Найдите предлог поговорить с Костей из бутафорского цеха.
     К фойе приближались голоса, и Лиза проворно выпорхнула в боковой выход. В фойе появилась актерская пара. Они  что-то живо обсуждали. Чтобы не ставить их в неудобное положение, в случае если говорят о чем-то личном, он слегка кашлянул, приведя парочку в легкое смущение.
     — Извините, друзья, — сказал он, — оставлю вас одних. Я тут рассматривал фотографии. Кстати, вы очень фотогеничны, — обратился он к актрисе. 
      Он попрощался и направился в бутафорский цех. Там он нашел Костю и спросил без всяких экивоков, не знает ли он почему ему посоветовали обратиться именно к нему. Что он может знать об этом загадочном убийстве?
     — Ничего, кроме того, что пропал третий лук. Были закуплены три спортивных лука. Третий хранился в шкафу на случай, если с каким-то из заделанных в спектакле что-либо случится. Вот этот третий и исчез.
     — И Берестов уже знает об этом?
     — Нет. Я ему не успел еще сказать. Я повесил на пустой шкаф замок, но лука там нет..  Вот смотрите.
     Костя открыл шкаф и застыл с открытым ртом. Как ни в чем не бывало внутри покоился третий лук.
     — Не трогайте ничего, — сказал Марголин. — Вы можете найти другой замок?
     — У меня есть запасной.
     — Этот ключ к нему не подходит?
     — Нет. Он вообще без ключа. Он номерной.
     -Закройте, и скажите мне код. Кроме вас этот код кто-нибудь знает?
     -Нет. Этот замок я вожу с собой на гастроли. Я им закрываю рундук с ценными вещами. Кроме меня, никто  кода не знает.
     -Вот и хорошо! Надеюсь, никто не будет знать о вашей находке. До завтра.
      Первое действие уже началось. Александр Васильевич смотрел спектакль из ложи. Делал какие-то заметки, чтобы на следующей репетиции указать на актерские недочеты. Он всегда следил за спектаклями, которые ставил сам и поддерживал в них жизнь. Марголин не стал отвлекать его и зашел в актерский буфет. Там он нашел Лизу, болтающую с подругой за чашечкой кофе.
     — Можно подсесть к вам? — спросил он девушек, ставя на их столик свою чашку.
     — Конечно, Феликс Михайлович, присаживайтесь, — пригласили девушки.
     — Это — Катя, сказала Лиза, — она просто в восторге от ваших набросков пьесы!
     — Очень приятно. Я помню вас, Катя. Можно мне задать вам один не слишком этичный вопрос?
     — Вам все можно. Вдруг наш ответ войдет репликой в ваш будущий спектакль.
     — Говорят, что Геннадий Лисичкин был отъявленный ходок. Это правда?
     — Еще какой! — зарумянились девушки.
     — А кто был его пассией в последнее время? Не было ли среди них Зины?
     — Зины! - воскликнула Лиза,  — Да она его на дых не переносила!
     — На сколько я знаю, — сказала Лизина подруга, — в конце сезона за Зиной приударил наш главный. А вот Генка... Да ладно, что теперь уж!.. Вроде бы трахал жену главного. Она же тоже актриса нашего театра. Но ее занимают только в главных ролях серьезных спектаклей. И в таких безделицах  как «Две стрелы»  ей роли не нашлось. Вот если бы, например, Марию Стюарт играть, тут у нее соперниц  не было бы. Даже дублерш.
     — Хотя по возрасту и таланту ей бы играть субреток, — вставила Лиза. — Она моя ровесница. А у него это уже третья жена. До его прихода в театр, она  была  во втором составе. А тут сразу примой стала.
     — Не очень-то вы ее любите.
     — А что тут любить, — Катя даже обиделась за такое предположение. — Я сказала: вроде бы, но об этом все знают. Однажды очередные гастроли начались без главного. Что-то задержало его, и он приехал только через неделю. Вот тут Генка ее и оприходовал.
      «Лиза, Катя, ваш выход!» Раздался по громкой внутренней связи голос помрежа. Девушки вскочили и побежали к сцене.
      Марголин больше не стал задерживаться в театре. На следующий день он позвонил следователю, ведущему дело Ивушкина, и попросил принять его. Следователь выслушал предположения Марголина  и сказал, что вина преступника доказана, дело уже закрыто, остались кое-какие формальности. А дальше все решит суд. Феликс Михайлович попросил  не торопиться, подождать еще один день.
     — Хорошо, — сказал следователь, — сегодня пятница. Все равно до понедельника я оставлю дело у себя. Но учтите, я могу привлечь вас за препятствие следствию.
     — Раз вам так будет угодно. Завтра я буду в театре и, думаю, все окончательно прояснится.
      Марголин попрощался и ушел. Следователь раскрыл папку с делом Ивушкина, просмотрел некоторые страницы. Ему самому бросались в глаза кое-какие нестыковки. Адвокат может ухватиться за них и полностью развалить обвинение. Может быть стоит прислушаться к этому писаке. Уж больно логично он выстроил свои доводы.  Вечером он разыскал его номер в телефонной книге.
     — Феликс Михайлович, я тут поразмыслил над вашими доводами. Мне они показались интересными. В какое время вы собираетесь завтра в театр?
     — Я буду в кабинете Берестова в двенадцать.
     — Спасибо, — сказал следователь и положил трубку.
     — Да вы, оказывается, неуемный человек, Феликс Михайлович, — поднялся Берестов навстречу Марголину. — Ладно, мы. Мы привыкли работать по субботам. Но что вас заставляет в выходные дна бодрствовать, а не отсыпаться после рабочей недели? Присаживайтесь.
     — Спасибо.  И у нас дни безделья редко выпадают.
     — Появились новые идеи по пьесе?
     — Скорее по жизни. Я вот с чем к вам пожаловал. А ведь это вы убили  Лисичкина.
      — Да вы с ума сошли! Как такая чушь могла прийти вам в голову?
     — Сейчас расскажу. А вы поправьте, где я буду не точен. Мне не давала покоя мысль: какая необходимость была использовать луки в спектакле, если они появлялись только вначале и конце. Я не видел обоснования. Действие великолепно развивалось и без этих опасных мизансцен. Что вас сподвигло? Какая страсть к убойному оружию? Я повидался с Томасом Гальяновым, узнать чем вы объяснили ему необходимость этих мизансцен, которые были безболезненно убраны сразу же после происшествия. Он мне рассказал, что в беседе с ним вы проговорились о причине такой привязанности. Оказывается, в молодости вы были мастером спорта по стрельбе из лука. Значит, помимо четырех человек натренированных Томасом, только вы были способны натянуть тетиву спортивного лука с такой силой, что стрела  пригвоздила человека к доске. Да  и меткость поразительна. И убийство произошло не утром, а накануне вечером. И стрела была выпущена из третьего лука, который хранился в шкафу в бутафорском цехе. Замок, которым был закрыт шкаф, можно было открыть гвоздем. Не знаю, под каким предлогом вы попросили Лисичкина задержаться после спектакля и как заставили его повернуться к вам лицом, прижавшись спиной к доске. Думаю, обсуждая изменение  картины.
     — Меня предупреждали, что вы опасный человек, но забыли предупредить, что  еще и сумасшедший. Вы мне рассказываете главу вашей новой книги? Но это последняя глава в наших отношениях. Театр больше не нуждается в ваших услугах. Эту пьесу я ставить не буду. И покиньте мой кабинет. Нет никакого желания больше говорить с душевнобольным.
     — Вы не правы, Александр Васильевич, театр нуждается в этой постановке. Я обязательно закончу сценарий по этой замечательной повести. Мне самому стало интересно увидеть ее на сцене. Но ставить спектакль будет другой режиссер. А вы послушайте сумасшедшего дальше. Это убийство вы готовили загодя. И очень расчетливо. По-видимому, после того, как узнали об измене жены. Заодно вам грозит еще одна статья. Доведение до самоубийства. Ведь это вы совратили гримершу Зину, зная, что она готовится замуж за Ивушкина. Не знаю, как вы ее уломали. Может быть подпоив, может быть пообещав карьеру артистки.
     — Да, недооценил я вас! — лицо Берестова побагровело, глаза налились кровью, на скулах заиграли желваки. Он еще сдерживал себя, но было видно, как сжались кулаки и побелели костяшки пальцев.  — Да! Я убил этого ублюдка! Мало того, что он перетрахал чуть ли  не всю труппу и технический персонал, он покусился на святое. На честь художественного руководителя! И если бы не ваш собачий нюх, никто и никогда не узнал бы об этом. Да, я подставил Ивушкина. Но эта падла позволил возражать мне на художественном совете. При всех выставил меня в дураках. Я не прощаю таких вещей. Я вообще никого никогда не прощаю. Обещаю и вам, что сделаю все, чтобы дискредитировать ваше имя. Я смогу это сделать. А вот вы не сможете доказать мою вину. Убийца уже найден и скоро предстанет перед судом. Я же  приложу все силы, чтобы уничтожить вас. Никто никогда не узнает, что вы вынудили меня на признание. Нет свидетеля нашего разговора, и никто вашим наветам не поверит. Весь ваш треп — это месть за то, что вам отказали в театре.
     — Напрасно вы так думаете. — Марголин достал из верхнего кармана пиджака диктофон. - наша с вами беседа записана, и в понедельник утром будет у следователя.
     Берестов взревел и рванулся к Марголину через стол. В руках у него оказалась стрела, до этого лежащая на столешнице.
     — Сейчас проткну твою жирную шею и...
     В этот момент дверь кабинета распахнулась и грозное: «Стоять!»  заставило Берестова замереть со стрелой в руке. В комнату вошел следователь. Он отнял стрелу и надел на очумевшего, никак не ожидавшего такого поворота событий режиссера, наручники. Через пятнадцать минут, прибывшая по звонку машина, увезла его в отделение.
     — Как вы здесь оказались? — спросил Феликс Михайлович
     —Вы были столь убедительны, что после вашего ухода, я снова посмотрел доказательства вины Ивушкина и нашел много нестыковок. Не скажу, что не видел их раньше, но не очень обращал внимание. Но после беседы с вами они оказались настолько выпуклыми, что я решил еще раз поговорить об этом. Вы сказали, что будете у Берестова. Вот я и подумал, а что если наш разговор произойдет при нем? Какова его реакция будет на все это. Но я немного опоздал, и секретарь попросила подождать, потому что вы перед тем, как войти в кабинет, велели ей никого не пускать. Так я и оказался свидетелем вашей с ним беседы. Правда я не все слышал. Вы говорили не громко, но когда Берестов перешел на крик, мне уже пришлось среагировать. А теперь, где обещанная запись? Зачем ждать понедельника, я и сегодня с удовольствием ее у вас приму.
     — Нужно зайти еще к бутафорам, забрать из шкафа третий лук. Надеюсь, на нем остались отпечатки убийцы. Да! И еще одно. Как насчет возбуждения против меня дела о препятствии следствию?
     — Идите вы к черту!