Зелёные птицы Стамбула 2017 год

«Попугай прекрасный символ - рассказчик, приносящий на землю небесные истории.»

Впервые стайка зелёных попугаев появилась в Амстердаме в декабре 2012 года. Именно тогда, ранним утром, внимательно всматриваясь в палисадники внутреннего дворика через окно номера в отеле, и пытаясь представить, как здесь живут люди, я заметила в зелени ёлок стайку зелёных птиц. Это были попугаи! Я не верила своим глазам. В декабре месяце попугаи перелетали с ёлки на ёлку, как какие-нибудь обычные вороны. Я встряхнула головой, чтобы наваждение пропало, но попугаи остались — они были реальны. И тогда же, в  Амстердаме, состоялась моя первая и такая же реальная встреча с нереальным миром — двери  восприятия распахнулись так широко и щедро, что после Амстердама я вернулась уже иным человеком — человеком познавшим и прикоснувшимся к сакральности невидимого Храма.

В следующий раз встреча с попугаями произошла в Израиле в 2013 году. Стайка зелёных, длиннохвостых птиц, которых я тогда в шутку назвала «мои амстердамские друзья», перемещалась с пальмы на пальму у фешенебельных отелей Эйлата. Я  поприветствовала их как старых знакомых, и моё сердце забилось часто-часто, предчувствуя перемены. И тогда же,  в Израиле, я совершила одно из своих самых безумных путешествий — мимо Мёртвого моря, через Иерусалим, через крепость асасинов, к святилищу Пана — в поисках Храма Великой Богини Иштар.  Когда я вернулась из этого путешествия домой, то  почувствовала, что мир внутри меня рушится — и мир внешний вдруг стал рушиться и меняться, а мои страшные сны стали сбываться телевизионными кадрами военных репортажей. Это был приход  тёмной ночи души, приход долгой зимы. И казалось, что ночь эта будет длиться вечно...

И  вот, в третий раз, уже в Стамбуле, в парке Гюльхане прямо у меня над головой промчалась стайка зелёных птиц и, играя, уютно разместилась  на ещё не покрытых листвой ветвях гигантского платана. В этот момент внутри меня появился особый радостный трепет от предвкушения встречи с чем-то для меня очень важным. И я поняла, что птицы, появляясь в третий раз, рады мне сообщить о том, что я иду верным путём и тёмная ночь души заканчивается, а весна в Стамбуле знаменует начало нового этапа, как восходящее солнце знаменует начало нового дня, как весна знаменует победу над мёртвым холодом зимы.

На следующее утро после встречи с зелёными птицами, я вдруг узнаю, что наш отель в Стамбуле находится совсем рядом с мечетью Малая Айя София. И я понимаю, что не могу уехать домой, не побывав в этой мечети, которая изначально была православным храмом, и также, как и Большая София, была построена при императоре Юстиниане теми же архитекторами.

В Большой Софии, даже в её нынешнем состоянии, чувствуется дух имперского православия — того православия, что должно было подчинять воле Императора — багрянородному помазаннику божьему, единственному, кто имеет право на власть земную и духовную. Большая София утверждает величие власти Императора и величие Бога, которому этот Император служит.

Совсем иной характер у Малой Софии. Она меньше по размерам, хотя в точности повторяет Большую Софию по форме. И есть предположение, что именно Малая София была построена раньше, чем Большая. И в этом есть своя логика —  потренировавшись на меньших формах, архитекторы создали чудо Большой Софии.

Когда рано утром мы пришли к Малой Софии, она была открыта и совершенно безлюдна. Вдвоём с мужем мы оказались внутри огромного храма. Не смотря на то, что эта София зовётся Малой, её размеры сравнимы с  Софийским собором, что находится в Великом Новгороде, —  то есть внутри эта Малая София очень даже не малая.

Уже полтысячи лет являясь действующей мечетью, София прячет свои роскошные византийские фрески и мозаики под штукатуркой, и, как и положено правоверной, её стены и своды украшают только лаконичные орнаменты и каллиграфия. 

В любой мечети — особый уют, что создаётся за счёт высоты купола, света и огромного, занимающего всё пространство пола, ковра. В Малой Софии удивительный ковёр. Он небесного цвета, плотный и мягкий, будто живой. Когда ступаешь по нему, ноги проваливаются в уютную мягкую плоть ковра, как будто это и не ковёр, а чудесное голубое облако. Во всех остальных мечетях, в которых я побывала, ковры были красного цвета, а здесь, небесная лазурь ковра и залитое утренним светом пространство приглашали войти — будто войти к себе домой, настолько радушным, светлым и гостеприимным было всё вокруг. Я с удивлением и предвосхищением прошла и встала под высоким куполом, осмотрелась и, неожиданно для себя, стала молиться по-православной традиции, осеняя себя крестным знамением.  Я, одновременно, удивляясь этому порыву, не могла и не хотела сдерживать его. Я чувствовала огромную потребность внутри себя молиться так. Внутри меня стала подниматься волна — это было что-то очень светлое, жизнеутверждающее, вдохновляющее. Слёзы сами собой потекли из глаз, я почувствовала внутри себя музыку. Именно почувствовала, а не услышала, т.к. в храме-мечети было по-прежнему безлюдно и тихо. Что-то подобное я ощутила пару дней назад и в Голубой мечети, но там не возникло у меня желания молиться. В Голубой мечети я переживала соединение с трансцендентным, с возвышенным и возвышающим, с вечным  и дарящим жизнь вечную. Голубая мечеть произвела на меня трансформирующее воздействие. Но здесь, в Малой Софии всё было иначе. Если Голубая мечеть — это встреча с Отцом Небесным, то в Софии Малой я встретила Небесную Мать. Здесь, в Её пространстве, было много материнской принимающей любви, здесь сразу стало понятно в чём сила смирения и уязвимости, в чём смысл всего, что ранее казалось бессмысленным.

Когда мы возвращались домой, и самолёт  поднял нас  выше облаков, мысленно я всё ещё была там — в Храме Софии. И я знала, что внутри меня произошло важное изменение. Древняя земля Византии, с её святынями и тысячелетними храмами, своими вибрациями запустила внутри меня то, что было погружено в сон, то, что блуждало и терзалось сомнениями, а теперь проснулось и вдруг узнало, вспомнило  себя. И внутри стало  чисто и ясно, и появилась необъяснимая сила и знание, и тёплый живой свет. Тот самый свет, что хочет и может утверждать Жизнь везде и во всём, что видит смысл и в большом, и в малом. Тот самый свет, что соединяет всех, и  есть в каждом. Соприкоснуться с этим светом — счастье, следовать этому свету — призвание.