Полтора месяца кошмара

(не дает покоя прошлое)
Случай свел меня с Александром Васильевичем Волковым, который рассказал мне о своей опечаленной неволей молодости. Не буду забегать вперед, скажу лишь, что А.В.Волков - уроженец деревни Ясенцы - ныне живет в Павлове.
- В то военное тяжелое время, - начал он свой рассказ, - я жил вместе с мамой и старшим братом в деревне Ясенцы. Старший брат, прошедший финскую войну, вернулся с нее инвалидом, потерял глаз. Поэтому, когда началась война, его не призвали. Мужиков в деревне не осталось, и весь основной труд лег на плечи женщин и нас, детей. Мне в ту пору было 15 лет. Поначалу работал подпаском, а потом потянуло к технике. Брат работал электриком в деревне. После начала войны его перевели на комбайн, а я занял его место. Но здесь платили очень мало, а иногда совсем ничего. А комбайнеры в то время жили посытней, и я попросился к брату рулевым на комбайн. Проработал несколько дней, и вдруг меня вызывают в Ворсму, в правление.
Вошел к председателю артели. Фамилию до сих пор помню - Власов. А что он за человек и откуда, не знаю - не местный был он. Рядом с ним сидел еще какой-то мужчина. Они стали спрашивать меня, почему, дескать, перешел на другую работу. Я им объяснил, что меня тянет к технике, что здесь, лучше платят, да и с братом как-то сподручнее работать. Они долго шептались между собой, потом председатель написал что-то на бумаге, запечатал в конверт и протянул мне.
— Отнесешь его в Павлово, в милицию, и передашь в руки дежурному.
-Вы знали, что было в конверте?
— Конечно, нет, - ответил Александр Васильевич, - я воспринял это как поручение председателя и без всяких задних мыслей пошел его выполнять. Разыскав в Павлове милицию, отдал этот злополучный конверт дежурному. А когда дежурный вскрыл и прочитал его, меня тут же арестовали.
— За что?
— Ничего не объяснив, сказали, что продержат два месяца. Меня спустили в подвал, — продолжал он рассказ, — в камеру № 4 размеры ее примерно 7x8 метров, с единственным небольшим окошком под потолком, забранным решеткой. Она была абсолютно пуста. Два дня я просидел один, а потом постепенно камера стала пополняться такими же мальчишками, как и я. Иные были постарше меня, другие помладше.
— А мальчишек за что посадили?
— Да ведь тогда основная причина была - прогулы или опоздания. Знаменитые 22 минуты.
— Это что за 22 минуты?
— Стоило опоздать на 22 минуты на производство, и давали за это срок. У нас в артели в Ясенцах опоздание на 22 минуты каралось четырехмесячным заключением. А вот за 20 минут опоздания человека почему-то не сажали. Просидели мы в этой камере 13 суток, и однажды утром всех нас вывели во двор и тесно построили. Заключенных оказалось много, в основном - зеленая молодежь. Окружили собаками. У милиции - наготове оружие. Подали команду.
- Внимание! Идти в ногу. Шаг влево, шаг вправо, а также прыжок вверх будут расцениваться как попытка к бегству. Стреляем без предупреждения. - И повели в район завода, который потом долго называли Новым. Тогда он еще только строился. В этом месте и было отделение колонии, огороженное колючей проволокой, с вышками и часовыми, бараки, которых было более 10. Вот в это место и привели нас, партию парней, среди которых были и мальчишки.
В бараках было неимоверно грязно. Тысячи клопов, прятавшихся в матрацах, набитых перемолотой соломой, никому не давали спать.
Так началось мое заключение в этой колонии. Днем нас гоняли на различные работы. Мы трудились на сооружении моста на ул. Кузнечной, разгружали приходившие вагоны, работали на берегу реки, перетаскивали бревна. А ночью нас жутко допекали клопы.
Запомнилась одна ночь, когда из нашего барака заключенные вышли спать на улицу. Я тоже вышел и расположился у самой двери, не решившись отойти подальше. Охрана на вышках потребовала, чтобы мы вошли обратно в барак, но лишь немногие последовали ее приказу. Тогда на территорию лагеря верхом на лошадях ворвались 5 или 6 охранников и стали копытами давить людей. Мне повезло, что я был недалеко от барака, и успел скрыться в нем.
- А что случилось с остальными?
- Раненых увезли в лазарет - был у нас в колонии такой барак. Убитых покидали в телегу и увезли в близлежащий овраг.
- А Ваша мать знала, что Вы находитесь в Павлове?
-Нет, не знала. Ей так никто и не сообщил. И если бы не случайная встреча с ней во время работы по разгрузке вагонов на станции, то до конца моего срока она бы так и не узнала, где я и что со мной.
- А как Вас кормили?
- В день давали 450 г хлеба, немножко сахару и - баланду.
Вскоре в лагере началась эпидемия дизентерии. Однажды утром (у меня тоже прихватывало живот) я побежал в туалет, в длинное неказистое строение на десять «очков». Войдя в него, я увидел… несколько сидящих трупов. Это было жуткое зрелище. Трупы с территории лагеря вывозились на телегах. Укладывали их головами внутрь и прикрывали сверху брезентом. Эта страшная такая подвода с торчащими из-под брезента ногами до сих пор, как вспомню, заставляет шевелиться волосы на моей голове. Не миновать бы, вероятно, и мне такой участи, если бы не знакомая докторша. Меня, как заболевшего, поместили в лазарет, где она и выходила меня. Прежде всего, она мне запретила есть хлеб.
Сушила его, давая есть одни сухари. А рядом корчились больные, которые буквально истекали кровью.
Вот так два месяца, отмеренных председателем артели, я и провел свой срок заключения. Счастлив, что вышел на свободу, живым вернулся в деревню. А в 43-м пошел защищать Родину.
— Сколько Вам было лет?
— В семнадцать мне вручили оружие.
На этом Александр Васильевич закончил свой рассказ. Мы долго сидели молча. Я - оглушенный ужасом услышанного, а он - заново переживая нелегкое свое детство.
- Как было бы хорошо, - заметил он задумчиво, - если бы отозвались те, кто еще был участником этого кошмара. Ведь не один же я остался живым из свидетелей тех событий.
… Я долго думал, как мне закончить эту статью. И решил оставить ее без комментариев. Пусть она заставит кое-кого задуматься над нашим прошлым, тех, кто рьяно старается его защищать и обеливать. Были, были в нем очень трагические страницы. Вспоминать их неприятно, а забывать тоже нельзя. Во имя того, чтобы такое не повторилось в будущем.
1996 год.