Полоскалка

Жонки наши, поморские, коли без дела долго остаются, то начинают постепенно жиром обрастать и думать лишнего. Поэтому, в старо время, прежде чем жонка задумается, ей подсовывали всяку работу по дому: пирогов напекчи, там, полов ли вышоркать,  али ягоду перебрать. Но само верно дело  было – затеять стирку в праздники али в выходные.
 
Раньше, покуда электрические провода к нам из городу не просунули, люди для светла пользовались лучиной и керосиновой ланпой. Оттого по углам всегда разводилось много копоти, малых детей и грязного белья.

Стирали жонки в банях на руках в тазах и корытах, а потом носили полоскать бельё на реку. Зимой, когда река замерзала, во льду вырубали прорубь и ставили над ней будку, либо сарай, чтобы прорубь не заносило снегом. Жонки одевались потепле, набивались в будку поплотне и по-очереди валтузили туда-сюда бельём в воде, чтоб и прорубь не замерзала и самим от работы согреться. Выполосканное бельё отжимали и складывали в кучи на лёд.

В углу сарая всегда держали под парами ведёрной угольной самовар, и закончив с полосканием застывшие на морозе жонки принимались пить с устатку горячий чай с шаньгами и пирогами. За чаем и разговорами время летело незаметно, а светлой день зимой уходил быстро.

Мужики, вспомнив к вечеру про жонок, подъезжали гужом к полоскалке, грузили вставшее колом бельё в сани и развозили по дворам – вымораживать его досуха. На последние подводы грузили разомлевших от чая жонок с самоваром, и с песнями разъезжались по домам – ночевать.
 
Летом мужики под берегом строили полоскалки – большие плоты связанные из брёвен, с настилами и навесом из тёсаных досок. Когда жонки собирались после стирки полоскать, то грузились скопом на полоскалку, вместе с уложенным в двурушные корзины бельём, а мужики отпихивали их жердями от берега как можно дальше. Плот разворачивали носом против течения, жонки становились по краям, подбирали подолы и всема одновременно брались полоскаться. Ловкими размеренными движениями они возили бельём по поверхности и пенили воду, как колёсные буксиры. От слаженной усердной работы полоскальшшиц создавалась необходимая тяга, и плот начинал медленно двигаться вверх по течению.
 
Для управления на кажной полоскалке был свой "зачиншшик" – сноровистой крепкой мужичёнок, с командными навыками и знанием лоции. Зачиншшик подавал жонкам команды: «Левый борт табань, правый – загребай!», «СлабУю не давай!» и т.п. Плот постепенно набирал ход и резво бежал подле берега, не выходя на стремнину. Время от времени, для поддержания ритма, зачиншшик запевал что-нибудь весёлое и забористое, а когда ритм у жонок налаживался, он зорко смотрел вперёд и ворочал румпель, обходя корги и мели.

Выполосканное и отжатое бельё жонки развешивали сушить тут же на плоту - на верёвках натянутых промеж прясел, сделанных из строганных жердей. Постепенно, количество развешенного белья увеличивалось, солнце сушило и выбеливало влажные холсты, попутный ветер раздувал их как паруса, придавая скорости самоходному кораблю. Жонки уже не поспевали за его быстрым ходом и лишь крепко держали бельё, чтобы его не вырвало из рук под напором забортной воды.

Наконец, плот подхватывало подоспевшим свежим порывом ветра, и он, вымыривая носом, отрывался от поверхности воды. Зачиншшик кричал жонкам: «Суши вёслы! ВЕрьхом пошла, родимая!» Жонки спешно отступали от края полоскалки и валились на настил от потери равновесия, подхватывая недополосканное бельё, хором взвизгивая и хохоча. Плот взымало над рекой, зачиншшик подтягивал бельевые верёвки, ловя ветер, и поворачивал то левым то правым галсом, выводя корабль над угорами.

Полоскалка вскоре выравнивалась и легко парила над землёю, поддерживаемая парусами. Угомонившись, жонки рассаживались поудобнее и отдыхали от работы пользуясь внезапным случаем. Свежий воздух, тёплое солнце, близкие облака и пролетающие внизу птицы постепенно приводили полоскальшшиц в состояние восторженного умиротворения и они затягивали во весь голос какую-нибудь попутную песню на семьдесят два куплета.

Только поставленная утром квашня, да время, спешащее к вечерней дойке, заставляли жонок таки разворачиваться к дому. Зачиншшик осаживал и подбирал паруса, и полоскалка, потеряв на развороте ход, шумно садилась в прохладную вечернюю воду реки. С визгом и криками приземлившись, раззадорившиеся жонки споро дополаскивали остатки белья, разгоняя полоскалку по стремнине в сторону родного дома.

Вниз по течению идти было легче, и вскоре полоскалка лихо причаливала к берегу. Жонки сымали с верёвок сухое уже бельё, шумно грузились с корзинами на подводы, и счастливые мужики развозили их по избам да баням.

Ну и жиру на жонках не оставалось никакого. С жиром-то не много полетаешь!