Глава 16

Ну, признаться, не совсем ядерная и не совсем бомба — Даниил Данильевич покорил шампанское. А заодно и французов.

          Однако все остальное правда, и Рената разрывается между желанием хлопнуться в обморок и порывом осушить бутылку, чтобы заткнуть назойливое чувствование. Ее снова тошнит. Наверное, лучше и вправду симулировать обморок и сбежать многих неловких моментов.

         Девушке бы отвести взгляд, скрыть лицо за волосами да убежать сломя голову туда, где безопасно, под десять — нет! — под пятнадцать одеял, вместо этого же она завороженно смотрит на скулы незнакомца в ретуши, которые так хочется нарисовать, прямо сейчас, на его ресницы, отбрасывающие тени на впадины под глазами. Они льдисто-голубые, грустно-безумные, как если бы он совершил что-то ужасное и сожалел бы об этом. Сердце Ренаты обливается кровавыми слезами, разваливаясь по кусочкам, словно халва.
       
          Если она была бы героиней какого-нибудь комикса, то над ее головой вместо облачка с репликой висела бы горстка восклицательных знаков и молний. И целая гора черепов. Стресс. Интерес. Раздражение. Обеспокойство. Злость. Чужие эмоции наполняют ее. Голова кружится, в то время, как сознание кричит проснуться, прийти в себя, скинуть вуаль оцепенения.
      
         Хочется упасть на пол и свернуться в позе эмбриона. Непролитые слезы пеленой застилают глаза и мешают дышать. Она желает лишь одного, чтобы земля поглотила ее и превратила в одну из своих руд. Чтобы внутренняя мантия согревала ее оледеневшее сердце и очервствевшую душу. Чтобы земная кора скрывала ее чувства и мечты, чтобы ядро однажды впитало ее целиком, без остатка. Хочется сгореть в атмосфере, превратиться в космическую сажу, быть занесенной на пустую необитаемую планету. Хочется стать мусором Вселенной.

           И это ее чуства. Они полностью и безраздельно принадлежат ее эмпатическому парашюту. Собственное сердцебиение отзывается внутри резонансом.

           Он стоит перед ней. Готовый, открытый, прочитанный, надеющийся. Взъерошенные русые волосы. Пронзительный взгляд. Брови вразлет. Окантовка из пушистых ресниц, которым позавидовала бы любая девчонка. Одет в черные слаксы и голубую рубашку с манжетами, небрежно натянутыми до самых локтей. По-прежнему смотрит на нее грустно-безумным взглядом. От него исходит какое-то сияние, словно это аура парня кричит о себе. 

           — Вика... — роняет Светлана.

            Молчание. Оно висит в воздухе, точно пыльца, нависает над всеми сумрачным балдахином, шатается, грозясь обрушиться на людей снизу. Незнакомец выжидает. Так терпеливо и покорно, словно перед ним сама королева. Рената замечает на его голове мохнатую шапку в виде слоника с длинным хобботом, надетую явно с целью позабавить ее. Не выдержав, девушка прыскает, и спрятав лицо в ладонях, задорно, искренне и неистово хохочет.

            Шесть пар глаз с изумлением поворачиваются в ее сторону. Губы голубоглазого расплываются в улыбке, и он смеется вместе с ней. Вытягивает губы трубочкой, изображая слона, и хрюкает. Рената складывается пополам.

            — Скажите, что это сон, а не ад «Божественной комедии» наяву, — говорит грудным, немного хриплым, но приятным голосом парень.

          Она замирает.

           — Скажи мне, кто твой друг, и я отвечу друг ли тебе Данте, — произносят ее губы сами по себе, не поддаваясь разуму.

           — Оставь надежду, всяк сюда входящий, — продолжает он, и его лицо вытягивается.

           — А далее река Ахерон, — выдыхает девушка. Тот пораженно свистит.
 
           — Не все воспоминания хранятся в мозгу, — поясняет Даниил Данильевич. Парень кивает.

           — Мы читали эту поэму в прошлом году. Она тебе очень понравилась.

           — Слон, значит? — она с веселым фырканьем указывает на шапку.

           — Слон, значит, — ухмыляется голубоглазый. — Тебя они всегда почему-то смешили. Я — Игорь, — он протягивает правую ладонь.

            — У тебя есть имя! — воскликивает Рената, но на рукопожатие отвечает.

           Зрачки парня расширяются, прежде чем он понимает, что это шутка. Притянув девушку к себе, он взъерошивает ей волосы.

          — Ты меня провела, Викторка, — с веселым укором заверяет Игорь. — Я испугался.

           Расслабленность Ренаты как рукой снимает. Он слишком близко. Стоит так близко, что она забывает дышать. Казалось бы, это естественный процесс, но он переворачивает все с ног на голову. Смотрит на нее и прожигает, заставляя превращаться в мягкое желе. Пастилу или мармелад.

           Жар охватывает ее, и на виске выступают капельки пота. Его лицо склоняется над девушкой, и дыхание щекочет щеку, руки крепко смыкаются на ее спине, поддерживая, как хрустальную амформу. «Если внутри тебя нет храбрости, ты претворись, что она есть хотя бы снаружи. Люди не отличают одного от другого».

          Сердце вдруг взрывается миллиардами кружевных снежинок, и их вьюга проникает в самые отдаленные уголки тела. Кружится голова, словно рулетка, вертятся спицы, как в колесе. Они точно Кай и Снежная Королева, но не понятно, от кого изначально пошел этот страстный холод. Собрав всю волю в кулак, девушка отстраняется и судорожно облизывает распухшие губы. Голубые глаза глядят на нее с чуткостью и пониманием. Желанием понять.

          Он анализирует ее осанку, гримасы, реакции, она это чувствует. Скользит по ее лицу; судя по его эмпатическому водопаду, оно его удовлетворяет.  Изменилось, конечно, но не настолько, чтобы стать другим. Злая досада дает ей пощечину. Он видит ее «отремонтированное», реконструированное лицо. Какими были бы его эмоции, оставь она шрамы?.. Но разве можно о таком думать сейчас? Сейчас, когда он рядом с ней спустя год томительного ожидания и неизвестности? Сейчас, когда его эмоции пьянят?

        Это зависемость. Её утоляют никотином, кофеином, кокаином, морфием, алкоголем, музыкой, чтением, путешествиями. Человеку вообще свойственно заглушать одну привычку другой, внезапно понимает Рената. Но побороть зависимость в людях практически невозможно. Неприятный вывод заставляет ее содрогнуться. Есть вещи, выворачивающие людские души пострашнее амнезии. Теперь ей вовсе не обязательно рыться в себе. Для этого у нее есть семь миллиардов людей. В испуге девушка вдыхает близость Игоря. Ей, кажется, что пахнет синим «Винстоном».

        Любовь. Забота. Ласковый интерес. Очарованность. Потрясение. Торжество. Ошеломительный трепет. Тщательно скрываемое счастье. Радость прекращению разлуки. Бесконечно долгой разлуки.

           Игорь изучает ее черты и движения, игру бровей и блики глаз, а она все глубже и глубже погружается в его эмоции. Ей интересен его внутренний мир, он полон терней и мин, но бесконечно прекрасен. Он манит девушку и зовет к себе, хочет показать свои таинства, ритуалы и обряды, соприкоснуться с тем, что не омрачит ее эмпатическую кладовую. Только есть в нем что-то опасное, грешное, тревожное и недостойное. Ловя на себе по-прежнему грустно-безумный взгляд, она понимает, что это открытие еще предстоит впереди.

           Откинув волосы назад, Рената гордо расправляет плечи. Ее теперь ничто не сломит. Она стала лучше. Сильнее. Крепче. Увереннее. Превратилась из гадкого утенка в белого лебедя. 

            — Игорь, прошу к столу, — приглашает Светлана, а между ее строк слышится предупреждение.

           Взглядом она велит не спешить, дать Ренате время, комфорт и доверие. От Гориславыча и Даниила Данильевича исходят волны обеспокойства и надежды. Близнецы уже вовсю совершают расправу над кунжутом и арбузом.

            — Да, — кивает парень и спохватывается. Сняв смешную шляпу, достает пятиугольный футляр, обитый темно-синим муаром. — Я хотел подарить его давно — ты о таком очень мечтала. Но потом случилась эта авария, и... — он спотыкается.

           Рената ловит мрачные воспоминания Игоря, его подавленность, клокочущую ярость, растерянность, удрученность, злость на себя и желание защитить. Не имея сил дышать, расторганная до слез, она накрывает его ладонь своими.

          — Я поняла. Продолжай, — мягко велит девушка.

           — Да собственно, я никогда не умел красиво говорить так, что... — он открывает футлярчик.

            Из полутьмы коробочки, переливаясь мягким, теплым светом, на девушку глядят серьги. Две капли бледно-сиреневого лунного камня в обрамлении хитросплетений серебряных нитей, они лежат на лоскутке черного бархата. Эти узоры, немного заостренные на углах, втикают друг в друга, образуя волны абстрактного моря. По краям лунных камней, разделяя их от серебра, идет тоненькая кайма блестящих алмазиков, крохотных, точно песчинки. Чем больше Рената всматривается в мутно-сиреневую глубину, тем больше ее утягивает в этот непонятный гипноз. Кажется, это сами камни хотят установить с ней мощный зрительный контакт и передать по телепатическому каналу какие-то важные сведения. Информацию. Ответы или подсказки к ним на давно мучавшие вопросы.

           Серьги беспредельны красивы, но это совсем не то, что ожидала увидеть. Она не знает, что конкретно представляла, однако уверена, что это было бы бы идеальнее. Правильнее. Символичнее. Тем не менее девушка не позволяет разочарованию, грусти и досаде овладеть ею. Он ведь сказал, что она мечтала о таких. Возможно, у Виктории Деминой были антогонически иные предпочтения. В этом вина не Игоря. Рената впитывает надежду, любовь и волнение парня и нацепляет улыбку.

          — Какие серьги! — едва скрывая фальш, воскликивает она и хлопает в ладоши. — Поможешь примерить?

           — Разумеется! — с удовольствием взвивается он, беря украшение в руки. Потом его лицо омрачается и девушке передается его досада. — Ой, у тебя мочки сраслись.

            Он имеет ввиду, конечно же, проколы для серьг на мочках, а не сами мочки, но не сдержавшись, Рената все равно тянет руку к ушам.

            — И нос, — он опускает печальный взгляд ниже. — У тебя там пирсинг был.

            — Такое возможно, — успокаивает Даниил Данильевич, разливая шампанское по бокалам. — Во время комы много регенирируется.

            — Вот как.

         Игорь старается улыбнуться, чтобы не огорчать ее этими воспоминаниями. Девушка это чувствует, хотя глубоко в душе радуется. Лунный камень подошел бы к ней, если бы она загорала или как Светлана ходила бы в солярий. А так он только оттенит ее болезненно-белую фарфорвую кожу.

           — У меня был пирсинг? — восклицает Рената, приложив ладони к губам.

           — Было дело, — смеется Игорь. — Ты носила колечко из белого золота, но все думали, что это серебро. Ты очень бесилась, когда путали. Еще хотела сделать татуировку и покрасить брови в розовый.

           — О нет!

           — А после в зеленый.
   
           — Господи, — Рената уже тоже не в силах сдержать смех. Ей кажется, что рассказывают о чужой, посторонней девушке. Она не могла быть такой — такой смелой.

          — Да, — хмыкает он, красноречиво вскинув брови. — Так что можешь сказать «спасибо» за то, что я уберег тебя от этого ужаса.

          — Спасибо!

          — Всегда пожалуйста, — отвечает своим хриплым, грудным голосом он и показывает язык.

           Светлана вновь зовет к столу, и на этот раз уже никто не медлит. Положив серьги на прикроватную тумбочку, между греческим фраппе и шкатулкой с шахматами, Рената уже знает, что никогда не станет их носить. Она стала другой. Заново родилась таковой. Но разрушить воодушевление, искреннюю заботу и радость от подарка Игоря может только жестокий.

           Девушка не знает парня. Не понимает его. Не помнит. Не любит. Но она доверяет ему и его эмпатическому потоку, под которым хочется стоять, как под душем из шоколадного драже. Сколько не прошло бы времени, какие преграды не встали бы на их пути, она знает, что сумеет его полюбить.

           — Дамы вперед, — смеется Игорь и отодвигает перед Ренатой стул.
   
            В ответ она смеется так звонко и безудержно, что улыбаются даже стены, и присев в шутливом реверансе, приседает на предложенный стул. Плевать на серьги! Плевать на то, что она совершенно не знает его! Плевать на то, что ее настораживает его грустно-безумный взгляд! Парень смог — дважды! — рассмешить ее, он назвал свое имя, не вынуждая ее неловко расспрашивать и краснеть, он не прикасался к ней через чур много, так, чтобы она почувствовала свой дискомфорт. Всего два — два! — раза, хотя эмпатический поток выдавал его тактильные потребности. Но парень ждал ее целый год, ждал, ничего не требуя взамен, не крича об этом на каждом углу.

        Да, Рената сможет полюбить его.