Алжирский пленник - часть 58

Лежал в полутьме, в полудреме и неудачные этюды в этой полутьме вдруг стали загадочными и необычными. Каким-то внутренним зрением я видел совсем другие картины и другой образ Африки, нежели увидел и написал здесь. Не тот странный, непонятный, но обыденный, а загадочный, манящий, возвышенно-прекрасный! Может быть и надо нарисовать Алжир не таким, как я его увидел внешним взором, о тем внутренним?!
Поль Гоген создал совсем другой Таити, чем он был на самом деле. Он придумал его таким, каким, может быть, Таити и являлся в идеальном своем варианте, и теперь мы уже воспринимаем его именно таким. Ван-Гог, искажая реальность, преображая ее, тоже создал образы ботинок, подсолнухов, заката, звездного неба! Он нарисовал то, что нельзя увидеть! Я же изображая натуру такой, какая она есть, принижаю образ, который был у меня до поездки и, возможно, есть у тех, кто ждет моих работ. Что я им дам – разочарование, полезную, а может и бесполезную информацию? В этом-то и состоит открытие «нового искусства» – что можно и нужно говорить не правду, ту которую мы видим, а правду, которую мы чувствуем или предчувствуем или фантазируем. Наверное, сейчас я излагаю прописные истины, давно кому-то уже известные и понятные. Потому что я вижу вокруг меня другое искусство. Осознанно или нет, многие художники пришли к тем выводам, которые я сейчас для себя делаю. Но почему об этом никто не говорит, не пишет? А может, это я не слышу, не читаю, или не хотел слышать и ленился читать?
Пытался записать увиденные образы и пришел к выводу, что все они страшно банальны и ожидаемы, может быть где-то уже виденны, или просто стереотипны.
Снова смотрю на свои этюды, и вижу, что в них есть правда жизни, которую не придумаешь. Она ломает стереотипы, показывает ту реальность, какая есть, а это тоже ценно само по себе. Стереотипы и штампы у нас в голове. Придумать что-то новое, не стереотипное – вот в чем задача  и творчество! Но способен ли я к этому?
Если быть более реалистичным (в смысле: реально смотреть на свои возможности), то нужно не ставить себе сверхзадач, а попытаться поработать и улучшить то, что сделано. Где-то улучшить композицию, где-то поработать с цветом, где-то с рисунком и т.д.
К тому же, у меня отснят огромный материал, с которым тоже можно работать. В общем, если суммировать, то нужно поработать и в том и в другом направлениях. Может в процессе работы, я и приду к чему-то совсем другому?
Писал дневник сидя, облокотясь на стену, стало ломить спину и голову от холода. Одел шапку, положил подушку, пробрало и сквозь вязанную шапку. Стена ледяная, а на улице еще не минусовая температура. Представляю, какой дубак здесь, когда реально холодно! Во всяком случае, строить их способом сразу расхотелось! То ли дело наше дерево! И дешево и практично и тепло!
Лежу в своей комнате на узком диванчике. Передо мной низенький деревянный столик с точеными ножками покрытый узорчатой тканой скатертью. На нем небольшая пиалушка с финиками, которые почему-то не хочется есть с утра?
Мне сказали, что это финики из Сахары. Там особенно сладкие и вкусные финики произрастают.
За окном уже рассвело, но ночью опять шел дождь и всю ночь меня согревал ламповый обогреватель. Сегодня у мусульман нерабочий день – пятница, мне некуда спешить, потому что Зино обещал приехать только к 10 часам. Ферук заболел простудой и скорее всего еще отдыхает. У меня есть достаточно времени, чтобы вспомнить и записать впечатления прошедшего дня.
Вчера, по своему обыкновению, проснувшись среди ночи, я два часа не спал и к утру, когда пришел Зино – разоспался. Поэтому он застал меня в постели сонным. Настроение у него было хорошее. Я спросил про погоду? Он показал большой палец и понес этюдник к выходу. Но я остановил его и попросил подождать десять минут. Зино, озадаченный, ушел и сел в кухоньке-прихожей. А я принялся убирать масляные краски, чистить палитру и загружать в этюдник пастель. Я решил, что уже нет смысла писать маслом, не успеет высохнуть к отъезду и поэтому перехожу на одну пастель, хотя у меня еще четыре незаписанных холста и много краски осталось. Что делать, при том минимуме, что я здесь наработал, нужно спасать положение и увезти хотя бы пастели. Если я допишу эти четыре холста, то им уж точно придется остаться здесь. А я себе этого позволить не могу!
К тому же пастельные этюды пишутся быстрее и, может быть, я успею еще за оставшиеся дни написать с десяток этюдов. День, действительно, выдался удачный! В узком проулке между домами приятно голубело, хоть здесь в сыром и холодном пространстве оставались еще следы непогоды. Я опять с ужасом, вжавшись в автомобильное кресло, ждал, когда Зино задним ходом поднимется по мокрому усыпанному песком и гравием асфальту. Привычно кряхтя и покрякивая, он даже не смотря на экран заднего обзора, лихо вырулил между припаркованных машин на оживленную улицу, и мы помчались!
На этот раз, он предусмотрительно сообщил программу, видимо, чтобы я не сидел с недовольным видом. Сначала мы заедем по его делам, а потом на море. День стоял солнечный, Алжир было не узнать, словно это был летний день, а не средина зимы! Пальмы приветливо махали нам своими остроконечными листьями, зеленели деревья, цвели цветы, голубое море на горизонте казалось безмятежным. Мы проезжали прекрасные загородные виллы с садами, причудливыми башенками и воротами. Ну, просто курортный городок какой-то! Зарулив, ненадолго в сам Алжир, по делам Зино, мы снова вырвались на простор и понеслись по свободному от пробок шоссе вдоль морского побережья. Я, конечно же, защелкал фотоаппаратом и уже стал нетерпеливо вертеться в кресле, полагая, что опять сейчас проедем все самое интересное!