Глава 15. Спасти героя
— Да ещё бы тебе не нравилось, — засмеялась я. — Не каждому удастся в наглую выклянчить книгу, дав взамен всего два нуммия.
— Во-первых, не каждый ещё попадёт в средневековую Россию, Русь, то есть, — деловито напомнил он. — А во-вторых… Откуда ты знаешь, что два нуммия — это мало? С чего ты взяла? Может быть, это целое состояние, им тот торговец сейчас прыгает от счастья?
— Не думаю, что буханка хлеба, вода и морковь могут стоить целое состояние.
— А вот это ты зря. Нет, ты сама посуди: хлеб — всему голова. Хлеб должен был быть на столе всегда.
— Вот именно, всегда. А если бы он стоил бешеных денег? Да его просто невыгодно было продавать дорого, ведь основная масса населения — крестьяне. Во-первых, они вряд ли могли бы себе позволить такую дорогую покупку. А во-вторых, Саш, да они сами выращивали рожь и пшеницу для хлеба, к чему им было покупать его на ярмарке?
— Умная ты слишком стала, — усмехнулся друг.
— С кем поведёшься, — почему-то мне было приятно слышать слово «умная» в свой адрес, пусть даже в шутку. Всё-таки, не каждый день мне говорят, что я что-то понимаю в истории.
Всё утро (а в Киеве оно для нас началось в четыре часа «местного» времени) Саша не выпускал из рук своего «Апостола». То он разглядывал богато украшенную обложку, то аккуратно потирал пальцем странички, то принюхивался к несчастной книге. Глядя на него, я невольно вспоминала «Мартышку и очки». Отличие было только одно: Сашин интерес был вызван исключительно любовью к истории и эйфорией, сравнимой с эмоциями археолога, нашедшего очень ценный «осколок» прошлого. Меншиков фактически держал в руках часть истории нашей страны, причём, очень весомую и важную часть. Я прекрасно понимала его и совсем не обижалась на то, что мне он смотреть на книгу разрешал только «с рук». Саша очень бережно относился к своей покупке и не доверял её никому, кроме себя. А впрочем, я и сама не пыталась взять её в руки — тоже побаивалась сделать что-то не так.
Я тоже чувствовала какой-то трепет. Наверное, и на меня, наконец, подействовало то самое очарование истории, давным-давно пленившее моего друга.
Поняв, что внешний вид «Апостола» уже изучен окончательно и самым подробным образом, Александр принялся вчитываться в текст книги. Делал он это с очень серьёзным лицом. Я бы даже подумала, что он понимает, о чём там идёт речь, если бы не знала его слишком хорошо.
Что-что, а языки Саше давались не так легко, как история. Родной русский он ещё тянул и вытягивал на оценку «пять», иногда обращаясь ко мне за помощью (у меня всё было как раз с точностью до наоборот в отношениях с наукой о прошлом и великим и могучим). Зато с английским он действительно воевал, особенно когда дело доходило до пересказов (грамматика ему не казалась слишком сложной). Дополнительные знания по этим предметам он даже не пытался получить, так как ему вполне хватало того, что дают в школе.
Если бы я спорила с кем-то о том, понимает ли Саша, что написано в «Апостоле», я бы точно выиграла, потому что по прошествии какого-то времени Меншиков подозвал меня к себе.
— Сань, помоги-ка.
— Я? Чем это я тебе могу помочь?
— Ну, ты же у нас язычница.
— Чего?!
— Ой, простите, простите. Я хотел сказать: «Лингвист».
— Ну ты даёшь… Язычница! Ладно, что там у тебя?
Я взяла в руки книгу. Она оказалась довольно тяжёлой, несмотря на небольшой размер. Обложка была изготовлена из очень приятной на ощупь кожи, а странички на самом деле приятно пахли. Долго рассматривать «Апостола» Саша мне не позволил (конечно, он-то уже рассмотрел книгу от и до), поэтому я начала вчитываться в текст книги.
— Ну, это церковнославянский, — заключила я, разглядев первую страницу. — «Сказание святого Епифания, епископа Кипрского», «Избрание святых семидесяти апостолов», «О чудесах святых апостолов»…
— Это что?
— Это заголовки.
— А что ещё там есть?
— Соборные послания апостолов: Иоанна Богослова, Петра, Иуды, Павла, „Сказание о антифонах и о прокимнах“, „Сборник двунадесяти месяцев“…
— Во, вот это открой.
— Что „это“?
— Ну, последнее.
— „Двенадцать месяцев“, что ли?
— Ну да, их.
— „Сказание… какому празднику, избранному святым господом… Литургия…“ В общем, я думаю, что это расписание христианских праздников.
— Это точно не то.
— В смысле? Ты хочешь найти в книге что-то конкретное?
— Я хочу найти книгу из твоего сна.
— Саш, я вынуждена тебя огорчить, но это был не „Апостол“, я тебя уверяю. Подумай сам: какие здесь могут быть карты?
— Саня, как ты не понимаешь? — Меншиков всплеснул руками. — Совсем необязательно, что мы найдём ту карту. В твоём видении ведь всё было зашифровано: зеркало — настоящее, подзорная труба — будущее, река за стеклом — течение времени… Кстати, стекло ведь могло означать защиту. То есть, никто не может помешать течению времени… Но сейчас не об этом. Скорее всего, и в карте есть подвох.
— Но тогда подвох может быть и в самой книге, правда?
— Правда. Но пока я не рассматриваю такой вариант. Мне всё же кажется, что нам нужно обращать внимание на литературу и искать что-то, связанное с географией. Может быть, какой-то научный труд… Или даже художественное произведение.
— Слушай, а карты ведь бывают и исторические, — я тоже начала размышлять. — И найти что-то в „Апостоле“ ещё есть шанс! Нужно покопаться в этих „соборных посланиях“. Вдруг там что-то говорится о войнах, о конфликтах между народами?
— Точно. „Апостол“ же содержит в себе часть Нового завета, я где-то об этом читал. Что-то может быть в „посланиях“. Александра, ты гений!
Второй „исторический“ комплимент за утро. Я думала, что сойду с ума от счастья. От Саши вообще редко такое можно услышать, а уж если дело касается его любимого предмета… Что ж, возможно, когда-нибудь я дорасту до уровня Меншикова (а что, мечтать не вредно). Во всяком случае, обсуждать с ним вопросы, касающиеся исторических фактов, я уже научилась.
Я открыла первое „послание“ и принялась разбирать написанное. Я не знала старославянский (и церковнославянский тоже), но была знакома с некоторыми правилами этого языка. Честно говоря, я бы никогда не подумала, что знания, полученные в процессе подготовки к олимпиаде по русскому языку, окажутся очень полезными и даже необходимыми. Однако в шестнадцатом веке азы старославянского были очень кстати.
— Парфяне и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Кападокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киренее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты… — я начала читать вслух фрагмент „Деяний святых апостолов“, показавшийся мне хоть как-то связанным с географией, территориями и народами.
— Саш, — осторожно начал Меншиков. — А по-русски можно?
— Это уже по-русски.
— А-а… Ты думаешь, это нам пригодится?
— Сейчас посмотрю, что дальше написано… А, нет, Саш, ложная тревога.
Далее говорилось о видениях, в которых представители различных народов понимали друг друга, хоть и говорили на разных языках. Каждый слышал чужие слова на родном наречии. Апостол Петр объяснял причину этого явления ничего не понимающим людям.
Я было хотела перелистнуть страницу и продолжить поиски истины, как вдруг вспомнила о своём видении и вернулась к переводу „Деяний“.
„Это есть предречённое пророком Иолем…будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши будут видеть и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут“. Можно ли этим как-то объяснить то, что происходило со мной пару ночей назад? Вряд ли, конечно… Но попытка, как известно, не пытка. Если расценить сон как пророчество, то получается, что я в какой-то момент окажусь на перепутье („стрелки компаса“ под моими ногами указывали на абсолютно разные направления — прошлое, настоящее, будущее). Я тут же споткнулась: мы ведь так и не разгадали значение „тумана“ на южной „стрелке“. Что бы это могло быть?
Хорошо, если я пыталась выстроить пророчество, то все наши догадки должны были связаться в единый „текст“. Наверняка расположение значков тоже выбрано неслучайно. „Прошлое“ — книга — было слева, „будущее“ — справа. Причём, дверь, соответствующая прошлому, была открыта, а будущему — закрыта. Передо мной расположилось „настоящее“ и река времени. Передо мной же на постаменте лежала книга, ставшая препятствием в понимании видения. А „туман“ и темнота были за мной… Получается, сделав шаг вперёд, я встретила препятствие, столкнулась с трудностью и идти дальше, в будущее, не могла (на это указывала закрытая дверь). Зато дорога в прошлое была открыта, но, если бы я сделала шаг назад, я бы исчезла в этой пугающей темной пустоте. Но всё же… Что значила эта пустота? Куда я могла „провалиться“? Ну конечно! Перемещаясь во времени, мы всегда оказываемся где-то между эпохами, в самой настоящей неизвестности. И это часы доставляют нас по назначению. А что бы было, если бы мы их потеряли? Мы бы остались неизвестно где? И вообще, остались бы?
И всё же, если попытаться сложить все „факты“ воедино? Пока мы в прошлом, оно — наше настоящее. То, что мы уже успели сделать, нельзя изменить, вернувшись назад. Для нас открыта только одна дорога — вперёд, но и на ней нам предстоит столкнуться с препятствиями. Их нельзя обходить стороной, нужно обязательно искать разгадку, потому что от того, справимся ли мы (или я?) с этой задачей, зависит, откроется дверь в будущее (в двадцать первый век) или нет. Кроме того, нужно беречь часы, чтобы не оказаться вне времени (хотя, это мы с Меншиковым уже успели понять задолго до того как мне приснился загадочный, но очень интересный сон).
Внезапно осенившие меня предположения и догадки сотворили со мной что-то невероятное. Настроение резко подскочило до небывалого, заоблачного уровня. Мне хотелось идти (нет, бежать!) вперёд, делать новые открытия, выстраивать новые гипотезы…. Видимо, историческо-приключенческая лихорадка Меншикова оказалась заразной.
Я листала страницы „Апостола“ не просто быстро, а как-то нервно, судорожно. Причём, в разных направлениях. Я то „убегала“ вперёд, то возвращалась назад в поисках других любопытных отрывков, но всё равно останавливалась на сказании, которое мне частично удалось растолковать, учитывая детали истории, в которую мы с Меншиковым влипли. Ничего нового в моей голове больше не рождалось, но, впрочем, пока мне было достаточно и того, что нам уже многое удалось обосновать. Всё-таки, хорошего должно быть в меру. И дельные мысли — не исключение.
Когда я более или менее „вынырнула“ из своей „старославянской“ реальности» и вернулась к нормальной (хотя, это весьма спорное определение) жизни, на лице Саши легко можно было прочитать вопрос: «С тобой всё в порядке?» Только что отойдя от эйфории, вызванной моим маленьким открытием, я снова пришла в радостное бешенство и принялась рассказывать другу о своих догадках. Мне постоянно казалось, что он хочет что-то вставить в мой восторженный монолог, но я упорно не давала ему это сделать. Я очень хорошо знала Меншикова: если он с чем-то был не согласен, он мог перебить и начать приводить аргументы в пользу своей точки зрения. Как правило, это заканчивалось тем, что потом я в два раза дольше объясняла ему, что он не всё услышал и не всё понял. Тот, естественно, доказывал мне свою правоту. В итоге я вообще забывала, что, собственно, вообще хотела сказать… Так вот. Именно поэтому я хотела рассказать Саше о своих догадках в форме монолога, а потом уже обсудить с ним всё, будучи уверенной, что он действительно выслушал мою речь целиком.
Я говорила, говорила, говорила. Саша выглядел всё более и более взволнованным. Его злило отсутствие возможности меня остановить. Самое обычное явление. При грамотном (а точнее, скором) завершении диалога оно ни во что не перерастало, а уходило по-английски, наверняка чувствуя досаду оттого, что ему не позволили разыграться… Но в этот раз, очевидно, что-то пошло не так. В один момент Саша не просто заговорил, а закричал так, что я даже испугалась.
— Саня! — казалось, он сам не ожидал, что такое огромное количество децибел ему подвластно. Меншиков замер, но быстро «очнулся». — Часы! Быстро! Бери!
— Да себе…можешь…оставить… — выдавила я, пытаясь сообразить, что происходит. Увлекшись анализом «Апостола», я напрочь забыла о времени и старинных часах.
— Ага, сейчас! Так я тебе книгу и доверил! Нет уж. В этот раз часы тебе, «Апостола» мне, — заключил друг, отдав мне артефакт и взяв меня за руку.
Это был первый случай, когда за временем следила не я, а она. Мне нравилось это новшество, но всё же было непривычно. Так же непривычно, как ощущать себя Сашиным напарником. До этого мне просто казалось, что я попала в прошлое чисто случайно и не на что не способна, в отличие от Саши.
Мои победно-тщеславные мысли прервал шелест листьев. Да-да, именно шелест листьев. Не видя ровным счётом ничего, я отчётливо слышала шум леса. Причём, умиротворения он совсем не создавал. Наоборот, становилось как-то тревожно, неспокойно. Время от времени слышался гул ветра, а пару раз мне даже померещились голоса людей. Я слышала отрывки фраз, но не понимала, что они обозначают. Видимо, либо люди говорили на чужом для меня языке, либо их вообще не было, а «голоса» принадлежали каким-нибудь птицам.
Надо сказать, шелест листьев и непонятные звуки занимали мои мысли недолго. Вскоре меня отвлекло довольно странное ощущение: казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Я и так находилась в очень необычном состоянии, названия которому, наверное, ещё не придумали. Поэтому меня немного пугала эта подозрительная слабость.
Я не знала, как себя вести. Пошевелиться я не могла — тело вдруг стало тяжёлым, будто налившись свинцом. К тому же, я рисковала выронить драгоценные часы или руку не менее драгоценного Саши. «Отключаться» было нельзя, совсем нельзя. Нужно было что-то предпринять. Но я не могла ничего придумать (голова тоже потяжелела). Я не могла даже открыть глаза — вдруг перемещение из-за этого пойдёт неправильно?
Оставалось надеяться только на то, что скоро под нами будет земля, и часы я уроню хотя бы не в бездну, отделяющую один период времени от другого. И я надеялась.
Осмелюсь предположить, что мои мольбы о скором прибытии были услышаны, так как через несколько секунд я действительно почувствовала под собой землю. Что-то мне подсказывало, что нас опять «выбросило» на пустынную полянку, отличавшуюся от уже знакомых нам только близостью леса. Я была уверена, что этот удивительный зелёный (и шумный) «город» был либо совсем рядом, либо окружал нашу опушку. Отчётливо слышались голоса птиц, шелест листьев. Они звучали намного громче, чем во время перелёта. Сочетаясь с моим странным состоянием, звуки природы превращались во что-то невыносимое. Мне казалось, что я сойду с ума ещё раньше, чем успею открыть глаза.
— Эй, Саш… — я почувствовала лёгкое прикосновение. — Ты как?
Голос Меншикова «стучал» по барабанным перепонкам, словно раскаты грома. Поморщившись, я открыла глаза. Всё вокруг (и Саша в том числе) выглядело размытым.
— Сань… — в голосе друга слышалась тревога. — Ты меня слышишь? Ты соображаешь вообще?
— Смутно, — выдавила я. — С трудом.
— Тебе больно?
— Нет.
— Слабость?
— Да.
— Как в прошлый раз? Встать сможешь?
— Нет, по-другому. Но встать… Пока нет.
— Тебя трясёт? Может быть, температура? — наивный Меншиков пытался найти адекватную причину моей слабости.
— Нет. Просто всё тяжёлое какое-то.
— Ну-ка брось!
— Что?
Саша молча выхватил часы из моей руки и положил на траву рядом со мной.
— Почему вот когда я беру их, всё в порядке, а когда ты — без приключений не обходится?
— Не кричи, — я привстала, опершись локтем на землю.
— Хорошо, не буду, — практически шёпотом ответил Меншиков. — Но что-то мне подсказывает, что неспроста эта вещица «метит» именно тебя.
— Ты уже не раз говорил об этом.
— Но нужно же было убедиться…
— Вот сдохну из-за каких-то часов, тогда и убедишься.
— Что, так плохо?
— Уже не так, — я попробовала встать на ноги, Саша быстро подхватил меня за руки и помог удержаться.
— Стоишь?
— Ага, — с души будто камень упал. И пусть всё вокруг ещё было прозрачным и размытым, слабость потихоньку начинала ухо
Немного погодя, Саша отпустил мои руки. Я уже могла твёрдо стоять. Почему-то от этого мне стало невыносимо радостно. Хотелось улыбаться, смеяться и всячески выплёскивать свои эмоции.
Я гуляла до дерева (Саша сказал мне делать так, чтобы можно было облокотиться и отдохнуть после нескольких шагов) и обратно, разминая ноги. Меншиков ходил рядом. Вдруг, когда мы в очередной раз остановились и дерева, он насторожился и стал вглядываться вдаль.
Саша тихо присел, скрываясь за растущими рядом кустами, и что-то шепнул мне.
— Что? — смеясь, переспросила я, не расслышав, что сказал друг.
— Ложись, — встревоженно повторил Меншиков, дёрнув меня за руку.
— Ай! — я вскрикнула.
— Тихо! — зловещим шёпотом приказал Саша. — Ложись рядом. Молча.
— Что случилось? — я тоже перешла на шёпот.
— Молчи. Сказал же…
Я, ничего не понимая, уставилась туда же, куда смотрел Саша. Сначала я не увидела ничего особенного, но вскоре поняла, что его так взволновало.
Метрах в пятнадцати-двадцати от нас я заметила фигуру человека. Это был мужчина лет пятидесяти на вид с густой бородой средней длины. Суда по «фрагментам» одежды, которые мне удалось разглядеть, обычный крестьянин. Я бы легко сохранила спокойствие (внешность мужчины совсем не пугала меня), если бы не увидела, что вслед за ним идут ещё люди, человек пять-семь. Заметив эту «компанию», я тоже начала волноваться.
Я даже предположить не могла, кто бы это мог быть, хотя картина происходящего отчего-то казалась знакомой.
— Кто это? — едва слышно шепнула я Саше.
— Я не уверен, — так же тихо ответил друг. — Но, судя по всему, Сусанин. Сусанин и поляки.
Я ахнула.
— Они же… Они же его убьют…
— Не бойся, не сейчас.
— Вечером?
— Может быть, и позже. Сейчас они ещё ничего не подозревают. Ну или просто молчат.
— Саша, бежим!
— Подожди. Они дальше отойдут.
— Нет, ты не понял. За помощью. Наших предупредить нужно. Так, может быть, и Сусанин не погибнет.
- Ну пошли… Да не вставай! — Меншиков снова дёрнул меня за руку, когда я привстала. — Ползком!
Свидетельство о публикации №217032501256