Нужное слово

          – Алло? Ау? Яша, ты? Привет. Да ничем уже не занят. Место себе в пенсионарии оформляю. Как! Да вот так. Какое может быть настроение! Приеду к тебе сейчас, ладно?
          Я нажал кнопку и спрятал телефон. Яшин голос меня не успокоил. Очень хотелось выругаться и послать ко всем трам-пам-пам эту вежливость!
          С утра яйца вместо сковородки об пол грохнул, потом голова разболелась, машина не завелась – пришлось на автобусе добираться и на тебе, получи…
          Чтобы мне в автобусе место уступали! Да никогда в жизни не случалось. Я им кто?! Ну, зайдет старичок, тогда и встанешь. Так то – старичок же! А тут дамочка, не гляди, что крашеная, только меня увидала и сразу вскочила, будто ее ошпарили. Глазищи – во! «Садитесь»! Вежливая! И ладно бы пацан уступил. Взрослая ж тетька! Совесть есть?
          Вам бы понравилось? Конечно, если в семнадцать, так обрадуетесь. В сорок еще можете удивиться. А мне-то – всего шестьдесят. Скоро. Я рассвирепел. Она за кого меня приняла? За перхоть, развалину немощную, за старушку, блин? У меня еще и пенсия-то не оформлена и я, между прочим, ехал на свидание.
          А что тут такого? Хотели в кино сходить. Давно собирались. И пошли бы! Но с этим настроением, куда я пойду. Глупостей наговорить только. Побурчать. Короче, позвонил и придумал насморк. Хорошо, что не обиделась.
          Я не мог сдержать глубокого вдоха. Точно – одышка! Поеду к Яше. Он, чертяка, наплетет с три короба, анекдот расскажет, или кофе, на худой конец, научит пить. Глядишь и отпустит. Но дамочка-та! Крашеная. У-ух, оторопь берет. Прям за плечи ее схватил и усадил обратно. Удивилась еще! А потом весело так мне улыбается: «спасибо» видишь ли. Ведьма!
          Я выбрался из такси как раз напротив Яшиного дома. Друг мой стоял на подъездной дорожке, курил и широко улыбался. И этот туда же. Как сговорились.
          – Привет! – я хлопнул дверью авто. – Ну, чего ты? Чего?
          Яша ухмыльнулся еще шире, выдохнул дым и пожал мне руку.
          – Рад тебя видеть, старик!
          Меня передернуло:
          – Яшка, паразит, я тебя никогда не бил?
          Он улыбнулся так, что оттопыренные уши скрылись за щеками.
          – Никак нет-с. А что у вас, батенька, стряслось-то?
          – Еще раз меня стариком назовешь, точно поколочу.
          – Изволь! Только драться будем на шпагах, поутру и в штиблетах на босу ногу, – он сдвинул брови и показал пальцем. – Что это у тебя прилипло?
          Я потянулся рукой к носу.
          – Шутка! – Яша просиял.
          Оба, наконец, рассмеялись. Один добродушно, другой поневоле.
          – Сейчас, погоди, докурю и идем кофейку выпьем, – он затянулся сигаретой.
          – Водки бы мне стаканчик.
          – Водка для победителей. А у тебя, я вижу, беда приключилась.
          Я махнул рукой.
          – Не то слово.

          Мы устроились на кухне, я начал рассказывать и опять раскипятился:
          – Ты представляешь, на автобусе, черт меня дернул, уже лет десять не ездил. И куда? На свидание собрался! А эта крашеная мамзель – на вид приличная женщина! – мне говорит: «Садитесь». Да еще с такой заботой, будто место – в катафалке, а по мне видно, что спешу. Как я должен себя чувствовать?
Яша разлил кофе, втянул носом воздух, то ли чуя аромат, то ли, чтоб не расхохотаться, и перебил:
          – Сахар?
          – Нет. Молоко есть?
          – Сливки.
          – Немного.
          – Слабительного?
          – Себе!
          – Я тебя понимаю, понимаю. Если б со мной такое, тоже бы сейчас переживал. Дамочка-то хоть как, ничего?
          – Социально безответственная грубиянка. Лучше б так и заявила – старикан! А потом еще и врать пришлось. Ну, как я к Наташе поеду сегодня? Как?
          – Шпакойствие, Толька, шпакойствие, – протянул Яша и похлопал меня по плечу, присаживаясь за стол. – Ты все это сейчас кому рассказываешь, а? Я, мой дорогой, между прочим, старее тебя на целых полгода. Помнишь?
          – Смешно.
          – Смешно, не смешно, а полгода. В нашем возрасте, это почти вечность.
          – Да мне сейчас не до вечности!
          – Вот именно, голубчик. Давай-ка завершим душевный катаклизьм.
          Но я все еще не мог успокоиться и готов был снова клясть судьбу, возраст и ту особу, как вдруг Яша перебил:
          – Постой-ка. С утра ломаю голову над одной забавной штукой и никак не могу найти ответ. Чем, по-твоему, занимаются танцоры?
          – Которым ничего не мешает? – съязвил я. – Танцуют по мере возможности.
          – Верно, – Яша кивнул без улыбки и стал перечислять. – Певцы поют, кузнецы куют, писатели пишут, учителя учат и даже эти… жнецы – жнут. Как тебе?
          – Что?
          – А то, что совершенная тайна, чем занимаются композиторы.
          – Композиторы? – усмехнулся я, про себя прикидывая, чем они заняты. – Да полно таких. Токаря ведь тоже не токарят. А… что они там делают-то? Или эти, космонавты. Для них и слова не выговоришь. А ты это к чему?
          – А к тому, что развелось у нас профессий больше, чем глаголов. Да и число бед превысило количество несчастий. Переживаем много и все по пустякам. А в чем причина, сам не пойму. Так, мыслишка запала с утра и бренчит в мозгах. А ты и правда соврал Наталье, что не можешь в кино идти?
          – Правда. А что еще было делать? Я же…
          Но Яша не дал оправдаться:
          – Еще уйма времени. На вечерний сеанс могли бы успеть. Не валяй дурака.                Она к тебе со всей душой, и жалеет, когда надо, и поймет, если нужно. Чего ты ваньку гнешь?
          – Да не гну я никого. Ты не представляешь, до чего обидно было, когда меня с первого взгляда в старики записали! Весь настрой псу…
          Опять вступил Яша:
          – Гордыня это! А я думаю, что подфартило тебе, дураку. Наташа – милейшей души человек. Таких поискать, а ты по краю ходишь, того и гляди все отношения поломаешь. Я не представляю? Это я то? Да знаешь ведь, что мне в жизни не везло. Чтобы иметь успех у женщин надо быть вот точно идиотом, как ты!
          Яков вдруг повысил голос и начал произносить слова с такой убедительной страстью, что я мигом притих. А он продолжал:
          – Знаешь ли ты, Анатолий, что такое настоящий успех у женщин? – он пафосно ткнул пальцем в потолок и по-гусарски расправил усы. – И как редко он достается. Не знаешь ты ни черта! Так вот, послушай. Может быть твой друг и не самый большой Дон Жуан, но был однажды и на моей улице праздник.
          Я удивленно уставился на Яшу. А он начал энергично расхаживать по кухне с чашкой в руке. Прям, Станиславский.
          – В незапамятные времена молодости, как все мало-мальски уважающие себя студенты, твой покорный слуга имел честь проживать в общаге. Чудесная школа жизни! В муравейнике, бок о бок со сверстниками, мигом находишь верные понятия о людях, и познаешь правила взаимоотношений. В том числе, и с противоположным полом. Одна трудность – внешностью я тогда сильно уступал и Луи де Фюнесу, и Фернанделю и Барбаре Стрейзанд вместе взятым.
          – А Барбара тут причем?
          – Слушай! Внешность – не ум, на дороге не валяется. Меня с детства дразнили ушастым. А юность добавила в палитру еще худобу, сутулость и прыщи. Как тебе партретик?
          – Пестренький.
          – Вшивенький! – отрезал Яша и чуть не пролил кофе на пол. – Ай, ты ж! Как с этим жить! Представляешь, через какие тернии надо было продираться, чтобы завоевать хоть подобие уважения товарищей. В драке – побьют, в столовке лишний раз не накормят, а уж о девчонках и речи нет – даже не заметят! А девушки – это же…
          – И?
          – Случай! У каждого в жизни есть счастливый случай. Если повезет и окажешься в хорошем месте да в теплое время суток – ты в дамках! Еще Бетховен говорил мне на досуге… Помнишь Бетховена?
          – А то!
          – …что если в нужный момент стучать по клавишам рояля, инструмент сам сыграет вальс. Короче, к делу. Была у нас в то время мода собираться большой компанией и играть в «крокодила». Зачем так странно назвали хорошее занятие – не знаю, но играли взахлеб! До поздней ночи просиживали. Сходились комната на комнату. Человек по пять-шесть в команде.
          – Мы это звали «паровозом», – меня увлек Яшин рассказ, – тоже не помню, почему. Одни другим слово загадывали, а те жестами изображали.
          – Не все. Какой-то счастливчик выслушивает слово от противников и своим показывает молча. Что только не придумывали!
          Всякие цветки, селезенки, аквариумы, сувениры, фотографии и даже зеркала пролетали на «ура»! Доходили до суспензий, синхрофазотронов и целых предложений, вроде пословиц с поговорками. Хохотали до упаду. Всегда были фавориты, те, кому удавалось любое слово или фразу изобразить моментально. Минута – и чик! – готово. Я в героях не ходил, но и дурачком не был. Но однажды, – слушай! – играли с девчонками. Их, человек пять и мы с пацанами. Дальше – веселее. К полуночи все слова перебрали. В выигрыше, как ни крути, женский пол. А на кону – не бантики! – кто продует, бегут по коридору голышом!
          Вот тут меня и дернуло! Давайте, говорю, любое слово объясню без рук, одной только мимикой лица, но если уж объясню, то победа за нами. Машка Ноговицына, самая крутая их них, тут же: «Давай!» и в хохот. Но если не объяснишь, бежать тебе голым вокруг общаги!
          – Голый Яша – это кино!
          – Голый Яша – это ужас. Я оторопел. А они смеются, и парни давай меня под ребра тыкать – рискуем, вперед, не дрейфь. Махнул рукой – моя же инициатива. Ушел с девчонками в коридор. Те шушукались, шушукались и, наконец, шепчут мне, – удумали же! – «пеньюар». Пеньюар – представляешь! Какие, к лешему, в те времена пеньюары? Выкопали! Я это слово слышал, кажется помню, но что означает – никак в толк не возьму. Вроде легкое что-то. А уже пора. Заходим в комнату, мои сидят, уши навострили – ждут. Машка мне, для куража, руки за спиной шарфом связала, и кричит: «Время!»
          – Ну, как ты, выкрутился?
          – Говорю тебе – звездный час. Не понимая слова, со связанными руками, я носом да ушами, не зря же оттопыренные, почти минуту объяснял. Безнадега полная. В голове одна мысль – как я голый-то побегу, – на дворе ноябрь. Швах, кранты, бирюльки! И тут, – оп-па! – Серега, фамилию не помню, как заорет: «Пеньюар!» Все обалдели. А я ему во все горло: «Он, мать его!» Девки от изумления с кроватей попадали. Никто не ожидал. А я меньше всех.
          – Гений!
          – Лучше! Общага – мир тесный. На следующий день все слышали, что я тот знаток женского белья, который «пеньюар» носом и ушами показал. Боготворили как Гагарина! Ко мне слава прикатила необыкновенная. Я может быть раз в жизни, но заимел успех у женщин. Не в шутку! Как прознали, со мной даже старшекурсницы потом вежливо здоровались. Преподаватель физкультуры раз пять тайком выспрашивал, что такое, этот пеньюар и слезно просил рассказать, как его произнести ушами. И с Нюрой своей я тогда познакомился…
          Я уже хохотал в голос, пока он заканчивал хвастать своими похождениями.
          – Да ты плут! Ай, да плут!
          Яша замолчал и заботливо глянул на меня, как профессор Стравинский на Ваню Бездомного:
          – Отпустило?
          Я посмотрел на недопитую чашку кофе, понял, что его болтовня как-то странно подействовала, отвлекла напрочь, и честно признался:
          – Да.
          Крашеная тетька из автобуса мне все еще не нравилась, да и помолодеть не успел, но одышка исчезла, а на душе полегчало. Яша, не медля, взял меня за плечи, внимательно посмотрел в глаза и ласково молвил:
          – Тогда, пошел вон, сукин сын! И цветы не забудь, пердун старый. А вернешься, если вернешься, конечно, – все расскажешь. Обещай!
          – Яшенька, сам ты сукин сын. – ответил я комплиментом и обнял его, – Побегу, ладно? Может быть на шесть часов еще успеем. Пока!
          – Бог в помощь, счастливчик! – он театрально «смахнул слезу». – Наташе поклон от меня низкий.
          – Пока-пока!

          Я спешил к остановке и мысленно благословлял Яшу. Хитрец. Даже ни одного анекдота не рассказал, про каких-то композиторов наплел, и всего-то бюстгальтер… фу, ты, пеньюар, вспомнил. Намолол всякой чепухи, а на душе посветлело. Ай, да молодец. Куда без него!
          Я торопливо набрал номер, дождался ответа и начал извиняться:
          – Алло! Наташа, тут такое дело…
          А через минуту уже гадал, может и правда рассказать ей эту яшкину историю. Как будто со мной приключилось. Успех у женщин все-таки – не шутка. Рискну. Ну, чем, в конце концов, «пеньюар» может помешать старому танцору?
          Ох, лишь бы только та крашеная по дороге не попалась…