ШкрабыглавыГиД

Глава  Г
ГРЁМА И  ГЕНИК. «ГОГОЛЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ».

Друзья познаются в бИде!
                Из школьного сочинения.

Гори всё синим пламенем – будь, что будет. По тротуару я теперь шёл не один – рядом со мной, тащилась невидимая окружающим Недотыкомка. По пути она непрестанно строчила своим скрипучим голосом у меня над ухом:
 – Расслабься, всё путём. Сегодня у нас с тобой очень продуктивный день – ты должен, наконец, сделать выбор, я – получить премию за доставку очередного магического кристалла. Чем раньше мы это сделаем,  тем лучше и для тебя и для меня. Не ты первый, не ты последний. Да, кстати, а ты сегодня подкреплялся? Конечно, нет – я  же всё про тебя знаю. Сейчас ты встретишь друзей – и вы немного посидите, а я слегка отлучусь. Но не пытайся вести двойную игру – я очень быстро тебя вычислю! Пока-пока! – и исчезла, оставив за собой тонкий запах «CHANEL», причудливо перемешанный с ароматом… кошачьей мочи. В голове ещё звучал назойливый стрекот моей «новой подруги», а мозг уже анализировал полученную информацию: «кто такая Недотыкомка? Что это за монстр? Плод больного воображения знаменитого поэта-символиста Серебряного века Фёдора Соллогуба, кстати, бывшего учителя, который прославился на всю Россию своим романом «Мелкий бес», а, может, это просто кикимора, или шишимора, согласно славянской мифологии злой дух дома, маленькая женщина-невидимка, враждебная мужчинам, только в современной модификации? Да, без бутылки не разберёшься…Так, а где обещанные друзья?»
За углом, в тени навеса, около небольшого гастрономчика, уютно расположились несколько изящных столиков с креслами, заботливо   выставленные предприимчивыми владельцами, чтобы сбивать с пути истинного изнемогающих от жажды прохожих. Из дверей магазинчика, ослепляя окружающих вставными зубами и запотевшей бутылкой пива «Рогань», действительно, вывалился мой закадычный приятель, долговязый физрук Грёма, а за ним, с несколько растерянной улыбкой – наш бывший коллега историк Геник, маленький, ху-е-нький-ху-е-нький, в серебристой оправе затемнённых очков. Недавно Геник женился и выехал в город у моря, где его уже далеко не юная избранница преподавала в вузе. Если Геник по жизни испытывал к нежному полу особые, скорее платонические чувства и всех нас просто огорошил вестью о своём бракосочетании, то Грёма гремел на всю Лузговую своими сексуальными подвигами. Доморощенный Казанова, благодаря по-мужски привлекательной внешности и лёгкости мысли необыкновенной в сочетании с природным чувством юмора, всегда был в центре внимания доминирующего в средней школе женского состава, и не упускал ни одной возможности – растопить сердце очередной не слишком закомплексованной училки или достаточно раскрепощённой ученицы. Именно «quicken», или проще, быстрый секс – самая приемлемая форма интимных отношений в условиях среднего учебного заведения. Просто на переменах и во время уроков сексуальные игры особо не растянешь, поэтому в разное время, в разных кабинетах за считанные минуты проводились жизнеутверждающие акты, сопровождаемые безвозмездной гормональной поддержкой. Следует отметить, что Грёма не особенно хвастался своими сексуальными достижениями. Однако, румянец на щеках выпархивающих из тренерской учениц или наиболее активных наставниц молодого поколения ненавязчиво свидетельствовал, что у Гремы «есть ещё похер в похеровницах», и очередной день прожит не зря...   
 –    Как живёшь, друг?  – радостно оскалился Грёма.
 – Как в анекдоте! – подхватил я, насколько возможно, его оптимистическую интонацию.  – Помнишь, как определить по паспорту учителя?
 – А… помню: на всех трёх фотографиях в одном костюме. Но это уже не актуально! Слушай посвежее: в квартире учителя побывал вор и … ничего не взял! На столе оставил 10 долларов и записку: «ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ!»
 – Ха-ха-ха,  – мрачно вполголоса  прохрипели мы с Геником и разделились: друзья оккупировали  наименее приметный столик  в тени  (комплекс шкраба: как можно меньше попадаться на глаза ученикам и их родителям в злачных местах), а я нырнул в кондиционерный оазис гастрономчика. Угрюмая черноволосая продавщица выполнила мой заказ с таким видом, словно сделала мне немыслимое одолжение: откупорила бутылку пива «Оболонь-Премиум», швырнула пакетик с орешками, и, отсчитав сдачу, прикипела ухом к своей мобилке, от которой я, очевидно, не вовремя её оторвал.
Когда я более-менее комфортно расположился со своим пивом среди двух абсолютно разных по размерам и характерам шкрабов, то был несколько удивлён, что Грёма, привыкший быть неофициальным тамадой в любых компаниях и не терпящий, чтобы кто-то говорил больше, чем он, изредка отхлёбывая прямо «из горла» свою «Рогань»,  рассеянно  слушал несколько сбивчивый рассказ Геника:
– Коллеги, а разве вы не слышали повесть о педагоге Потейкине?
 После окончания университета, своей, так сказать, АЛЬМА-МАТЕРи,  в тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году прислан был в одну из провинциальных школ МОлодой ПЕДагог ПОТЕЙКИН.  И оказался мопед ПОТЕЙКИН в учебном заведении, подобно которому, так сказать, нет в мире! А вы же прекрасно знаете, коллеги, что самые скандальные люди на Земле  – это МЕДики  и ПЕДики, поскольку всё время на людях, точнее на детях…Но тут коллектив ему попался   прямо сказочно-склочный: за каждый лишний час нагрузки горло друг другу перегрызть готовы. Завуч по учебной части мнит себя Семирамидой;  завуч по воспитательной – Шехерезадой.  Директор, ну, можете представить себе: государственный человек. В лице, так сказать…, ну, сообразно  со званием, понимаете, с высоким чином…такое и выражение, понимаете…, ну, прям, Наполеон Бонапартенко. Дети – сплошь самшиты и дубы. Ужасные, наглые, беспардонные, учиться не желают совершенно. Каждый класс борется за звание «Бригады террористического труда». В кабинетах – полный бедлам; в коридорах и на лестницах – Содом и Гоморра, в туалетах от сигаретного дыма унитазов не видно. Для родителей все учителя – хапуги и «садюги». Для учителей все родители – козлы и свиньи.
Ох, и не сладко пришлось поначалу бедному «мопеду» Потейкину, ох и не сладко.  Торчал он в школе с утра до вечера.  К урокам готовился с вечера до утра.  На уроках выкладывался до седьмого пота.  На переменах встревал в любую разборку.  После уроков вёл кружки плюс дополнительные занятия с «особо одарёнными». На каникулах исколесил со своим классом все достопримечательности района в радиусе сорока километров. В общем, сами понимаете, работал не за страх, а за совесть.
Обладал Педагог Потейкин счастливым ДАРОМ – работать ДАРОМ. Не мне судить, счастливый этот ДАР или несчастливый. По четыре месяца учителя не получали свою и без того нищенскую зарплату, пробовали бастовать, в суд обращались, а больше в коридорах общались. Один Педагог Потейкин о деньгах не заикнулся даже. Как жил? На что жил? Никто не знает, никто не ведает. Но за часы лишние не хватался и ни с кем не ругался. В олимпиадах не отличался и в конкурсах не выставлялся, но ПАХАЛ, как прокл…, простите, как ИЗБРАННЫЙ.
Пять лет ПАХАЛ, десять лет ПАХАЛ, двадцать лет ПАХАЛ… А на двадцать пятом году вдруг исчез, испарился…Вошёл в класс и не вышел. Окно только открытым осталось, и на столе, в мелкой тарелке из школьной столовки кучка пепла, то ли от последнего конспекта урока, то ли от прощального письма. И больше ничего.
Случилось сие странное происшествие как раз перед днём встречи выпускников. Многие его ученики съехались из далёких краёв, между прочим, весьма достойные люди. А Учителя нет. На клумбе под окном ни тела, ни вмятины от оного не обнаружили. Только кучка пепла в тарелке на учительском столе. Зашли все двенадцать учеников в кабинет и уставились на эту тарелку с пеплом. И в этот миг сам собой включился старый магнитофон «Романтика» и раздался знакомый, слегка надтреснутый голос Юрия Визбора:

Не утешайте меня – мне слова не нужны.
Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны.
Вдруг заискрится в тумане кусочек огня –
Друг у огня ожидает, представьте меня.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретимся с тобою?…

И в этот момент всем показалось, будто над тарелки с пеплом поднялось какое-то необыкновенное сияние, и пепел зашевелился, а с ним синхронно зашевелились волосы на головах учеников, у кого, конечно, они ещё сохранились в наличии.  Из   пепла довольно бодро выскочила тощая раскрашенная курица, типа Феникса, и прокукарекала хриплым мужским голосом: « ПОРА  ТВОРИТЬ ДОБРО!»
И разъехались на следующий день ученики по городам и весям. Однако произошли с ними разительные перемены. Самое печальное: все как один потеряли способность говорить неправду. Мало того, теперь ни один из них не мог пройти мимо любой несправедливости, чтобы не вмешаться, даже в убыток самому себе. Многие, уже достаточно укрепившиеся во власти и обросшие связями, стали рвать эти связи, перестали брать взятки, чем поставили под удар своё руководство, партнёров и родственников. Некоторые даже добровольно отказались от уже приобретённой недвижимости. Слава Богу, до суицида никто не дошёл, но попытки физического устранения учеников недовольными партнёрами по бизнесу имели место. Правда, учеников защищала какая-то невидимая и неведомая сила. А УЧЕНИКИ, совершенно забыв о своих семьях, близких и знакомых ПАХАЛИ на своих поприщах, как прокл…,как ИЗБРАННЫЕ.
Сказка? Может быть…А может, и быль, но в любом случае печальная…
 – Этого не может быть, потому что быть этого не может! – глубокомысленно изрёк Грёма, вытряхивая остатки пива прямо на асфальт. – Не бывает таких учителей, пусть мы все, можно сказать, уколотые, кто в школе до сих пор держится, но не до такого же фанатизма! Так, вы как хотите, а я повторю! И, резко поднявшись, отправился за очередной бутылкой пива.
 – А я куплю сигареты!  – спохватился загрустивший от собственного рассказа Геник и тоже скрылся в недрах гастрономчика.



«Ну, прямо какие-то гоголевские чтения», – мелькнуло у меня в голове, и в этот момент появился ОН. 
Я не могу сказать, кто Он, и откуда я Его знаю. Просто Он вызывал доверие и какое-то умиротворение. Белые, ослепительно белые одежды. Добрые бездонные глаза. Длинные русые волосы, перевязанные на лбу золотистой тесьмой, открытая благожелательная улыбка…
Он заговорил со мной, не раскрывая рта – одними глазами: «Ты думаешь о том, как жить дальше. Чувствуешь душевную усталость и разочарование. Ты теряешь чувство самодостаточности, вновь желаешь воплотить в жизнь детские мечты и фантазии, считаешь, что многого не достиг только из-за своей инертности и лени; думаешь, что не реализовал себя и на четверть, и поэтому не добился ни карьерного, ни творческого роста. Гордыня, брат, гордыня… Неудивительно, что во время «подземной аттестации» наличие этого смертного греха спасло тебя от неминуемой расплаты за нередко проявляемый альтруизм. Ты считаешь себя лучшим, достойным наивысших почестей и наград, а не прилагаешь ни малейших усилий для реализации своих бурных, но вполне выполнимых фантазий. Помнишь анекдот о человеке, настолько проникновенно просившем у Бога богатства, что даже ангелы решили походатайствовать за него. А Бог сказал просителям: «Пусть же этот человек приобретёт хотя бы лотерейный билет». Поэтому не напрягайся. Сделай лицо попроще. Ну, кому сейчас легко? Разберись сам с собой. Действительно ли ты хочешь изменить свою жизнь? Может, лучше продолжить совершенствовать себя на прежнем поприще, чтобы стать настоящим Мастером? Пусть ты не реализовал свою детскую мечту, но ведь многим ученикам помог обрести Свой Путь… Что, если это твоя главная Миссия в Жизни! Ну, а если ты считаешь, что уже полностью исчерпал себя в качестве д е й с т в у ю щ е г о   
п е д а г о г а, – то   определяйся.  Уточни азимут своего Пути. И если, действительно, нужно искать новый Курс – покупай лотерейный билет. Главное, не впадай в депрессию и не старайся найти виновного или ещё хуже – винить самого себя…
 – А как быть с кристаллом? – встрепенулся я, пытаясь решить сию же минуту возникшую проблему. В это время под столиком что-то зашуршало, зафыркало и даже слегка хрюкнуло. Я инстинктивно опустил голову вниз и увидел знакомый мне целлофановый кулёк, который, правда, слегка пожелтел. Когда я поднял голову – на соседнем стуле уже не было ни души. Зато на стуле слева весьма убедительно нарисовалась Недотыкомка и, благоухая странным сочетанием запахов туалетной воды «LACOSTE» и забитой окурками пепельницы, затараторила, как сорока:
 – Как быть! Как быть! Слушать нас надо! Ты что, Ардалион Арионович, «Фауста» не читал? Что сказал товарищ Мефистофель? Мы часть той силы, что зовётся «зло», но вечно совершает благо. И мы повсюду, смотри.
Прямо напротив меня стоял симпатичный чёрный пудель и, дружелюбно глядя мне в глаза, весело помахивал хвостиком. Слева огромная иссиня-чёрная ворона величественно спланировала прямо на дорогу и с достоинством начала клевать рассыпанные кем-то фисташки, искоса поглядывая в нашу сторону. Черноволосая продавщица заговорщицки, как старым знакомым, подмигнула нам с Недотыкомкой и спросила слегка хрипловатым голосом:
 – Ну, чо, приятели, ещё по пивку или как?
 – Легко! И не по од…
 – Да никак! – перебил я Недотыкомку и, выскочив из-за стола, понёсся по тротуару в тщётной надежде догнать Светлого Собеседника, хотя понимал, что меня донимали невидимые окружающим плоды моего больного воображения.


Глава   Д
ДИМА. ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ЛЕТ…


                Есенин очень любил свою природу, на               
                какой он жил всю свою жизнь.
                Из школьного сочинения.         

Да. Бежать утром, опаздывая на работу, – это понятно, но сейчас по такой жаре куда? Зачем? Какой-такой учитель в белом? Чушь! Бред! Мираж! В это время умиротворяюще зазвучал «Вальс цветов» Чайковского, и мобилка в кармане начала лёгкий вибромассаж бедра.
 – Артемий Аггеевич, где вы находитесь? – замогильным голосом начал директор, – тут у нас форменное ЧП. Необходимо срочное ваше присутствие.
Вначале на языке вертелась фраза из куваевского мультика про Масяню: «Иди ты в жопу, директор! Не до тебя тут…», но по голосу своего шефа понял, что действительно произошло нечто довольно серьёзное, возможно, даже связанное с сегодняшними чудесами, и решил повиноваться:
 – Сейчас буду. Я тут недалеко, в городе.
Сейчас-то сейчас, но взять такси «давила жаба» – отпускные ещё не получил. И я бодро продолжил бег, теперь, по крайней мере, вполне целенаправленно.
 – Артём Аггеевич, вы далеко бежите? Может, вас подкинуть? – раздался знакомый голос на фоне почти бесшумного шуршания сверкающего чёрной полировкой четырехколесного чудовища. Дима Паромин, бывший ученик, приветливо выглядывал из недр своего очередного внедорожника и, по всей видимости, приглашал продолжить путешествие в более комфортных условиях.  «А почему бы и нет, – решил я, – целый день такая маета, хоть чуть-чуть свезло» – и, почти не наклоняясь, проник в благоухающий кожаной обивкой салон ослепительно-чёрного джипа-хонда.
 – Куда так торопитесь? Каникулы уже, наверно?
 – Ну, куда может торопиться заражённый по жизни педвирусом шкраб? В школу, конечно. Это для детей каникулы, а для нас – работы непочатый край: то ремонт, то отработки, то экзамены, то бумаги всякие. Вот и сейчас директор вызывает. А зачем, ума не приложу!
Дима был такой же худощавый и жилистый, как и раньше. Ну, разве что прибавилось немного вальяжности, а уверенности в себе у него всегда хватало. Сейчас, когда он достиг определённых высот в серьёзном бизнесе, трудно его представить щуплым, долговязым подростком на берегу Северского Донца, в походе по местам «боевой славы» князя Игоря в 1985году. Если верить книге профессора Гетманца «Тайна реки Каялы», именно там зарвавшийся новгород-северский князь потерпел сокрушительное поражение от половцев, что, как ни странно, послужило основой для создания целого ряда выдающихся музыкальных и живописных классических произведений ХІХ века. Наш туристический поход не носил завоевательного характера, однако, и его едва не постигла судьба Игорева войска.
Дело в том, что, когда двое ребят набирали в посёлке воду для питья, к ним на мотоцикле подрулил абориген весьма задиристого вида и попытался заявить себя как любимого ученика легендарного Брюса Ли. Однако все его выпрыжки не произвели должного впечатления на спокойного, как удав, Диму, – и доморощенный каратист после короткого, но резкого удара в глаз очутился на земле, завалив попутно и своего железного коня, и скамейку для вёдер возле колодца, которая простояла, возможно, со времён Игорева похода…
 Ясное дело, оставить этот инцидент без последствий местный забияка не мог, а посему через полчаса он вылетел с другом на своём трескучем «мотоциклете» в расположение лагеря и, потирая заплывший глаз, истерично заверещал:
 – Всэ! Через пивчаса – полягаетэ! Можэтэ збыраться, тикать по берегу – всэ одно дожэнэм и полягаетэ! – и даже не пытаясь вступить со мной, как со старшим, в какие-либо переговоры, резко развернулся и, обдав нас клубами дыма, потарахтел в посёлок.
Положение было, конечно, малоприятное: с одной стороны, три установленные после тяжёлого перехода палатки, сваренный дежурными благоухающий зажаркой борщ в котле над костром, но, с другой, явно агрессивное настроение местного населения могло испортить нам на только аппетит, но и нанести непоправимый вред нашему здоровью. На меня выжидающе смотрели десять пар глаз, а в руках моих питомцев сверкали топоры, ножи и лопатки. Только крови нам не хватало в самом начале похода, – подумал я, но, окинув взором освещённый ласковыми лучами заходящего солнца пустынный пляж с бабулей, пасущей мирно барахтающуюся в песке внучку, и двух юных рыболовов, быстро успокоился и скомандовал:
 – Остаёмся! Никто нас здесь не тронет, мы же не на Диком Западе, в конце концов. Если что – договоримся. А ножи и топоры сложить в мою палатку! Готовимся к ужину. Разойдись.
Но, когда все облегчённо вздохнули и, сложив оружие, двинулись к костру, ко мне подошли явно встревоженные происшествием рыбаки-подростки, и дружески посоветовали сняться с якоря и уйти с этого места, поскольку они сами городские, но этого Миколку-придурка хорошо знают. Сам он из себя ничего не представляет, но за него могут вступиться другие, постарше, более серьёзные люди. Одни   после армии, а некоторые и после зоны… И если человек двадцать съедутся сюда на мотоциклах в течение часа чисто для развлечения, чтобы слегка поразмяться, то…
Оснований не верить ребятам у меня не было, но я, естественно, поинтересовался, а как же нам уйти от преследователей, если они будут на мотоциклах.
 – А за двести метров отсюда есть лодочная станция. Лодочник работает до восьми, он вас запросто перевезёт на тот берег. – предложили наши доброжелатели и, смотав удочки, уселись на бревно, ожидая нашей реакции.
Желания разделить трагическую участь неудачливого князя не оказалось и у моих подопечных, и я впервые после армии увидел, на какие чудеса способны люди в минуту реальной опасности. Без всякой команды, мгновенно, как-то сами собой свернулись палатки, разбросанное имущество перекочевало обратно в рюкзаки, только что закипевший борщ в котле заботливо накрыт крышкой и прямо на жерди в руках дежурных первым выдвинулся в сторону лодочной станции. Отход был произведен очень быстро, но по всем правилам военного искусства: за дежурными шли самые юные – семиклассники, а замыкали колонну три рослых старшеклассника…
Сейчас самому не верится, но на переправу через Северский Донец, и размещение за густым кустарником на противоположном обрывистом берегу ушло не больше двадцати пяти минут. А потом была обильная трапеза, песни под гитару у костра и даже танцы под транзистор на сказочной удивительно круглой, словно после посадки НЛО поляне в насыщенном запахами разнотравья воздухе.
 – Дима, – вынырнув из омута воспоминаний, прервал я разглагольствования бывшего ученика о головокружительных успехах его фирмы, – а как ты думаешь, не разыграли нас мальчиши-плохиши на Донце, тогда, во время похода? Помнишь?
 – Я думаю, нет… – спокойно отозвался Дима, сразу сообразив, о чём речь, и нисколько не обидевшись за равнодушие к монологу о достижениях его фирмы, – вы же помните, сколько мотоциклов ревело на том берегу, и как светили фары? Мы ещё так радовались, что они нас не достанут.
 – А не забыл свою любимую песню в то время?
 – Как же, помню: «вечер бродит по лесным дорожкам…», правда, я дальше первого куплета её так и не выучил… Ну, вот мы и приехали.