Батя

    Рабочая неделя подошла к концу. В обед выдали зарплату, и по окончании рабочего дня рабочий класс решил принять немного «на грудь» для снятия усталости и стресса.

    Коллектив состоял из трёх человек примерно сорокалетнего возраста: Александра, Алексея и Дмитрия. Работали они на электролюльке по ремонту фасадов домов. Работа  не была сильно тяжёлой в физическом смысле, хотя  и требовала физической выносливости, а иногда – и довольно большой силы. Но также работающим на высоте надо быть особо внимательными, чтобы    не оборвать свою жизнь раньше времени, и от этого постоянного внимания тоже приходила усталость. В общем, после работы работяги решили выпить и закусить, что у них, особенно перед выходными днями, не являлось редкостью.

    Александр, как старший, предложил взять два пузыря водки по 0,5 на троих и при хорошем закусе оприходовать их. Но Дмитрий на этот раз воспротивился против водки, предлагая выпить вина, не хотелось, мол, с пьяной рожей идти домой, там – малолетний сын. Александр возразил насчёт «пьяной рожи», мол, это – не для нас, при хорошем закусе будет всё нормально. Но Дмитрий уговаривал коллег принять лучше вина, но они не соглашались и сказали: «Не хочешь – иди себе за вином, а мы будем пить водку, тогда нам на двоих хватит и одного пузыря». На том и порешили. Александр с Алексеем взяли себе водки, а Дмитрий пошёл себе искать сухого вина получше.

    Вино он нашёл какое и хотел, но в малолюдном магазине он как-то само собой разговорился с грузчиком, невысоким плотным человеком лет 35-ти, и тот, видя, что он один, пригласил его выпить за компанию и предложил Дмитрию сделать это во дворе магазина, и почему-то тот согласился. Во дворе на скамейке сидел мужчина лет пятидесяти, какого-то сельского вида. Он был одет в кепку, рабочую одежду, в какой примерно ходят прорабы на стройке, и на ногах у него были высокие кирзовые сапоги.

    Все втроём уселись на скамейке. Дмитрий заметил, что грузчик с большим почтением относился к этому человеку. Он принёс две бутылки пива, и с этим «прорабом» они начали его потихоньку распивать, а Дмитрий открыл свою бутылку сухого вина и стал потихоньку из горлышка потягивать его, закусывая время от времени пряниками, которые купил в этом же магазине. «Прораб» с грузчиком о чём-то переговаривались, но Дмитрия не интересовала их беседа, и он особо не прислушивался.

    «Прораб» вдруг наклонился к поставленной Дмитрием на землю бутылке вина и правой рукой махнул над ней, словно отгоняя муху, а пальцы руки его произвели движение, которое обычно делают, когда хотят, например, что-то посыпать щепотью. Но Дмитрий не обратил на это внимания, хотя мухи, вроде, не видел, а на зрение не жаловался. Когда Дмитрий допил своё вино, а они – пиво, он попрощался с ними, благодаря   за компанию. Но «прораб» вдруг сказал: «Меня называют Батей. За этими домами во дворе найдёшь меня. Мы там играем в домино и карты. Там ты найдёшь меня». Дмитрий, ничего не понимая из сказанного, выслушал и ушёл.

    По дороге ему стало как-то не по себе. Вино было проверенным, и он не понимал,  в чём дело. Эта бутылка вина для него всегда была «что слону дробинка». Дмитрий шёл по скошенной траве, продвигаясь потихоньку к дому, который они ремонтировали. В груди у него что-то давило и вызывало какое-то неприятное беспокойство, и он шёл дальше, ничего не понимая, думая о том, что же с ним случилось.

    Когда он пришёл, ребята уже собирались уходить, и он сообщил им, что чувствует себя как-то хреново, и не поймёт, в чём дело, ведь выпил только бутылку сухого вина, которое обычно и употреблял. Ребята пожурили его: «Не хотел с нами, вот и нашёл себе хрень какую-то», - очевидно, считая, что дело всё же в вине. Распрощались и разъехались по домам.

    Когда Дима приехал домой, беспокойство внутри, вроде, улеглось, но появилась какая-то слабость во всём теле, хотя и не особо сильная, но неприятная. Выходные он провёл дома, почти никуда не выходя и не уезжая, хотя и был ярко выраженным непоседой, на что жена ему неоднократно говорила, что у него «шило зашито в одном месте».

   Выходные прошли. В понедельник переезжали на новый объект. Им оказалась школа. Переезд прошёл нормально. Загрузили на грузовую машину с помощью крана люльку, консоли, троса и все другие необходимые причиндалы, инструменты и материалы. Перевезли хорошо, без задержек. Теперь надо было заносить по лестнице наверх на крышу консоли и грузы-противовесы. Консоли – тяжёлые, вес каждой – 150 кг, но их разбирали на три части, и вес каждой был теперь 50 кг. И уже не составляло особого труда перенести их поодиночке. Но в этот раз Дмитрий обратил внимание на то, что подниматься по лестнице вверх ему стало тяжело. Ноги становились словно свинцовые, наступала слабость, и идти вверх было просто невыносимо, а тем более нужно было нести ещё и груз, но надо было работать, и он работал, превозмогая непонятную немощь.

    В общем, теперь Дмитрий стал бояться лестниц, когда надо было подниматься вверх. Он старался избегать маршрутов, где они были, но на работе по ним надо было подниматься, а идти к врачу он не собирался, так как не понимал, что с ним происходит.

    Время от времени Дмитрию стали вспоминаться слова того мужика на скамейке у магазина, который сказал, что «называют меня Батей, и найдёшь ты меня во дворе за теми домами. Мы там играем в домино и карты». Дима тогда был несколько смущён тем начальственным тоном, которым говорил ему эти слова тот совершенно незнакомый ему человек. Дима теперь вспоминал его какое-то туповатое выражение лица, которое обычно бывает у сектантов, правда, может быть, не у всех поголовно, но, пожалуй, у многих. А сектантов Дмитрий видел разных. Сам искал общения с ними в поисках боевых религий и способов укрепления боевого духа для своих занятий рукопашным боем, которым в то время особенно увлекался. Вот у этого Бати и было такое высокомерное и тупое выражение лица, как у многих сектантов, которых видел Дмитрий. Теперь он ещё чаще вспоминал, как этот Батя, под видом того, что отогнал от горлышка бутылки муху или какое-либо другое насекомое, которых там точно не было, держал пальцы щепотью, словно пытаясь что-то сыпануть в неё. Наконец, Дмитрий пришёл к выводу, что этот говнюк по прозвищу Батя точно сыпанул ему в вино какого-то дерьма, от которого у него отнимались ноги, когда надо было подниматься по лестнице. И Диме стало понятно то повелительное наклонение, с которым сектант сказал Диме, где ему можно будет его найти. То есть Дмитрий был полностью уверен, что этот говнюк Батя хорошо знал, что делал, что он заранее знал результат, который будет от его процедуры над бутылкой. Так что Диме стал уже совершенно понятен и объясним этот повелительный тон, которым говорил этот гадёныш Батя.

    «Вот сволочь-то какая!» – теперь с уверенностью думал, очевидно, о руководителе секты, Дима. «И этот крысёнок-грузчик, который устроил эту встречу! Пойти, найти и отфигачить их в том дворе, где они собираются!» У Димы было много силы, он мог, например, и креститься двухпудовой гирей, и вес штанги на занятиях доходил до двухсот килограммов, но поганое Батино зелье не только отшибало ноги, когда надо было подниматься по лестнице, но и во всём теле ощущалась немощь и слабость, от которых появилась неуверенность в своих силах, которой раньше не было. В общем, больше Дмитрий в себе и своей силе был пока не уверен, и это мешало ему искать тот двор и идти на разборки. И он решил их немного отложить и заняться ими после поправки так неожиданно пошатнувшегося здоровья, с помощью подвернувшихся в его жизни этих гнусных людей…

    В то время в стране наступала пора Перестройки, и начались связанные с ней всевозможные «демократические» преобразования, которыми пользовались в своих целях всевозможные корыстные люди и в духовных целях. Так, во многих кинотеатрах и школах Москвы (очевидно, и других городов) американская «заботливая» нация, арендуя эти помещения, обращала пришедших к ним людей в своё «христианство» (в какое – Дмитрий пока не знал). Так как воцерковлённым он не был и даже креста не носил. Был крещён в детстве. Дома лежал в баночке крестильный крест его с привязанной к нему верёвочкой – вот и всё его Православное Христианство. На этих арендованных кинотеатрах и школах были объявления о занятиях и изучении Библии, Евангелия и других всяких чтений, но главное – это исцеления, которые обещали заблудшим и болящим россиянам их заботливые и старшие по демократии американские братья и сёстры. Дмитрия привлекло то обстоятельство, что они обещали в своих рекламах исцеления, и он решил заглянуть в один их кинотеатров, где они устраивали свои занятия и исцеления. И однажды он заглянул в кинотеатр «Мечта», где шли такие занятия.
 
    Народу в зале было немного, но он был. На сцене американцы пели какие-то духовные песнопения, текст которых показывали со сцены присутствующим, и многие    на сцене чуть ли не приплясывали, так как музыка была весёлая. Занятие вела молодая красивая женщина, и, как Дима понял, она была нашей, а не америкоской. Он присел на одно из кресел рядом с симпатичной женщиной и спросил у неё, что такое «осанна», и та вдруг с сильным возбуждением и блеском в глазах резко и восторженно выкрикнула: «Осанна  значит  да здравствует!» Из её такого поведения Дима заключил, что у неё не всё в порядке с головой и стал внимательно приглядываться к остальным присутствовавшим в зале и на сцене. Песнопения время от времени прерывались чтением Евангелия и пояснением прочитанного. Наконец, занятия закончились, и тут пригласили болящих подняться на сцену для исцеления. Дмитрий немного посмотрел, как американские братья и сёстры возлагали на головы болящих руки. Решив, что страшного тут ничего нет, он поднялся на сцену и подошёл к одной симпатичной американской сестре за исцелением (братьев почему-то было совсем мало). Дмитрий объяснил, что, «похоже, мне сыпанули какого-то зелья в вино, и вот у меня теперь слабость в теле и, особенно, в ногах, из-за чего очень трудно подниматься по лестнице, а ведь я ещё и работаю». Белокурая американская сестра кивнула Дмитрию в знак того, что поняла его, и, приступив к нему, положила ему на голову ладони своих лёгких рук и попросила закрыть глаза, что Дима и сделал. Она что-то чуть слышно шептала, и от её прохладных и ласковых рук Дмитрию стало приятно. Он зажмурился ещё сильней, и ему вдруг показалось, что через него сверху вниз проходит поток света, но это могло показаться от яркого света прожекторов, которых в зале хватало. Дмитрий стоял, ожидая исцеления и веря в него, но оно не наступало. Минут через пять или больше он сказал американской сестре, что исцеления не получил, но она ответила, что это произойдёт, может, и не сразу, и Дмитрий с досадой побрёл к выходу.

    Он ещё приходил к ним в кинотеатр несколько раз, но исцеления не произошло, и он перестал приходить, а то «христианство», которое они проповедовали, его не интересовало. Дмитрий даже не знал, кто они, католики или протестанты. Его это не интересовало, как не интересовало ещё и его родное Православие, в котором он был крещён ещё в младенчестве тётей Наташей, старшей сестрой своей матери…

    Он зашёл как-то в школу на занятия других америкосов. Там тоже читали Евангелие, разбирали, объясняя, его, а потом стали говорить почти все присутствовавшие на разных языках. Со всех сторон стали раздаваться различные звуки: «гыр, гыр, гыр… бур, бур, бур… мыр, мыр, мыр…» и так далее, каждый бормотал что-то своё, пытаясь, как понял Дмитрий, отключить своё сознание, пытаясь соединиться с Богом, получить от Него этот дар говорения на разных языках. Дмитрия покоробило от этого бормотания. Глядя со стороны, можно было подумать, что это похоже на настоящий дурдом. Он, конечно, в этом балагане не участвовал, видя в нём самое обыкновенное притворство, участвовать в котором он и не мог, и не хотел. После занятия он подошёл к одному из американских миссионеров и спросил, надо ли носить нательный крест, и получил ответ, что это не обязательно.

    Рядом со школой метрах в ста за домами находился Православный храм Николая Чудотворца, и Дима почему-то решил туда заглянуть. В уютном маленьком храме шла вечерняя служба. Народу было немного, так что ему удалось свободно подойти и приложиться ко всем иконам. И, конечно, - к храмовой большой иконе святителя Николая Угодника и Чудотворца. Дима зажёг свечку и, поставив её перед иконой святителя, перекрестился, и, приложившись к ней, прошептал: «Святитель Отче Николае, исцели мя грешного. Устал я мучиться со своими ногами. Помоги мне, миленький, ради Бога! Молю тебя!..» И святой Божий Угодник Николае Чудотворче помог Дмитрию.

    Ещё на службе в храме Дима обратил внимание на чернобородого молодого человека, который тоже заметил его, и вот теперь при выходе из церкви по пути к автобусной остановке он подошёл к Дмитрию и заговорил с ним.

    - Здравствуйте! Вы часто ходите в этот храм?

    - Нет. Но нужда привела сегодня сюда…

    И Дмитрий рассказал Александру (так звали незнакомца) про свою беду. И тот посоветовал ему исповедаться и причаститься. Надеть, конечно, крест нательный срочно  и никогда его не снимать. Александр оказался казаком и сказал, что казак, например, снимает крест один раз в жизни, когда ему в бою вдруг отрубают голову, то есть крест сам спадает с бойца… Дмитрий с Александром вместе стал ходить на церковные службы, исповедался и причастился, и батино зелье постепенно перестало на него действовать.

    А насчёт разборки, то есть мести, Александр сказал Дмитрию из Писания, правда, своими словами: «Не мсти никому, ибо Моё это дело». А про Батю сказал, что этот поганец-сектант привёл тебя к Богу. Воистину!

    Неисповедимы пути Твои, Господи.