Поэтико-писательские страсти

Мы преклоняемся перед нашими талантливо-гениальными поэтами и писателями и представляем их скачущих на своих пегасах по заоблачным полям. Ну а как же . небожители! А в жизненной реальности известнейшие знаменитости такие же  заурядные обыкновенные люди, как и все. То, что они обласканы и обцелованы музами вдохновения, ещё не делает из неземных ангелов и в быту они ведут себя так, что никогда и не подумаешь, что перед тобой редкий случай человеческого духовно- творческого величия.

Представьте себе, что вы оказались в тесной редакционной комнате «Красной нови» в Кривоколенном переулке и оказались свидетелями стычки "королевича" и "мулата". "Королевич во хмелю, мулат трезв и взбешен. А сын водопроводчика их разнимает и уговаривает: ну что вы, товарищи…" В редакции переполох: секретарша редакции не знала, в каком кабинете укрыться от повздоривших посетителей.

«Королевич совсем по-деревенски одной рукой держал интеллигентного мулата  за грудки, а другой пытался дать ему в ухо, в то время как мулат – по ходячему выражению тех лет, "похожий одновременно и на араба и на его лошадь", – с пылающим лицом, в развевающемся пиджаке с оторванными пуговицами с интеллигентной неумелостью ловчился ткнуть королевича кулаком в скулу, что ему никак не удавалось». Ну и что такого, повздорили два мужика, дело-то житейское...

А всё дело в том, что мужики не совсем обычные. Замечательный русский советский писатель, драматург и поэт Валентин Катаев даёт пояснения к этой драке, называя  Есенина «королевичем», а Пастернака – «мулатом». Есенин мог наброситься на Пастернака почти по любому поводу. Катаев отмечает, что Есенин «всегда брезгливо улыбался при упоминании имени мулата, не признавал его поэзии и говорил мне: – Ну подумай, какой он, к черту, поэт? Не понимаю, что ты в нем находишь?». livelib.ru:

Ну кто бы мог подумать, что обыкновенная бытовуха так же присуща великим, как и самым простецким людям из нашего двора.

Николай Чуковский вспоминает, что писатель Сергей Бородин одолжил Осипу 50 рублей, надеясь, что Мандельштам вернет их вскоре – на днях. Однако Мандельштам возвращать деньги не собирался.

Тогда Бородин явился в комнату к Осипу, но застал там его жену – Надежду Яковлевну. Бородин ругался на нее, требуя денег. В эту минуту в комнату как раз вошел Мандельштам. Мандельштам с порога заявил, что денег у него пока нет. А Бородина – попросил выйти вон. Далее разыгралась ужасная сцена. «Два умных человека – плотный коротенький Бородин и сухопарый Мандельштам – тузили друг друга, а Надежда Яковлевна кричала», пишет Чуковский.

А далее состоялся товарищеский суд над литераторами в Доме Герцена  Председательствовал на нем Алексей Толстой. Мандельштам по понятиям хуцпы на суде не упоминал ни о каких 50 рублях и настойчиво просил признать виновным Бородина – за то, что тот оскорбил его жену. Мандельштам заявил, что если суд не признает виновным Бородина, то он будет считать его председателя – Алексея Толстого – таким же оскорбителем своей жены, как и Бородина.

Суд признал виновными обоих.

 Месяца через два в бухгалтерии Издательства писателей в Ленинграде был платежный день. И тут в бухгалтерии случилось: «Мандельштам, увидев Толстого, пошел к нему с протянутой рукой; намерения его были так неясны, что Толстой даже не отстранился. Мандельштам, дотянувшись до него, шлепнул слегка, будто потрепал его, по щеке и произнес в своей патетической манере: «Я наказал палача, выдавшего ордер на избиение моей жены».

Толстой обещал закрыть для Мандельштама все издательства и пожаловался на него «литературному генералу» Максиму Горькому. Вскоре в пишущих кругах Москвы стала ходить фраза о Мандельштаме с антисемитским оттенком: «Мы ему покажем, как бить русских писателей». Эту фразу приписывают Горькому.  Возможно, именно эта пощечина, а не оскорбительные стихи про Сталина, стали причиной ареста поэта в ночь с 13 на 14 мая 1934 года.

Нынешние российские либералы аплодировали бы такому стихотворению об Отце народов.

О. Э. Мандельштам

* * *

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, --
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви жирны,
А слова, как пудовые гири верны.
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подковы кует за указом указ --
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него, -- то малина
И широкая грудь осетина.
[ Ноябрь 1933, Москва]


8 ноября 1913 после восьмилетнего отсутствия в Петербург приехал русский поэт , переводчик и критик Бальмонт.  Алкоголь был 46-летнему Бальмонту крайне противопоказан: «Одна рюмка водки, например, могла его изменить до неузнаваемости», пишет жена поэта. Вечером Бальмонт решил одной рюмкой не ограничивать свой поэтический талант.

По словам очевидца «К утру Бальмонт напился пьян, сел подле Ахматовой и стал с нею о чем-то говорить» Дело происходило в литературном кафе «Бродячая собака».  Бальмонт сидя за столиком, хватал любого проходящего мимо человека и говорил ему: «Эй, принеси-ка мне бутылочку рому!». Все старались не замечать пьяного и быстро пройти мимо, кроме одного.

Им оказался пушкинист Морозов, который подошел к Бальмонту и начал представляться, перечисляя свои регалии и научные титулы. При этом Морозов заметил, что является большим поклонником стихов Бальмонта. Или, как минимум, положительно отозвался о его стихах. Но все это не произвело впечатления на Бальмонта, который брезгливо бросил: ««Мне не нравится ваш голос». А потом добавил: «Старичок, иди спать!» Лицо Бальмонта встретилось с полетевшим в него стаканом вина.

И что тут началось! Пьяная драка была ужасной, Ахматова бьется в истерике, Гумилев стоит в сторонке, а все прочие бьют пушкиниста, как-будто Пушкин во всём виноват. Наутро Бальмонт явился домой весь в синяках и в разорванном сюртуке. Помирился ли поэт с пушкинистом, истории это неизвестно. История не интересуется такими мелочами.

Богословский спор

Писательница Людмила Штерн работала в Ленинграде на улице Пестеля и выглянула в  окно. У теннисного стола во дворе-колодце горячо спорили два поэта. Один из них был будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский.«На пинг-понговом столе сидел взъерошенный Бродский и, размахивая ракеткой, доказывал что-то Толе Найману», пишет Людмила. Уже через несколько секунд Найман бегал вокруг стола и что-то кричал.

Бродский положил ракетку на стол, сложил руки на груди и плюнул Найману под ноги. Тогда Найман попытался  опрокинуть стол. Но Бродский повалил Наймана. Людмила Штерн вспоминает, что примерно в этот момент она выбежала на улицу и услышала следующее: «Человек испытывает страх смерти, потому что он отчужден от Бога, – вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу. – Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели вы не можете понять такую элементарную вещь?».

Только так и можно вдолбить истины в наши головы. Да-с!

(По материалам Мир24 )