Прикол колдуна

               

            В середине девяностых посчастливилось мне пару недель "погостить" в районной больнице. В палате познакомился с весёлым шебутным старичком. Про таких говорят: «Глядя на него, жить хочется!» Днём он спал, а вечером сыпал бывальщиной сдобренной байками и прибаутками, источая аромат воспоминаний. Однажды он поведал историю из своей далёкой юности, заручившись, что ложью здесь не пахнет.   

        Случилось это в тех далёких двадцатых в разгар коллективизации. Суровые тогда были времена. Буйствовало кулачество, недовольства среди населения, продразверстка, иногда и постреливали. Частенько полыхали дома активистов. По накалу злобы уровень добродетели становился ниже.

        Приехал к ним в деревню двадцатипятитысячник, который усиленно начал внедрять в жизнь колхозную агитацию. Рубаха парень на полную катушку проявлял свой энтузиазм! Партия сказала: «Колхозам быть!» Значит, они будут! Показывая свои организационные способности, стращал сомневающихся. Любил цитировать Маяковского: «Ваше слово товарищ маузер и никаких гвоздей!» 
Через некоторое время отрапортовал в райкоме: «Задача партии выполнена, колхоз есть!»

        Шло время. Колхоз жил своей плановой жизнью, но не давал покоя председателю один индивидуум. На краю деревни у леса стоял дом. Жил в нём дед, на вид не старый, но в летах. Роста небольшого, не горбился, не курил, а шустрый был – прямо зависть! Во время гражданской войны схоронил старуху, да так и не женился, жил бобылём. Дом, хозяйство, огород – всё сам. Ездил на корове, запряжённой  в небольшую телегу. В колхоз не вступал, сетуя на старость, одним словом – единоличник.

        Местные жители его побаивались, слыл он колдуном. Люди часто приходили к нему со своими бедами и хворями. Умел он снимать порчу, знал заговоры, обряды разные, лечебные травы, но и сам мог наслать хворь. Недосчитался как–то мужик пару гусей. Недолго думая взял шмат сала, четвертинку самогона и к деду. Тот недолго думая налил в деревянную миску воды, сел у порога и, бросив в неё щепотку золы, что–то над ней прошептал. Отдал её мужику со словами: «Залезай в подпол со свечой и смотри в воду». Всё исполнив, через некоторое время он увидел в воде мутное, расплывчатое лицо своего соседа.
 
        Огород у старика большой. Бывало год не урожайный: засуха, заморозки, дожди. А у него всем на удивление всё прёт буйным цветом! Задумали местные пацаны поживиться его овощами. Пришли ночью, перелезли через ограду. Наелись, набрали полные за пазухи, а назад вылезти не могут. Ходят кругами, ревут, а никак… Услышал их плач хозяин, вышел на крыльцо.

– Ну, пострелы, будете знать, как по чужим огородам шастать! – засмеялся он.

По журил немного и совсем набранным отпустил с миром. Больше они к нему ни ногой!

        Частенько наведывался к деду "энтузиаст". Стыдил его в пренебрежительном отношении к обществу, что в колхоз не вступает. В его серости и непонимании текущего момента. Старик всё больше слушал, кивал головой и молчал, но обещал подумать.

– Да отступись ты от него! – говорили ему местные активисты, – кабы худа не было.

И им от него доставалось, за их веру в бабкины сказки. В ограде у деда стояли новые плетёные двухместные сани, а в доме на стене висела нарядная сбруя к ним. Он их сыну готовил, а тот с войны не вернулся. Приглянулись они председателю и однажды вечером, наведался он к нему.

– Хоть ты и не колхозник, а лепту в общее дело внести обязан. Ты нам не враг и мыслить должен масштабно. За колхозами будущее! – объяснял он ему. – Отдай сани и сбрую, это и будет твой сознательный вклад!

Он даже растерялся, когда дед без разговора снял со стены сбрую и выкатил сани со двора. Ожидал от единоличника упрёков, жалоб на бедную жизнь, а тут… Ну и дела!
            
        И за гарцевал он по деревне на вороном коне с нарядной сбруей и в новых санях! Старики глядя на него качали головами: «Быть беде». Месяца не прошло, как захворал молодой председатель. Ни с того ни с сего началось сильное обострение геморроя. Он не только сидеть, ходить не мог. Приезжал районный фельдшер, осмотрел, лекарства прописал. Немного полегчало, а через неделю по–новому началось. Не стало покоя в доме. Во время оправки, супруга с детьми уходили из дома, и битый час мёрзли на улице. Ждали, когда затихнет в доме рёв раздираемой живьём кошки.

– Может бабку Стюрю позвать? – предлагала жена. – Она человек знающий, и многих от хворей исцеляет.

Да разве убедишь ярого атеиста, к тому же коммуниста, противника народного опиума.

        Отправили его в район, а оттуда в область. Понять не могут доктора, что за болезнь? Вроде геморрой, но он так себя не ведёт. Проведут курс лечения – затихнет, а потом по–новому набирает анус ярко–алый цвет, словно цветок распускает свой бутон. На глазах съедала болезнь человека. Молодой весёлый парень превратился в живую мумию. Профессора смотрели и консилиум собирали. После проделанной операции пошёл он на поправку. Но не тут–то было!

        Приехав домой, буквально на следующий день опять зацвёл анус, набирая ярко–алый цвет. Колхозники справлялись о его здоровье у жены.

– Цветёт, – отвечала она, вытирая слёзы.

Однажды ночью, она тайком от мужа позвала бабку Стюрю. Осмотрев спящего знахарка сказала: «Пусть пойдёт к деду, покается и отдаст, что взял».
 
        Наутро жена всё ему рассказала и со слезами упрашивала исполнить Стюрин наказ. Поборов свою гордость, сделал он всё, что говорила знахарка. Не по дням, а по часам отступала хворь. Оклемался председатель, а страшная болезнь вспоминалась, как кошмарный сон.