Вечное течение жизни

«…Олиф подошел к окну. В руках он держал кружку чая, и приятная дрожь разливалась по его телу, тепло ощущалось не только в нем самом, но и в обстановке, окружающей его. На город опускались сумерки. И темно-бардовый свет с легким оттенком желтизны солнца разливался по просторной комнате. За окном развивался красивый пейзаж. Вдали догорал костер неба, обжигая весь город своими языками. Высоко этажные дома уже обуглились под напором пламени, но их подножия все еще пылали фиолетово-красными искрами. Большая часть города (которую составляли в основном низкие домики) казалась лесом после пожара, она как будто выгорела дотла. Там не было ничего живого. Люди по видимому еще не все вернулись с работы, и оттого в домах некому было включить свет, и хоть чем-то оживить свою далекую улочки. Полночная тьма только усугубляла всю таинственную, в тоже время и страшную картину города, все больше превращая его в безжизненный выгоревший кусок земли. Олиф даже не заметил, как полностью стемнело. Казалось, его завораживала эта картина. Ему было интересно наблюдать как полный жизни мир, где кипят страсти, интриги, где было столько эмоций и чувств, постепенно просто сгорал, умирал. Но все-таки, пожалуй, интереснее было наблюдать, как открывается второе дыхание у этого вроде бы безжизненного уголка. Как зажигаются фонари, будто маленькие лучинки. То там, то здесь вспыхивая точно угольки. Не прошло и нескольких минут, как уже не было края, где бы ни горела, хотя бы одна лучинка фонаря. Весь город сиял и переливался, и, несмотря на то, что на улице не было не одного человека, город казался живым. Нет, он не казался, он жил. Город жил этими переливами. Когда фонари мигали, город как будто дышал, а то потухающие, то вновь загорающиеся окна, были точно как глаза юной кокетки. Олиф тяжело вздохнул, оглядел кругом комнату и взглянул в окно, тонкий намек на улыбку проскользнул на его лице, но тут же сменился все тем же равнодушием. И пускай все его лицо выражало крайнее безразличие, глаза его сияли, не так как всегда, они сверкали какой-то непонятной, неизвестной раньше радостью. Он искренне радовался этой смене, этой переливающейся то яркими, то темными оттенками суете, этому вечно живому течению жизни…»