Ласточка. Роман в стихах. Книжный вариант. Гл. 1-5

Удалось - чудом - отправить в полёт мою "ЛАСТОЧКУ".
Стайка книг получилась малочисленная.
Никому не могу ни подарить, ни продать.
Будем вместе ждать нового чуда - дополнительного тиража.
Или будем просить допечатывать малыми порциями, но тогда цена будет не меньше 500 рублей (в книге 38 цветных иллюстраций).
Чем больше будет желающих подержать мою Птицу в руках, тем дешевле окажется издание.
Заинтересовавшихся прошу писать на сайте в личную почту, она теперь работает.

Могу предложить читать книгу в pdf-файле, с иллюстрациями - будто настоящее издание. Вот ссылка на мой яндекс-диск:
https://yadi.sk/i/iUp-Ds0cUCrqmQ


***
В парке плакала девочка:
«Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, –
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясённый минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
            Игорь Северянин, 1910

ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 1. Вопрос
Глава 2. Лежнёвка
Глава 3. Обретение
Глава 4. Кульбиты
Глава 5. Русла
Глава 6. Нить
Глава 7. Дата
Глава 8. Попутчица
Глава 9. Монета
Глава 10.Буратино
Глава 11.Фифы
Глава 12.Мельница
Глава 13.Зов
Глава 14.Охота
Глава 15.Илья
Глава 16.Улей
Глава 17.Кнопка
Глава 18.Афиша
Глава 19.Расклад
Глава 20.Вина
Глава 21.Связной
Глава 22.Лямочка
Глава 23.Лики
Глава 24.Счастье
Глава 25.Фарватер
Глава 26.Вагоны
Глава 27.Отражение
Глава 28.Огарок
Глава 29.Развилка
Глава 30.Грибница
Глава 31.Струна
Глава 32.Птенцы
Глава 33.Стога
Глава 34.Вороны
Глава 35.Кресты
Глава 36.Дверь
Глава 37.Заповеди
Глава 38.Дыхание



Глава 1. ВОПРОС

И вот он, сам собой возник вопрос:
Быть иль не быть? Что проще в наше время,
Когда людей бесчисленное племя
Душою обмирает от угроз,
Которыми пронизано пространство?
Во всём теперь вокруг непостоянство,
И невозможно жить без глупых грёз,
Не возвращаясь в детство, словно в сказку,
Не вспоминая про любовь и ласку,
Которые дарила нам родня.
Никто из нас не проживает дня,
Не утонув на миг в далёком прошлом.
И то, что я туда теперь нарочно
Намерена войти, зовя и вас,
Наверно, будет не в последний раз.
Ушедшего невзрачные приметы
На многое дают теперь ответы,
А их ищу не только я одна,
Ведь все надежды выпиты до дна.

Быть иль не быть? И если «быть» – то как?
Найдётся в мире не один мастак,
Наученный в подобные вопросы
Не сунуть носа, а скользить по глади,
Себя оберегая, людям – гадя.
Вы не из тех? А то прощай-прости,
Ведь явно будет нам не по пути.
Я – из «совков», и над России картой
Всегда держу открыто свои карты,
И мухлевать не буду под столом,
Какой бы ни грозил в пути облом.
Смерть на миру – она красна от века
Для русского простого человека,
Когда она за Родину, за мать.
И этого вовеки не сломать!

Но веник наш на прутья разобрали,
Пока мы с вами слушали, как врали
По всей планете вражьи голоса.
И, кажется, ещё бы полчаса,
И всё бы кончилось…
Мы замерли у края.
И очень далеко опять до рая.
Но кто-то уже начал выходить,
Чтобы вязать оборванную нить.
Её всегда хранили наши деды,
И потому так надобно проведать
Те холмики, что в памяти видны
На всех просторах раненной страны.

Мы все когда-то станем бугорками.
И влажными дрожащими руками
Потомки наши будут гладить крест,
Пока река забвения не съест
Последний островок былого мира,
В котором и тираны, и кумиры
Играли человеческой судьбой,
Но сами смерти проиграли бой.

И всё же, сознавая все печали,
Нам хочется, чтоб дети замечали
Заслуги наши на пути времён
И помнили хоть несколько имён.
И в этом я на вас вполне похожа.
И потому, свой путь земной итожа,
Оглядываясь на полсотни лет,
Рисую поколения портрет,
А от него во все концы, как нервы,
И лица тех, кто был в дороге первым,
И тех, кто только учится шагать
И выбирает – лгать или не лгать.

Вы не ловите родственные связи
В моей словесной напряжённой вязи,
Поскольку дело вовсе не в крови,
А в том, что предлагает мир кроить
Нам душу ради сытного кусочка.
Не стыдно ли, когда сынок и дочка
Все ценности духовные сдают
За гаджеты и барственный уют?
Отыщется у всех ответ особый,
А я же, как публичная особа,
Здесь предлагаю пробный образец.
Сейчас я подержу в руках резец,
Чтобы сточить шершавые края…
И – милости прошу в мои края,
В мои леса, дарующие негу,
Шагаешь ты по тающему снегу
Или бредёшь осеннею тропой
Туда, где был когда-то водопой
И жизнь текла, послушная заветам,
В глуши российской и зимой, и летом…

Я вам скажу в конце уже без позы,
Что вотчиной своей считала прозу
И не знавала тягостной неволи
Бежать на поэтическое поле.
Я собралась поплакаться о муже,
О том, что умер, но, как прежде, нужен,
Особенно ночами или в стужу.
Поплакаться…бумаге, ну кому же?
И набросала я десяток строчек,
И в многоточьях – много-много точек,
Мол, я вернусь и плач свой допишу…
Когда же спохватилась, что грешу
Я рифмой уже пятую страницу,
То поняла, что перешла границу
Приличий в отношениях цехов.
Ну, и пускай, сказала я, грехов
И без того имеется немало,
Но я тянуть не стану одеяло
Без явленной воочию нужды,
Не буду возбуждать ни в ком вражды,
Что отнимаю и кусок, и лавры.
Вот чудаки-поэты! Мне литавры
И прочие игрушки ни к чему,
Ведь просто я позволила уму
Извилины размять, играя рифмой.
А это оказался новый риф мой,
Я не могла его не одолеть,
Иначе просто стала бы болеть.

И развернула я своё сказанье,
Терпя потуги, словно наказанье,
И не было для отдыха ни дня,
Пока не минул месяц для меня
И я не ощутила пустоту,
Которая зияет за версту.

Немало я скрывала эти строки:
Хотелось, чтобы кончились все сроки,
Способные означить слабину
Или добавить крепости вину.
Вам пробовать теперь напиток этот
И по заслугам оценить мой метод
Передавать стихами жизни прозу
И не вставать в кокетливую позу.

Но времени я много отниму!
И если не осилите, пойму,
Что просто не похожи наши взгляды,
А потому читать меня не надо.
Да и писала я, в конце концов,
Для поколенья дедов и отцов,
А молодым что проку в песнях старых?
У них своих не стрижены отары,
Не принят ожидаемый окот
И не поставлен будущий рекорд.

А я пропела песню, как умела,
И мне, по правде, нет сегодня дела,
Роман или поэма получилась,
Пока я правду говорить училась,
А за окном ждала свой миг весна,
И было мне по суткам не до сна.
Я на просвет рассматривала душу,
Её подсказки все старалась слушать
И поняла, что видит на века
Доверье испытавшая строка,
Что нет моей заслуги в этом тексте,
Что вызревают, как в хорошем тесте,
И замысел, и образы, и боль,
Когда молитву носишь ты с собой.

И хватит. Разболталась. Можно в путь:
Ушедших благодарно помянуть,
Рождённым указать туда, где свет,
И высвободить истины завет.

Глава 2. ЛЕЖНЁВКА

Я любила его не обычной любовью,
А ловила в лице тайный отсвет небес.
И бугорчатый шрамик над узкою бровью,
И на впалом виске вена с дышащей кровью,
И смешливое слово, с улыбкой и без, –
Всё рождало во мне романтический трепет
И манило дождаться слияния душ.

А потом был сынишки неумолчный лепет
И гаданья о том, что со временем слепит
Из него эта жизнь…

Мне назначенный муж
Был не ангел совсем, а скорей наказанье
Мне за то, что судила нетрезвость отца.
Долговязый, с бравадой, невзрачный с лица,
Чем моё умудрился затмить он сознанье?
И когда усыпил все мудрёные знанья?
Не сумею, похоже, понять до конца.
Но до самой последней горчащей минуты
Буду помнить я загнанный воющий взгляд:
Стариком над могилою мамы согнутый,
Посмотрел на меня он, как брат,
У которого сердце насилует ворог,
И до смерти осталось немного минут.
Никому в этом мире он больше не дорог,
Все твердят, что пропойца, охальник и плут.
Кроме мамы. Которой теперь больше нету!
И призвать никого невозможно к ответу!

Я его обнимала над свежей могилой,
А он плакал мальчишкой у меня на плече.
Мы не слышали оба высоких речей:
И друзья, и родные – всё было немило.
А когда в доме мамы закатной порою
Задремал на печи тёплый запах котлет,
Нас в избушке пониклой под лысой горою
Укрывал от рыданий голубящий свет.

За столом спохватились, что нас рядом нет,
И, наверно, судачили мрачно и долго,
Полагая от смерти спасенье сыскать,
Если вслух говорить о любви и о долге,
И о том, что ещё не остывшая мать,
А они без зазрения… Ох, стыдобища!

Впрочем, всех насыщает различная пища,
Так что выбор не стоит у людей отнимать.
Их свело над могилой – и по свету развеяло
Проживать свои судьбы, свои тропы торить.
Но зачем для того,
Чтобы нам сотворить
Эту встречу,
Такою бедою повеяло?
Неужели не мог наш Господь подобрать
Для решенья подобной задачи иное?

Четверть века мелькнуло, а сердце всё ноет,
Расцарапана рана до смертного гноя.
Где сегодня мне новые силушки брать?

Впрочем, плачусь нарочно я и по привычке.
Мне с судьбою знакомы горячие стычки,
Но куда побежишь, призывая на помочи?
Упадёшь на подушку, провоешь до полночи
И – с улыбкой поутру шагаешь вперёд.
Кто извечно печален, тот попросту врёт
И себе, и другим. А ещё прародителю.

Поколение наше строжили родители,
Приучали к порядку, свой суд сотворив.
В коммуналку теперь нашу дверь отворив,
Я вздыхаю счастливо, увидев уют
И здоровых потомков, что всюду снуют.
Моей тётке (по маме) не надо краснеть,
Ведь одежду по моде и разную снедь –
Всё они научились в достатке иметь.

Ну, а я избрала папин корень к ращению.

Мой отец не желал бы назад возвращения,
К деревенским истокам. Он был очень рад,
Что его приютил и взрастил Ленинград.
Он один из ровесников вырвался на люди
И сумел не разбиться на питерской наледи.
А родные остались в деревне, на родине.
Не они бы – то как и пожить при народе мне,
Притулиться в ненастье к какому плечу?

Даже взрослая, снова по-детски хочу
На закате в колючем стогу кувыркаться,
А когда сытым августом будет смеркаться
И по небу раскинется звёздный ковёр,
Я, как раньше, хочу повести разговор
С отростёлками рода о том потаённом,
Что скрывалось до срока во взгляде иконном,
Что таилось в родительском взоре крутом,
Что прошамкала бабка немеющим ртом,
Когда первый удар с ней в ночи приключился,
И о чём не сказал тихий дед наш потом,
Когда в смертное летней зарёй облачился
И собрал нас вокруг поредевшим гуртом.

Не объять, как ни силься, прожитые годы
Так, чтоб сгусток судьбы на ладонь уместить.
Будет память лежнёвку покорно мостить,
Несмотря на знобящую душу погоду,
Будет двигаться гать сквозь невзгоды и счастья,
Будет сердце усталое рваться на части,
Будут ноги дрожать от натуги в пути –
Всё равно не скажу, что не надо идти
По умершим просторам, тревожа забвенье.
Пусть мой голос пробудит уснувшие звенья,
Пусть объявится миру сплетенье дорог,
А меня поджидающий праведный Бог
Обнаружит, что верил в меня не напрасно,
Что в душе моей снова младенчески ясно,
И не знает она ни тоски, ни стыда,
И готова трудиться везде и всегда.

Глава 3. ОБРЕТЕНИЕ

Будь бы воля моя, на погостах ветшающих,
Где не ставят по бедности мраморных плит
На могилах простых,
Где вослед вопрошающе
Упокоенный взглядом тебя не сверлит,
Я б велела кресты деревянные с ласкою
Украшать фотоснимками канувших лет,
Чтобы каждому возрасту был бы портрет
И истлевшая жизнь представала бы сказкою,
Как и виделась всем у истоков судьбы, –
Ведь никто бы не выбрал стезю голытьбы,
Приведись нам открыто тянуть свою карту.
А поди ж ты…

По талому серому марту
На погост приготовилась папина мать.

Что от сердца придётся её отрывать,
Я и думать не думала, видя в зачётке
Главный смысл тогда своего бытия.
Телеграмма в два слова разрезала чётко
На две части судьбу мою…
Ныне же я
Не могу и представить, чтоб было иначе:
Папин край захолустный так многое значит!
Дух мой там, на свободе, воистину зачат,
Там возникла иная, глубинная я.
 
А началом, библейски, и впрямь было слово.
Языка мы тогда познавали основы
И учились сердечные тексты писать.
Я ещё не умела от чувства плясать,
Чтобы фразы чужую тревожили душу,
Чтобы было завидно товарищам слушать.
Как я мучилась, Боже, и сколько бумаги
Я отправила в печку! Хватило отваги
Попросить мне отсрочить тогда приговор.
Я себя ощущала, как пошленький вор,
Без раздумий попавший в чужое жилище:
Как я смела готовить духовную пищу
Для других, не имея таланта ни грана?

Судный день начинался тревожно и рано.
Хрупкий наст на дороге трещал, как на речке.
Я шагала, не помня, закрыла ли печку,
И не видя просвета ни в чём впереди:
Неисполненный долг душу так бередил,
Что хотелось совсем убежать с факультета.
Было не за горами беспечное лето,
Было время подумать и перерешить,
И родителям тоже идею внушить
Про бездарность мою и ошибку в пути.
Я едва к электричке успела дойти
И прижалась в вагоне к окну – задремать.

И явились мне дед мой и папина мать,
За столом после бани, счастливо усталые.
К самовару за чаем, робея, привстала я
И цедила, цедила из краника в кружку.
Старики же, как будто не видя друг дружку,
Занимались своим: бабка сахар в горсти
Била крупным ножом, щуря взгляд под очками,
Дед пытал меня, долго ли буду гостить,
И в тарелку выкладывал красны бочками
Чудо-яблоки с дички, привитой самим.

Мне казалось тогда, что неправильно им
Доживать свои дни в позабытой деревне,
Хоть и прежде меня охмеляли деревья,
И особенно липа, которой сто лет.

А теперь вот сама здесь живу-поживаю,
Радуюсь каждому новому маю,
Знаю на всё однозначный ответ.

Матушка-жизнь! Как же ты нас ломаешь,
Пестуешь, лепишь, толкаешь к богам,
В нужный момент надавав по бокам!

…Мёда янтарного полные банки
В сумку пихали мою старики.
Веяло влагой с далёкой реки.
Где-то под ласками доброй руки
Пел колокольчик последней тальянки.

Он и сумел зацепить мою душу!
И удалось его правду подслушать
Много поздней среди злой суеты.
Праведный Боже! Я знаю, что Ты
Только Один призван всех нас стреножить,
Чтоб перестали ошибки мы множить
И нарушать заповеданный лад.
Знаю, надеюсь: мой сын будет рад,
Что родился он на родине предков,
Ибо нигде не научат так метко
В цель попадать в каждодневности дел,
Веруя в свой полноценный удел.

Есть ли во мне это зрелое чувство?
Твёрдо ли знаю: не сможет искусство
Нам заменить разговора сердец?

Там, где когда-то нарушил отец
Целостность рода, деревню оставив,
Я поселилась, покорно растаяв
Вместе со снегом под хор соловьёв.
Только бы знать, что и дух мой здоров
Так же, как прежде он здравствовал в предках.
Ежели так – почему я нередко
Маюсь в моём деревенском раю,
Словно гадаю: мою – не мою
Выбрала я на сегодня дорогу?
Прячу сомненья, чтоб всякий не трогал
Боли моей, не изжитой сполна.
Только ущербная в небе луна
Знает об этом. И знала б бумага,
Если б теперь не прислуживал всем
Умный компьютер, внучок эвээм.

…Слёзные строки про бабушку с дедом
Вслух я читала. (Обычно по средам
Мы языком занимались тогда).
К горлу комком подступала еда,
Руки дрожали, а голос садился…
Только никто рядом не насладился
Счастьем моим, ибо что до него
Тем, у кого дополна своего?
Каждый болел за своё сочиненье,
В каждом свои трепетали сомненья.

Мне приговор был во многом зловещ…

«Вы написали чудесную вещь! –
Гладя мне спину, как добрая матерь,
Душу спасала мне преподаватель. –
Плюньте на них, неразумных, ведь вы
Выше, поверьте, на три головы!»

Плакала я до закатной поры,
Словно от шеи моей топоры
Только в последний отдёрнули миг.
Но незаметно в сознанье проник
Тёплый спокойный негаснущий свет,
Жизнь осветивший на множество лет.

Чистя теперь бугорки под сосною,
Радуясь тихому летнему зною,
Думаю, как неизбывно права
Корни пустившая в землю трава,
Как благодарно приветствует гостя
Каждый живущий теперь на погосте,
Как хорошо мне в родимом краю
Даже у жизни своей на краю.

…А всё могло бы быть иначе:
Как все, купила бы я дачу,
Крутилась бы вовсю в верхах
И на родительское «ах!»
С большой плевала колокольни.
Да, лёгкий путь – всегда окольный
И не понятный для простых.
А я, конечно же, из них,
Из голью шитых, горем битых
И жемчугами не увитых.
Зачем бы рваться во дворцы,
Куда не ринулись отцы?
Но ведь соблазны, но соблазны!
И, кажется, не безобразны
Уже и пошлость, и корысть.

«Да лучше будем землю грызть! –
Вскричали бы мои деды. –
Ведь так недолго до беды!
А в жизни главное – труды,
И ни туды, и ни сюды
Без этой, вроде, ерунды».

Ах, как теперь мне ясно это!
Но нет ответа, нет ответа,
Какой бы путь мой был прямей.
Вот и суммирую в уме,
Перебирая варианты,
Всё потому, что провианта
Хватает, в общем-то, с трудом,
И покосился старый дом,
И детям бы помочь неплохо…
Но знаю, это всё – эпоха,
Что, как ни меряй, как ни шей,
Как ни гони нужду взашей,
Но под рукой она всегда.

А я опять – как ябеда?

Нормально всё! Вполне терпимо.
Ведь я – была? – была любима!
И подняла двоих детей
Без лишних вздохов и затей.
А коль сейчас слегка канючу,
То это так, на всякий случай.
Нет-нет, да вдруг бывает жутко,
Что не случилась бы минутка,
Которая венчала нас,
И он свои бы прибаутки
Держал до смерти про запас,
Не знал бы он любви сынишки,
Не верил в преданность жены
И не читал запойно книжки,
В которых оды сложены
Такой любви, что нам послали.
И мы постель себе устлали,
Тоски не ведая ни в чём,
И старым дедовским ключом
Закрыли вход в семейный дом,
Чтоб то, что рождено с трудом,
Не смог нарушить бы вовек
Случайный глупый человек.

Глава 4. КУЛЬБИТЫ

Летят, летят густые хлопья…
И наша долюшка холопья
В ненастье много тяжелей.
Но тут жалей ли, не жалей,
А не найдёшь тропу иную.
И что сейчас опять в плену я
Сомнений тяжких, не беда:
Так начинается всегда
Рожденье новых сочинений,
И даже если ты не гений,
Потуги так же нелегки.

Я помню: были так мягки
Тогда его прикосновенья,
И будто ангельское пенье
Сопровождало наш полёт…
И вот, когда свекровь умрёт,
Во всём согласная с «повесткой»,
Не зная то, что я невесткой
Ей с этой даты прихожусь…
Нет, подождите…я сдержусь,
Чтоб не расплакаться прилюдно…
Да, это было обоюдно –
Мы оба не скрывали слёз,
Когда опять вставал вопрос:
А что бы было бы, кабы
Мы повернули бег судьбы
И встретились давным-давно?
Ведь это было нам дано.

Ему всегда твердила мать,
Что надо долюшку «имать»,
Не разевать в дороге рот.
А вышло всё наоборот:
Отец, пристукнув кулаком,
Сказал, что он давно знаком
С хорошей девушкой ему,
А коль сынку не по уму,
Об этом лучше промолчать
И жизнь семейную начать!
Невеста хороша и в теле,
А что главней в постельном деле?
Но сын имел особый вкус.
Однако оказался трус,
Не отстоял свою зазнобу.

И вспоминал потом до гробу,
И сыну нашему твердил:
Бери того, кто будет мил,
Не слушая меня и маму!
Он не любил про эту драму
Особо часто вспоминать,
Но я не стала бы пенять
Ему за давнюю погрешность:
В его душе металась нежность
К своим родителям всегда,
И что отцовская беда
Висела над семейным ложем,
Об этом ведала я тоже.

Тот был контуженным с войны,
Поэтому его сыны,
Приёмный и который мой,
Спешили с ужасом домой,
Не зная, что сегодня ждёт.
И ясно, только идиот
Пошёл бы бате вопреки.
И нет у жизненной реки
Возможности потечь назад
И мужу отменить тот ад,
В который обращён был быт.
Я понимала, не забыт
Тот ужас рядом и со мной,
И тихо выпускала гной
Из давней раны много лет.

Ну, а на тот вопрос ответ:
«Что было б, если бы кабы?»…

А собирали б мы грибы
В лесах сосновых не втроём,
А впятером! Вдесятером!
Я не устала бы рожать,
Детей и мужа обожать
И объявила бы я всем,
Что отрицаю эвээм!
Ведь музыка людских словес –
Как соловью весенний лес,
В котором надо заявить,
Что ты готов продолжить нить
Существованья во плоти,
А потому давай лети,
Кульбиты в воздухе крути,
К себе вниманье привлекай
И обещай совместный рай!
И всё. Всё будет хорошо,
Когда ты милого нашёл,
И вместо страстной жажды петь
Любить ты станешь и терпеть.

Зачем безжалостную плеть
Вдруг занесла над раем смерть?
Пою, но ведь не как весной.
К чему? Ведь «домик» под сосной
Давно определён и мне.
Пою, и будто не во сне,
А въяве муж, и как живой,
И тягостный по маме вой
Скрываю я своим плечом,
И разрубаю, как мечом,
Все путы прежние его,
И предлагаю моего
Источника касаться впредь,
Чтоб под ногами – только твердь,
А на душе всегда весна.

«Ты знаешь, сыночка, она –
Моя подруга много лет.
На пароход возьми билет,
А ночевать ступай туда.
Чего стесняться? Ерунда!»

О, да! Какая ерунда:
Он не зашёл ко мне тогда!
И через год, и через два!
И на дворе моём дрова
Чужие тюкали мужи…
А и всего-то бы: скажи,
Шепни бы сыну мать на ухо,
Что я – подруга – не старуха,
Что вся, как ни на есть, в соку!..

Висит скворечник на суку
В моём усаде разорённом.
Я так мечтала, чтобы клёны
Шептались летом у крыльца
И чтобы не было конца
Той песне, что мы пели вместе.
Но посадила не на месте
Я клёна саженец, и вот,
Ни жив, ни мёртв который год,
Он распускается, и вянет,
И деревом уже не станет.

Глава 5. РУСЛА

Я красный диплом получила с почётом,
Не строя на завтра особых расчётов,
Не метя украсить собой Ленинград,
Хотя из приезжих любой был бы рад
Своим этот город назвать непременно.

А мне надоели домашние стены,
Укоры отца за отлучки до ночи
И всякие мелочи, глупые, впрочем.
Забыть не могла я угасшую мать!
Все грядки, хозяйство легли на отца.
И женщин, хотевших прибрать молодца
К рукам вместе с домом и садом немало
В тот год я знавала.
Всего сорок пять подступало отцу.

Теперь я могу угадать по лицу
И возраст людей, и запросы их душ.

Когда же назначенный Господом муж
Возник предо мною, была я глупышка
И знала о жизни семейной по книжкам,
Поскольку не ведала званья жена
И дочку свою поднимала одна.

А было мне сорок. Ему – сорок пять.
Лишь тот, кто дожил до такого, понять
Способен, что это и вправду немного
И что человеческой нашей дороге
Лишь с этого времени в гору идти.
Такие различные, наши пути
Сошлись не случайно, а строго по карме.
Тогда мы не знали про всякие «дхармы»,
Но твёрдо усвоили ясный ответ,
Что секса от века на родине нет.
 
Конечно, здоровое зрелое тело
Не просто любви, но и ласки хотело.
Я бредила ночью о диких страстях,
О том, что однажды я на радостях
Опять понесу, и тогда, как у всех,
Мой дом будет полон семейных утех.

Я многих до мужа узнала мужчин.
Я думала прежде, что я-то морщин
Стыдиться не стану в солидных годах,
Иное важнее на лицах. Но – ах!
Опять обыграла злодейка-судьба.
Спасительно то, что одна лишь изба
Меня нынче видит, а ей всё равно.
Лицо – это просто наружу окно,
Стеклом или пластиком выделан блок,
Разведывать вряд ли намерится Бог.

Когда я к нему заглянула в «окно»,
То сразу заметила, как там темно,
И вмиг поняла, что давно он ничей,
Поскольку одни лишь огарки свечей…
Последняя пала из маминых рук.
Он был облегчателем тягостных мук,
Которые грызли усталое тело.
Я помню, как на мотоцикле летела
Я с ним до реки, где спасители-раки;
Как люди едва удержали от драки
Его в тот момент, когда дух отлетел,
А он и поверить не мог, не хотел!..

С кем биться, родимый? Не маме одной
Дорога проложена в город иной,
Туда, под деревья, в густую траву…

Пишу вот – и снова реву и реву,
Как будто бы только что, только, вот-вот…

Вот так и случилось тогда, что наш род
В обличье моём, как иная река,
Вошёл в его русло, и все берега,
Которые были чужими доселе,
Поприноровились, где надо, просели
И стали родными, как родина, речь.
На этом стою. И стараюсь сберечь
Осколочки счастья, как в радостном детстве,
Пытаюсь оставить назавтра, наследством,
Свои тайнички под прозрачным стеклом,
И рою ногтями суглинок, назём
И прочую почву, по коей ступаю.
Ни пяди забвению не уступаю.


(Продолжение следует)