Цветной сон

               Кроссворд для психоаналитика

Зыбкий туман, но почему розовый? Ах да это мать, она покорно смотрит выцветшими глазами и будто обреченно говорит: «А я знала, что так и будет». Знала, знала, ничего ты не знала, я и сам не знал. Я не говорю этого вслух, просто думаю про себя. Надо скорее домой, дома хорошо, там ждет  Она. Просто Она. Она посмотрит снизу вверх своими зелеными глазами и все поймет. Скорее к Ней. Какая нежная кожа … изящные полные ноги, положить голову на эти полные мягкие ноги и вдыхать горьковатый запах, Ее запах, и ощущать ее руки на своей голове.
Почему так скоро? Я не хочу, не хочу – военнообязанные не рассуждают. Быстрее к железной дороге, тащу ее следом, за руку, Она не поспевает. Нет, это не она, это Другая, которая писала мне на службу. Падает и обдирает колено, поезд гудит, скорее-скорее. Не успеваю, она исчезает. Станция, гудки-гудки, скорее-скорее. Почему встречный? Мой состав на втором пути. Что же делать? Паника, растет паника, не успеваю, военнообязанные обязаны. Почему сразу не догадался? пролез под вагонами, а колеса уже закрутились, под колесом свинья, сейчас ее раздавит, разрежет, внутри все сжимается, но колесо выталкивает свинью из-под вагона. Облегчение  и разочарование. Мой состав тоже пошел, но это не вагоны - открытые платформы, очень низкие, движутся пока медленно, легко догнать. Лесопосадки вдоль полотна, бесконечные лесопосадки, не зеленые, а серебристые и приторно-сладкий запах цветущих кустов лоха. Там не было лоха, это раньше, из детства, лесопосадки из цветущего лоха с листьями серебристого цвета, и ягоды – мелкие финики, полупрозрачные, приторно-сладкие как и запах цветения.
Опять лесопосадки, посадки, посадки.  Ага, есть! Зацепился, только почему орет грубым голосом этот мордастый? Ах, да, он уже едет, а я все еще не заскочил. Он в более выгодном положении, и издевается. Ах,  ты сволочь! Удар в пустоту, и опять в пустоту! Проклятие!
- Не толкайтесь, пожалуйста!
Ага, рожа испуганная! Сейчас будет делать вид, что шутил. Нет, он падает с платформы и очень быстро уменьшается в размерах. Но мы же стоим на месте!
Ящики, большие, похожие на гробы. Это вы хозяин?
- Чем интересуетесь, молодой человек?
- Это я молодой? Спасибо за комплимент.
Опять посадки и посадки. Проскакивают мимо. Что же вечно будем ехать среди этих посадок? Ободранное колено, нет, не колено, у нее была травма голосовых связок, но я в этом не виноват. Отец – ресторанный лабух, сильно пьющий.  Последняя открытка: я тебя очень люблю, но все получается фальшиво…  Наконец, озеро, огромное озеро.
- Это маленький зверинец…
- Да, чувствуется по запаху, все пропахло навозом и табаком, тошнит. Курение вредит вашему здоровью. Но в ящиках ничего нет. Странные ящики, а прислушаешься – там кто-то ходит, чешется, сопит.  Змеи! Там конечно змеи. Сейчас расползутся. Бежать, скорее бежать – ноги не слушаются. Надо закрыть глаза.
Кинолекторий, спешите на кинолекторий, небывалые съемки! Разделенный на несколько неравных частей экран, фильм цветной, как много ярких цветов. Таких не бывает в природе.
Поликтин! Маленькие белые зернышки. Он сыплет их на тропинку и пятится назад. Следом идет цыпленок и склевывает белые зернышки… и о чудо! Постепенно исчезает. Вот скелет, вот только ноги и клюв. А вот и ничего… Но зернышки, зернышки все так же постепенно исчезают, по одной, одна за другой. А он пятится.
Мир в рентгеновских лучах.  Какое странное видение, и сколько скелетов,  А какие яркие цвета! А эти двое светятся так ярко, им жарко, и они ни на кого не обращают внимания. Ах да, ведь никто их не видит.
Стена! Черт побери, это же стена!
- Смотрите, смотрите, смотрите дальше!
Большой светлый кинозал, очень светлый. На экране обезьяна, цирковая обезьяна, во французском кепи и с винтовкой. Встает и ковыляет своей обезьяньей походкой, волочит следом винтовку. Но почему она исчезает? Вот только кепи и винтовка. Винтовка волочится, а обезьяны уже нет. Они тоже становятся невидимыми. Неужели это открытие  совершено? Это же великолепно!
- Не то, молодой человек, не то, они исчезают. Ваш мир ограничен внешними формами чувств, а мир значительно обширнее…
Странный, очень странный пассажир. Когда же мы приедем?
Предприимчивая сестрица держала в руках своего безвольного брата-шаха, поставляя ему наложниц. А вот и наложницы, белые, черные, красные. Девушки бывают разные…
Вооруженное негритянское племя в боевом строю.  Выстроены кругом, радиально, расходящимися от центра колоннами. Расстояние между колоннами к краю круга увеличивается. Стоят лицом к центру, полуголые темно-коричневые тела, с копьями. Какие яркие цвета!
Эта первая, какая она безобразная! Что вы, она же красавица, посмотрите, какая большая голова у этой негритянки. Коричневые женщины бегут вперед с протянутыми руками. Ах да, бегут к родным, сколько же у них родных в этом кинозале. Смотрите, две европейки.
- Ах, мама!
- Ах, доченька!
Почему дочь – старуха, а мать молода?  Как она залезла головой в замочную скважину? Ведь это же невозможно! Где же я видел эту дверь?
- С поликтином все возможно.
Какой-то сумасшедший дом. А эта старуха скачет по спинкам стульев. Вот так акробатка!
- Мы победили сумасшествие поликтином! Покупайте поликтин, и вы исчезните.
А это что за псих? Какой представительный мужчина:  седой, снял пиджак, брюки на великолепных, широких и очень сложных по цвету подтяжках. Одна подтяжка в руках, и он скачет через нее, как через скакалку.
- Раз-два, три-четыре, меня грамоте учили, не читать, не писать, только по полю скакать…
Хорошо скачет, рубашка белая, брюки  синие, туфли черные, подтяжки пестрые, серебристые.
А вот и тот самый. Это он! Это непременно он! Как же я раньше не догадался? Гуманоид!
- Постойте, пожалуйста, постойте!
Уходит, не оборачивается, наверно уйдет. Как же его остановить? Нет, остановился.
- Постойте, исчезните, пожалуйста. Ну, чего вам стоит, вы же все можете. Все!
А ведь он негр. Стоит внизу.
- Хорошо.
И он смотрит на меня. Взгляд пустой, и пронзительный, страшно, не могу отвернуться. Ужас! По всей коже тысячи иголок, иголки под кожей. Это я исчезаю, а не он. Уже скелет, уже меня нет.
Но я мыслю, значит, я существую. Какой странный причудливый мир. Какие яркие цвета. Неужели здесь придется состариться и умереть в одиночестве? Но этот мир ярок и прекрасен. Вот синие розы, они дрожат, и с них капает голубая роса. Высокий, сухой и очень мягкий мох, как удобно на нем сидеть, а еще лучше лежать, а вверху розовое небо. Нет, это северное сияние, но ничуть не холодно. Банановые кусты, невысокие, и гроздья бананов, и еще виноград. И еще птицы, много птиц, яркие: красные, синие, желтые, оранжевые, серебристые на ярко-зеленом фоне листвы. Райские птицы. Но почему они так противно кричат, как вороны. Это не рай! Но здесь теперь жить!
- Нет! Нет! Я не хочу! Я   нужен  там, там меня ждут, там ждет Она, с теплыми полными ногами и горьким запахом. Она моя.
- Нет, уже не твоя…
Кто это? Голос какой-то каркающий, «по фонарику зеленому горит», глаза что ли?
Черное небо, с фиолетовым оттенком, живое, пульсирующее. Это огромная стая воронов. Они каркают, и растаскивают кишки убитой коровы, неистребимый гул карканья. Надо куда-то убежать, спрятаться, но тело не слушается. Руки шарят в пустоте…


Записано после пробуждения в половине шестого утра в палатке полевого геологического лагеря в июле 1991 года.
Не сразу после пробуждения. Поднявшись, и еще не совсем отойдя ото сна, вышел с ружьем, чтобы убить каркающего ворона. Он будил меня раньше времени уже третье утро подряд. Ворон сидел на верхушке лиственницы. Он разбудил только меня, остальные в лагере спали, по крайней мере, никто из палаток не выглядывал. Заметив в  руках ружье, ворон тут же шумно взмахнул крыльями и исчез.