Ниже дна. Глава 8

       Глава Восьмая.

       Георгий Шутов становится мужиком.



       Трезвость наступила быстро. При родах акушеры допустили грубую ошибку. Ребенок родился крепким, но здоровью Ксении был нанесен сокрушительный удар. Врачи спохватились, уже только когда молодую маму готовили к выписке, но начались сильнейшие воспалительные процессы, сопровождающиеся высочайшей температурой, через двое суток она была на пороге смерти. Ксюше сделали очень болезненные процедуры по женской части, пытаясь вычистить источник воспаления, после чего ее отвезли в одноместную палату, чтобы никто ее в таком состоянии не видел, а у нее не было возможности рассказывать о своих страданиях. К ней никто не заходил сутки, потому что нянечкам забыли сказать, что в эту палату положили больную. Все это время она там находилась без воды и элементарной помощи. Приверженцы клятвы Гиппократа ошибку признавать отказывались. Через шесть дней после родов молодая мама и ее новорожденный сын покинули роддом. Но именоваться родильным домом этому учреждению не подходит, гестапо – вот более верное слово по форме и по смыслу. Но вовсе не в торжественной и праздничной обстановке молодая мама с новорожденным сыном вышли на порог роддома. Более верным будет слово шок. Медицинские работники накачивали молодую маму антибиотиками и транквилизаторами, чтобы как-то выдать ее родственникам, поскольку ее состояние было критическим во всех отношениях. Еще бы день и если бы она не умерла от сепсиса, то рассудок бы ее получил необратимые повреждения. Ксюша смогла позвонить из застенков медицинского учреждения, и попыталась мне как-то рассказать о ситуации в целом, но на меня подействовали не слова – смысл которых не каждый смелый режиссер попытается реализовать в очередном триллере, а ее замогильный голос без намека на эмоции. Себя она уже воспринимала как закончившую жизненный путь и просила спасти хотя бы ребенка. Ощущать стремительно ухудшающееся ее состояние у меня не было ни малейшей возможности. Ксению и Матвея забирали под расписку, в которой было сказано, что ответственность с работников роддома за дальнейшее состояние роженицы и новорожденного снимается.

       Традиционной встречи у дверей роддома, как это принято показывать в мелодраматических фильмах, не получилось. Конечно же, я вооружился букетом цветов и шоколадными конфетами, изобразил на лице саму широкую и радостную улыбку, но все это оказалось не только лишним, но и попросту неуместным. Моя любимая жена прошла мимо меня, как будто я был приведением. Кожа ее лица была синюшного цвета и густо покрыта сыпью, взгляда не было вовсе. Людей она не видела и шла просто по направлению. Мне вручили новорожденного сына и, увидев его, мой взгляд тоже начал стекленеть – вместо правого глазика у Матвея была огромная желтая шишка. Когда я попытался прикоснуться к ней пальцем, оттуда брызнул во все стороны густой гной.

       И вот мы оказались дома. Ксения в полубредовом состоянии с температурой под сорок тряслась от малейшего к ней прикосновения, потому что ее измученное тело внутри представляло собой огромную воспаленную рану. Ни кормить, ни ухаживать за ребенком она не могла. Маленький Матвей подхватил конъюнктивитную инфекцию и тоже нуждался в дополнительном уходе и лечении. Всех спасла моя бабушка Маня, она единственная сохранила трезвость восприятия и взяла ситуацию под свой контроль. Обе бабушки Матвея оказались практически нокаутированы этой ситуацией и вели себя как малолетние сопливые девочки. Бабушка Маня заново втолковывала им, как нужно ухаживать за младенцем, как пеленать, как кормить и т.д. А у них будто отшибло напрочь всю память. Как-будто они сами не рожали детей не растили и не воспитывали их. Ваш покорный слуга был ничуть не лучше этой растерявшейся парочки. Было похоже, что я нахожусь под метровым слоем воды, и не слышу ни звука, а изображение искажено многократно. Я не знал куда приткнуться и за что браться. Меня самого было впору пристраивать в психушку. Георгий Шутов был сломан, как старая детская игрушка.

       Ксюшу уложили в больницу и лечили по женской части две недели. Бабушки, по прошествии нескольких дней, под чутким и внимательным взором бабы Мани пришли в себя и стали уже активно ухаживать за маленьким. Я напрямую столкнулся с круговой порукой у врачей, бороться с которой тогда было нереально. Тело ее вылечили, но психологическая травма оказалась настолько глубокой, что отныне в мир смотрела совсем не та милая и доверчивая Ксюшенька, а молодая женщина, побитая и покалеченная, из-под которой выбили напрочь все жизненные опоры и детские иллюзии. Жизнь долбанула ее всерьез и крепко.



***



       Я с огромным трудом сдал крайнюю учебную сессию, каким-то чудом преодолел госэкзамены и ушел на преддипломную практику. При поддержке Виталия я начал писать институтский диплом в одной из научных лабораторий все того же великого и могучего градообразующего завода. Жизнь кое-где еще в нем теплилась, хотя многие специалисты ушли и продолжали уходить кто куда, лишь бы заработки были достойными, или хотя-бы неплохими. Я как раз успел застать и разглядеть в деталях все слои жизни на том заводе. Где-то еще продолжали жить, как при Советском Союзе, основную часть рабочего времени, распивая чаи и разгадывая кроссворды. Этот сорт работников наотрез отказывался воспринимать, что прошлые времена навсегда ушли, а они напоминают остатки нежизнеспособной колонии динозавров после Армагеддона. Иные, прочувствовав состояние всеобщего бардака в стране, начали воровать и продавать все до чего только могли дотянуться в малый, больший и особо крупных размерах в зависимости от размеров собственного воображения. Были и такие, которые закинули свои университетские дипломы подальше и отправились перепродавать все подряд, вообразив себя коммерсантами мирового масштаба. У некоторых это получилось, у большинства нет. Особо продвинутые начали создавать большие и малые предприятия по производству электронных кирпичей или, например, вакуумных сковородок или еще чего-то такого, не менее интеллектуального, но совершенно необходимого в каждом хозяйстве. Сыскалась и малочисленная группа научных работников, которые не оставили попыток заработать себе на жизнь все теми же научными наработками, которые они смогли сделать еще при СССР. Вот в такую, почти незаметную прослойку технической интеллигенции с легкой руки Виталия я и попал на дипломную работу.

       Часть комплектующих для приборов, которые производило развивающиеся предприятие Виталия, изготовлялась левым путем на технологических линиях оборонного завода. Оборудование было узкоспециализированным, и поэтому было, с одной стороны, жутко дорогим, а с другой, необходимым единичному числу потребителей, а знаний и опыта работы на нем требовало многолетнего. Мне предстояло во все это вникнуть, прочувствовать и начать самому производить нужные компоненты для моего родственника-работодателя. Я начал работать в новом, весьма специфичном коллективе и постигать тонкости высокоточной и редкой техники. Специфичность заключалась, собственно, в самом наборе людей, которые с трудом пытались перестроиться на жизнь в новых коммерческих и политических условиях, при этом стараясь не растерять те малые удовольствия, к которым они привыкли еще со студенчества. И то, и другое получалось у них плохо, но дни шли за днями, а они продолжали сохранять кто надежду, а кто даже и остатки оптимизма.

       Моя семейная жизнь изменилась кардинально. Ксения после выздоровления стала смотреть на мир иными глазами, поступки ее обрели четкие ориентиры, а иногда и жесткость, чего нельзя сказать обо мне. Я занимался больше саможалением и нередки были случаи, когда моя лень размазывала меня словно мягкое масло по краюхе хлеба. Одновременно, я хотел оставить на прежнем уровне отношение к себе моей любимой Ксюши, но терял его все больше с каждым днем. Она видела мою бесхребетность, но давала мне шанс за шансом вырастить настоящую волю, однако, я только баюкал свое эго и приводил многие аргументы, почему именно сейчас я не могу начать мужать, но вот-вот, буквально завтра, все случится. Мои слова были очень убедительны, а глаза блестели очень натурально, великий актер, который мог бы с оглушительным успехом играть главные роли во МХАТе, оттачивал лицедейское мастерство на собственной жене, которая любила его беззаветно и самоотверженно.

       После родов моя жена вернулась к учебе в институте. Почему она вместо того чтобы подольше побыть с маленьким сыном стремительно рванула в Москву на учебу? Ответ на этот вопрос имеет несколько составляющих.
 
       Первая, и самая важная причина, это, конечно же, я, который не смог стать ей опорой. Даже любя меня, она осознавала мою ненадежность в практическом плане, и вынуждена была учиться по скучнейшей экономической специальности. Будучи наделена талантами в области изобразительных искусств, она несколько раз пыталась поступать в серьезные художественные ВУЗы (незадолго до знакомства со мной), самоотверженно готовясь и много занимаясь с репетиторами, на которых не скупился ее старший брат. Но каждый раз ее подстерегала неудача. Блестяще выполняя художественные экзаменационные работы и получая за них высший балл, по итогу она срезалась на чем-то прозаическом, например, на черчении. Ее вольная душа категорически не воспринимала нудной, однообразной и скучной работы. Она протестовала и бунтовала. Решение о поступлении на экономический факультет далось ей очень нелегко, а «помог» ей тогда решиться Виталий, который сам, до всех тайных полостей своего спинного мозга, был агрессивным материалистом. Конечно же, он не воспринимал всерьез художественные увлечения сестры, а считал их блажью и прихотью, несмотря на то, что сам спонсировал педагогов и репетиров для нее. Он очень любил родную сестренку, но не мог смотреть на мир иначе, чем через призму собственного представления практического строения вселенной. Сей взгляд, он считал и считает единственно верным, и по сей день охотно его отстаивает перед всяким человеком, вплоть до рукоприкладства, в зависимости от обстоятельств.

       Причина вторая, это ее нежелание быть заштатной домохозяйкой. Здесь требуется очень правильное понимание сложного вопроса. Ксения всегда прекрасно и с удовольствием готовила, не терпела в доме беспорядка и грязи, но никогда не была рабыней этого. Все что она делала по дому, все делалось как-то легко, без напряжения. Ксюшу не интересовал сам процесс уборки, например, просто она понимала, что сделать это необходимо. Она не из того разряда женщин, которые бесконечно надраивают все в своих жилищах до зеркально блеска с утра и до вечера. Жилище она никогда не идеализировала, но гарантировала порядок, чистоту и уют в нем железно. Она являлась хранительницей очага. Это понятие ныне почти утрачено, не понимал и не ценил, и я его тогда…

       Окончательно оформилась еще одна грань моего падения – персональный компьютер. Все те самоделки, которые я использовал до недавнего времени, были отправлены в утиль, а у меня появился настоящий, не слишком мощный, но вполне приличный «интел инсайд». Это был подарок Виталия. Шурин видел мою склонность к вычислительной технике и преподнес такой, в те времена достаточно дорогой подарок, чтобы я имел возможность развиваться и дополнительно заработать на этом копейку. Конечно же, я развивался и, без ложной скромности могу сказать, что сейчас являюсь приличным специалистом в этой области, но тогда меня накрыл с головой мир компьютерных игр. Когда потенциальных покупателей в магазине вычислительной техники спрашивают, о задачах для приобретаемого компьютера, все говорят об учебе, интернете и прочей чепухе, но, распаковав новенький системный блок, все бросаются играться первым делом. Так случилось и со мной. И вместо помощи по дому я отстреливал ботов тысячами. Вместо лишней прогулки с новорожденным сыном я без оглядки погружался в очередную стратегию. Я стал вполне обычным игроманом.



***



       В один самый обычный календарный день случилось то, что давно назревало. Передо мной встал выбор – жена или мать. Вся череда неопределенностей в отношениях между этими двумя женщинами сработала разом. Не вспомню, какой именно эпизод стал решающим, но всегда есть крайняя снежинка, которая запускает огромную лавину, и уже не важно, как она точно выглядела и какого была размера та снежинка, главное, что лавина сорвалась. На срок около десяти лет мне пришлось исключить присутствие матери из нашего дома, включая все праздники и всяческие дни рождения. Вина за произошедшее целиком на мне. Сумей я пресечь развитие этой ситуации в самом зачатке, и все было бы иначе. Но, как я уже упоминал, моя наивность, помноженная на безволие, не позволила мне справиться с этой бедой. Очень многие люди пытаются решать встающие перед ними проблемы очень простым и очевидным способом, не замечать появившейся напасти. Как здорово, чего я не вижу - того не существует. Очень похоже на страуса, который втыкает голову в песок, чтобы избежать опасности. Как несложно догадаться, таким образом решить ничего нельзя, можно только отложить, но ситуация от такого выжидания только усугубляется, а в моем случае приняла образ несущейся с высокой вершины лавины, которая накрыла меня на много лет и принесла всем без исключения близким мне людям боль и страдания.

       Ксения, при любом упоминании о моей матери становилась нервозной и раздражительной, нередки стали скандалы, по любым мотивам, с ней связанными. Навещать мать теперь мне приходилось тайком, чтобы не давать повода для скандала, приходилось врать и оправдываться. Это вошло в привычку. Врать ради того, чтобы избежать нежелательных расспросов. Ложь во благо - это нормально, многие согласятся с безупречностью этого утверждения. Я тоже становился все более напряженным и деревянным. В отношениях с любимым человеком теперь периодически наступали периоды молчаливого отчуждения. К тому человеку, которого я любил всем сердцем еще совсем недавно, внутри стало расти раздражение, и чем больше было скандалов и ультиматумов, тем более оно росло. Уже все играло свою роль, и постоянное безденежье, и моя неспособность решать жизненные задачи и жуткая свекровь и все остальное, что накопилось. Кого же я винил в растущем негативе внутри меня? Себя? Нет! Как бы ни так. Я для каждого находил «заслуженное» обвинение, а для себя автоматическое оправдание. Маму я упрекал в нежелании уступить Ксюше, Ксюше я ставил в претензию жесткость и скандализм, теща раздражала тем, что постоянно путалась под ногами, и даже Матвей был виновен в том, что мало спит днем и не дает мне поиграться на компе в очередную игрушку. Таким вот шкодливым сволочным монстром уже я стал. Да, иногда еще я вспоминал себя настоящего, и накатывали на пару секунд слезы, но новая личина быстро все брала под контроль. За толстокожестью очень удобно прятать доброту и отзывчивость, любовь и сострадание. В такие моменты со стороны могло казаться, что наблюдатель видит перед собой жесткого, сильного человека, способного справиться с любой слабостью своей и окружающих. Я просто стал нечувствительным и невосприимчивым в боли окружающих, я приучил себя не видеть страданий живых существ. Звучит пугающе, но это чистая правда. Передо мной могли литься реки крови, а на моем мужественном лице не дрогнул бы ни один мускул.

       Недостаточно просто сказать «нечувствительным», более правильной будет формулировка не желающий понимать что-то, лежащее вне плоскости собственного эго и псевдопокоя. У нас рос маленький Матвей, хотел ли я понять этого человечка? Нет. Я жил в заблуждении, что папина пора общения и воспитания приходит, когда сын подрастает и нужно заниматься уже не дитячьими делами, но серьезными и мужскими. О том, что можно жить и просто дарить любовь и ласку мне и в голову не приходило. Одно из лучших применений себя по отношению к сыну, это была процедура насильственного кормления. Ребенок не желал, есть то, что ему давали. Впихивали настойчиво. У маленького мальчика не было шансов противостоять взрослым и сильным родителям. Его организм не принимал плоть, ни жареную, ни вареную, никакую. В его ротик толкали, Матвей глотал, но тут же его вырывало. Ребенок плакал, родители злились и кричали. И снова начиналось «кормление», пока хоть что-то не удерживалось в желудке маленького мальчика. И так было каждый день. Мы с Ксенией, как заботливые родители не могли допустить, чтобы ребенок голодал. А как же иначе, если он не ест, значит сын совсем голодный! И никто не подсказал глупцам, что если дите отказывается от еды определенного вида, нужно предложить ему иную пищу (о питании я еще много буду рассказывать)! А возможно и просто дать ему отдохнуть от процесса принятия пищи. Проголодается – сам попросит. Нет-нет. Мы взрослые, мы лучше знаем, когда нужно кушать, а когда голодать. Яйца курицу не учат. Когда Матвей стал взрослее, он стал хитрить и врать, как достойный сын своего папы. Ему оставляли еду, а он рапортовал, что все скушал. Все были довольны. На самом деле он складывал пищу в стеклянные банки и прятал куда-нибудь за шкаф или под кровать. Потом, все его хитрости открывались, когда банки начинали немилосердно вонять по всей квартире. Но он усвоил урок выживания, хитрость и вранье, они спасительны от насилия. И снова родители, почуяв запах тухлятины, подрывались шарить по всем углам в поисках спрятанной еды. И снова ругань и скандалы. А что беззащитный мальчик мог сделать с двумя большими человеками, которые напрочь не желали его понимать? Выслушай мы его хоть раз и доверясь мы его пожеланиям в питании, может никогда бы и не было тех банок и вечной блевотины?

       Еще не время окончательно сгущать краски, это случится еще не сейчас. Затяжное падение в пропасть только начинается и впереди еще ждет много всего познавательного и пугающего одновременно, сюжет, наконец, начинает лихо закручиваться. Новые герои просятся на сцену! Несмотря на пестроту состава, как по внешнему виду, так и по половому признаку, их объединяет одно свойство – компанейство. С моей стороны нарисовались два приятеля Толик и Вадик, а у Ксении появилась новая старая подруга Вика.

       Вскоре после нашего переезда на новое место жительства мы встретили Толю и Вадима в ближайшем магазине, как бы банально это не звучало, в винном отделе. Эти два друга были мне знакомы еще по школе, где тоже обучались разным наукам, но на год старше меня. По причине их абсолютной неразлучности их еще называли Чуком и Геком, Леликом и Боликом. и даже Кржелимилом и Вахмуркой. Крайняя пара имен неразлучникам совсем не нравилась потому, что никто из них не хотел быть Вахмуркой, вот Кржемилек, еще куда ни шло, но Вахмурка – нет! Друзья были всегда вместе во всем, и в учебе, и в работе. Удовлетворенные ассортиментом вино-водочной продукции мы произвели совместную закупку нескольких бутылочек с горячительными напитками и отправились к нам на квартиру, чтобы употребить все это внутрь, под обещанные Ксюшей горячие и холодные закуски. Такое мероприятие, поначалу выглядящее одноразовым, однако, стало постоянным. Мы стали часто собираться для проведения совместного досуга, а вскоре с эту развеселую компанию влились еще двое – Виктория и Игорь. Вика, давняя знакомая моей жены, совсем недавно вышла замуж за молодого человека, живущего в соседнем городе, можно сказать, что повторила траекторию Ксении, из далекой южной республики в Подмосковье. Только мотив ее был конкретный – найти жениха и уехать с ним поближе к центру цивилизации, подальше от родины. Так ей «подвернулся» Игорь, который был мгновенно взят в оборот сметливой и обаятельной молодой девушкой и вскоре капитулировал. Поехал человек в командировку по долгу службы, да не южней берег Баренцева моря, а на Юг, где много солнца, зреет виноград. Такие поездки всегда оказываются приятны, это можно сравнить с поездкой в санаторий. Игорек, совсем еще недавно отгулявший дембель, раздухарился, и решил сделать ту поездку приятной во всех, без исключения аспектах, ну и реализовал свои задумки по полной программе. Так что вернулся он из служебного путешествия с невестой. Игорь действовал по тривиальной схеме, отслужил в армии, устроился на работу, нужно завести семью, так что такой брак их обоих полностью устраивал.

       Человеческие отношения никогда не бывают статичными, они всегда развиваются. Не всегда в ожидаемом направлении, но непременно движутся. Наши Лелик и Болик стали конкурировать за мое внимание. Я вовсе к этому не стремился, но, как я ранее писал, черты дяди Юры проявлялись и во мне, в данном случае определенная харизматичность. Не будучи самым старшим по возрасту, я был лидером всей этой свежесформованной компании по сути. Нечто, мной задуманное, потом реализовывалось совместно. Анатолий, будучи также, как и я, в достаточно высокой степени начитан и эрудирован, стал больше предпочитать мое общество, чем компанию старого друга. Ксюшей он восторгался с самого начала, но рамки приличий не переходил никогда. Эти два фактора вместе сделали его очень частым гостем в нашей доме. Разлад между Чуком и Геком был предрешен и запрограммирован с самого первого дня нашего совместного общения. Вадим какое-то время еще бывал у нас, все-таки чистое пьянство, как вид искусства, его интересовал значительно, но когда он приходить перестал, это выглядело очень естественно и не вызвало никакого диссонанса у остальных членов коллектива. Позже выяснилось, что на работе Вадик подставил старого, друга ради финансовой выгоды, а возможно сделал это специально, из ревности. При случайных встречах с той поры Вадим меня всегда избегал, и больше мы с ним никогда не общались.

       Толясик не привык быть один с детского сада, и вскоре у него завелась девушка. Слово «завелась» - самое подходящее в их случае. Образовавшийся вакуум в жизни Толи, периодические гормональные бури молодого организма и общая жизненная расхлябанность, создали все необходимые предпосылки чтобы завелась девушка с очень "редким" именем Лена. Внешность, фигура и вся остальная начинка у Лены были очень обычными, таких в мире миллионы, и ее без труда можно было с кем-нибудь спутать в темноте. С некоторого момента она стала все время ходить за Толиком и интересоваться, когда же он на ней женится. По-трезвому, все выглядело достаточно мирно и в меру комично, но стоило паре бокальчиков вина коварно просочиться в организм к Лене, как ее желание заполучить Анатолия в мужья возрастало многократно, а с ним возрастала и эксцентричность молодой особы. Потенциальная жертва очень стеснялась и конфузилась при таком поведении собственной подруги, и это выглядело уже в разы комичнее. Толя все время стремился куда-нибудь засунуть или пристроить Лену, но это было безнадежно, девушка всегда снова появлялась в непосредственной близи от своего идеала и преданно смотрела ему в глаза. Через пару минут следовал дежурный вопрос «Анатолий, ты, когда на мне женишься?», который вызывал у нашего приятеля богатырский вздох, а у всей честной компании взрыв хохота.

       Внимательный читатель спросит, а где же был маленький Матвей, во время всех этих гулянок и пирушек? Вопрос правильный, а ответ на него, уже по состоявшейся нелицеприятной традиции для меня, очевиден. Пока молодые родители весело коротают вечерок, ребеночек проводит время с сердобольными бабушками. Мы ж еще молодые, не нагулялись! Так оно и происходило постоянно. Такая ситуация встречается очень часто среди молодых семей, но мне сейчас не очень интересно серое большинство. Мы мало проводили свободного времени с сыном, ну а я так и вообще не проводил его вовсе, находились другие, ну очень важные дела. Позор, другого слова не подобрать.

       Нужно отметить, что такие посиделки на наши с Ксюшей отношения поначалу влияли положительно. В новой компании не было фактора родственников, и мы всегда с ней были вместе. Я даже часто подзабывал о своей двойственности. Но гнилье во мне все-таки развивалось. Когда веселье заканчивалось и наступала трезвость, приходилось снова выныривать в обычной жизни, с ее запущенными проблемами, склоками, руганью, прогрессирующим враньем и всеми прочими прелестями, воспитываемыми моим безволием и самой бездной, глубоко уже запустившей в меня свои щупальца.

       Рабочее время теперь я делил между научной лабораторией на большом и секретном предприятии, где в моем мощном мозгу понемногу вызревал дипломный проект, а также росли и укреплялись мои инженерные навыки, и фирмой Виталия, где я уже начал трудиться несколько дней в неделю, применяя эти самые навыки, на пользу частному капиталу.

       На своем официальном рабочем месте я времени проводил мало, как бы сказали реалисты, согласно окладу жалования. Но это никого и не удивляло. Все, находящиеся вокруг старшие и младшие научные работники, понимали, что пришествие работника на зарплату, которую разглядеть можно только в микроскоп, связано с иными причинами, кроме основных задач. Они и сами, либо плотно сидели на леваках, которые им подвернулись, или ожесточенно искали местечко потеплее, куда можно свалить. Тем временем, я делал свои дела по поручениям Виталия. Учился, осваивал, вникал. И мне это даже нравилось. Я делал что-то своими руками. Еще совсем недавно, это было ничто, а теперь это серьезное изделие, и оно сделано и отлажено мной. На косые, а иногда и завистливые, взгляды я внимания не обращал. Наступила эра капиталистического феодализма, где каждый сидел в своем огороде.



***



       Не могу не рассказать об еще одной важной вехе, которая описывается именно слово – в слово, быть мужиком. Случилось однажды нам поехать веселой компанией во главе с Виталием в гости к его крестному отцу. Проживает этот уважаемый и горячо любимый всеми родственниками человек в рязанской губернии, в доме, с прилагающимся к нему собственным хозяйством. В хозяйстве том было много всякого, в числе прочего и живность, выращиваемая на мясо, а именно хрюшки, коровы, бараны, индюки и несчитанное количество кур и гусей. Виталий обычно брал разделанные туши для последующего употребления в пищу «экологически чистого» мяса. Очень удобно, с какой стороны ни посмотри. И в гости съездить, и самогоночки выпить, и крестного материально поддержать и мясца запасти.

       В вечер нашего приезда было сделано радушными хозяевами праздничное застолье, как для дорогих и желанных гостей. Вот так мы и сидели, сначала за общим столом, а после тесной мужской компанией на веранде пили самогонку, курили и вели серьезные разговоры за жизнь. Тот разговор ничем не отличался от обычной беседы неспешно надирающихся мужичков изо всех сил пытающихся быть серьезными и важными, а как же иначе? По-другому нельзя обсудить и решить ни одного вопроса мирового масштаба. В контексте завтрашнего забоя животных, Виталию вспомнился один его хороший знакомый, который после двух-трех стаканов горячительного похвалялся завалить «кого угодно, хоть мамонта», а на утро, протрезвев, отсиживался в сарае и дрожал от страха. Конечно же, все посмеялись над незадачливым резчиком, ни исключая и меня. Тут Виталий возьми и предложи мне завтра зарезать барана, мол, Жора у нас настоящий мужик, ему точно будет не слабо. Мог ли я отказаться при всей честной компании и показать себя слабаком? Нет, ни в коем случае. Я согласился, не моргнув глазом.

       Утром за завтраком шурин начал уже подхихикавать надо мной – не трясутся ли поджилки у его зятя, я же оставался серьезен и собран. Вышли всей компанией во двор, и хозяин подворья, попыхивая папироской, приволок за шкирку молодого барашка. Я подошел к предстоящему делу серьезно и вначале наточил тесак. Сомнений не было. Настоящий мужик должен уметь зарезать животное, чтобы прокормить семью. Вполне распространенная в нашем милосерднейшем обществе доктрина. Махнуть голову курице задача несложная, а вот барашек, это уже много серьезнее. Думал ли я о грехе, который вот-вот взвалю на себя? Нет. Тогда для меня это был не баран, а потенциальный набор мясных ломтей разных категорий качества. С таким настроем я упер колено в грудь смирно лежащему на земле барашку. Но тут проняло даже меня. Обреченное животное лежало, почти не шевелясь, и смотрело своими карими глазами в небо. Баран плакал, слезы медленно катились по кудрявой шерсти. Не забыть мне никогда этого чистого взгляда. Ныне, я очень часто вспоминаю того барашка, и то, что я сделал с ним, считаю одним из самых постыдных поступков в своей пустой человеческой жизни. Я выпучил свои зенки и стал истово креститься. Ваш повествователь тогда еще находился в состоянии перманентного христианства. Бог не должен это считать за убийство, у животных нет души, это вам скажет любой поп в церкви. Но почему же барашек плакал, коли его обделили зерном духа? Вранье, не верьте в эту чушь. Душа есть у всякого животного, сие даже в Ветхом завете прописано черным по белому, нужно только читать внимательно первые главы Бытия.

       Я одним движением рассек барану горло, и алая кровь щедро полилась на траву. Животное дергалось недолго и вскоре глаза его, так и не отвернувшиеся от осеннего неба, начали стекленеть. Я заставил смотреть себя сквозь ту действительность, которую я вижу на самом деле. Ничего нет. Кровь уже почти впиталась в землю, от нее и следа вскоре не останется. Голову барашка я скоренько отпилил тесаком и отбросил подальше, чтобы случайно не заглянуть в его глаза. И все, я никого не убивал, а это обезглавленное тело вскоре превратятся в мясной набор. Дальше было проще. Я растянул труп животного на растяжках и начал методично сдирать шкуру и разделывать тушу. Вечером все наслаждались жареной бараниной, а потом я увез домой в багажнике своей машины большое количество кусков бараньего мяса. Кормилец. Мы долго потом еще кушали того барана и это было предметом моей гордости. И не только моей. Виталий при каждом удобном случае говорил о моем мужественнейшем поступке, вот, мол, какой у меня геройский зять! Да, реальный герой, отнял жизнь у беззащитного животного, которое умирать совсем не хотело. Но насилие возведено в культ. Именно так и должны поступать настоящие мужики.



***



       Я стал черстветь, буквально, на собственных глазах. Чужие горе и страдания у меня не вызывали даже ухмылки, я всегда смотрел сквозь куда-то. То же происходило и дома, когда случалась размолвка с Ксенией. Я ставил себе задачу просто перетерпеть это состояние, а потом все пройдет, и вернется моя Ксюша… Так иногда и случалось, мы не забыли еще нашей любви, но моменты открытой близости и нежности начали случаться все реже.

       В какой-то момент я осознал, что у меня вызывают интерес и другие женщины, а не только собственная жена. Когда я это понял, то, скажу прямо, был неприятно удивлен в первый момент. Такого со мной не было раньше. Даже на поезде, где вариантов для сексуальных связей было в избытке, у меня не возникало и тени мысли о чем-то подобном. А теперь эти мысли стали появляться. Сначала иногда, и как бы в общем, а потом и более конкретно. Все происходило очень постепенно и незаметно, я помнил себя еще с совершенно чистыми помыслами, а вот вчера меня заинтересовала женская грудь некоей актрисы из просмотренного фильма, а сегодня я увидел такие же формы у прохожей девушки, и мне захотелось ее рассмотреть. Так во мне стала развиваться очередная червоточина.

       И вот, пожалуйста, первый случай, когда из этого гнилого дупла завоняло по-настоящему.

       На официальной работе я, как и все поклонники табака, часто посещал курилку. Мне повезло, табакокурение не было для меня болезненной зависимостью. Мой организм преподнес мне в жизни два сюрприза, в которые многие не верят. Первое, это то, что у меня никогда не бывает похмелья. Второе – курение в удовольствие. Сколько бы я не курил, всегда мог остановиться на любой по продолжительности промежуток времени. Постоянно курить я стал в институте, и просто не хотел это прекращать, мне нравился табак. Наверное, в одном из своих предыдущих воплощений я был индейцем, который никогда не расстается со своей трубкой. Помещение для курящих работников я старался посещать, когда там мало было народу, чтобы можно было насладиться процессом, а не второпях и в тесноте делать судорожные затяжки в общем смраде. Захаживали туда и женщины некоторые, кто покурить взаправду, а кто пообщаться, важно пуская дымок. Бывала там одна женщина, которая захаживала именно «пустить дымок». Она вела себя нарочито игриво и пыталась во всеми заигрывать, как-бы в шутку. Все мужики знали это ее свойство и терпеливо сносили ее периодические наскоки. Не избежал ее внимания и я, хоть и был ее младше не менее чем лет на десять или более. Поначалу меня это забавляло и только, но проходившие во мне процессы однажды дали свой результат. Мы с ней случайно столкнулись в полутемном коридоре между технологическими помещениями. Она, со своим дежурным тра-ля-ля потрепала меня по плечику, и я ей ответил, а правильнее сказать накинулся на нее. «Я» настоящий стоял от них в двух метрах и в ужасе наблюдал за происходящим, а «я» черный прижал согласную и мягкую женщину в углу и начал рукой проверять что у нее находится под блузкой и под юбкой. Мадам восприняла этот процесс с пониманием и совершенно не возражала против таковой инспекции собственного тела. Черный стал увлекаться происходящим и уже готов был впиться в нее губами, но тут настоящего меня пронзил насквозь приступ собственной совести, что позволило вернуть контроль над телом и быстро ретироваться из помещения. Это выглядело похожим на бегство, таковым оно и было на самом деле. Не страх заставил меня бежать. Чувство стыда накрыло меня надолго и черный был блокирован после того случая на несколько лет.



***



       Молодая жизнь продолжалась, наша веселая компания продолжала благополучно функционировать и двигаться по реке человеческой жизни. Регулярные посиделки, пьянки-танцульки, выезды на шашлыки и забеги в ширину по случаю чьего-то очередного дня рождения. Мы искали праздника, поначалу нам казалось, что мы его даже находили, но чем взрослее становились, тем чувство сухости во рту наутро становилось все нестерпимее, а ощущение праздника отдалялось. Два года подряд мы ездили летом все вместе на сочинское побережье, где по целому месяцу наши усилия по поиску праздника достигали апогея. Пребывая там, можно было увидеть его кусочек за углом ближайшей скалы или в полумраке местной дискотеки или на ложе из морской гальки темной и теплой южной ночью. Любимая женщина, ласковое Черное море, хорошая компания, казалось, это навсегда. Самой очевидной иллюстрацией того состояния является фотография, где мы все вместе запечатлены вместе с корабельным спасательным кругом на фоне штормового моря. Все улыбаются, похоже, что все счастливы.

       С этим кругом вышла тогда интересная история. Во мне начала пробуждаться жажда «инакового» состояния, поначалу проявляющаяся в потребности к экстриму. Существует расхожее понятие – экстремальные виды спорта (до них мы еще доберемся в этом повествовании, немного терпения), но возможны и ситуации, в которые можно себя сознательно поместить, и ощутить себя идущим против чего-то очень сильного, на грани преодолимого. Например, против морского или речного течения, против сильнейшего воздушного потока или чьей-то деспотичной воли. Наталия Ивановна всегда заботилась, чтобы я не влезал ни в какие истории, не пил из лужицы и так далее. Плавать я учился сам, вопреки ее желанию. Не буду намеренно писать неправду, утверждая, что она была против освоения этого навыка. Нет, не была, но и за это также не выступала. Всего, что таит в себе хоть небольшую скрытую или не очень опасность, нужно избегать, так она всегда поступала и меня всегда приучала к этой мысли. Какое-то время я так и делал, вел себя безопасно и послушно. С появлением в моей жизни Ксении вся эта структура начала давать трещины и понемногу разваливаться, не зря моя мама так опасалась Ксюши. Она, ничего не боясь, влезала в такие ситуации, куда сам я не сунулся бы, следуя доктрине безопасности, внушенной мне с пеленок. Плавал я до первого нашего совместного с женой визита на море плохо, ибо в родимой стороне плавать особо негде, нет ни крупных рек, ни водоемов. Серьезной практики не было, местные прудики и озерца не в счет. Сочинское побережье черного моря изобилует разнообразными прибрежными течениями и является серьезным испытанием даже для уверенного в своих силах умелого пловца. Ксения всегда плавала как рыба, а море только раззадоривало ее. Мне приходилось экстренно совершенствовать свои навыки ихтиандра, ибо я не мог сидеть на берегу, когда моя любимая плавала. Уязвленная мужская гордость в совокупности с просыпающейся любовью к прекрасной и могучей стихии, переборола все страхи и сломала все вложенные в меня программы. И самое главное, мне это нравилось все больше и больше. Все плещутся в прибрежных метрах, а мы уплываем подальше и там, весело хохоча, катаемся на волнах. Справедливости ради стоит заметить, что я все-таки делал это не бездумно, а всегда следил не только за течениями, но и за всеми другими морскими нюансами, коих нашлось множество, и в нашей паре именно я являлся сдерживающим фактором, когда видел опасность, совсем уже превышающую наши возможности.
 
       Однажды мы переоценили свои силы. Был солнечный день, но море было неспокойно. Штормило бала в 3-4 при сильном боковом ветре, что для того побережья является приличной опасностью. Народ сидел на берегу и больше предпочитал загорать, чем принимать душ из морских брызг. Заходили в море единицы и почти никто не плавал. Конечно же, мы решили исправить это досадный дисбаланс. Некоторое время, поплавав и покатавшись на крутых волнах, мы уже хотели вылезать из воды, когда заметили на некотором удалении от нас плавающий в море оранжевый спасательный круг. Обменявшись взглядами, мы быстренько рванули к нему, и в считанные минуты достигли круга. Довольные как дети, мы некоторое непродолжительное время просто болтались на этом кругу, он нам очень понравился. Мы не захотели его бросать и погребли совместно к берегу. Силы быстро кончались, а мы попали в боковое течение. Получалось уже так, что выбора не было. Против течения без круга мы могли уже не выплыть при таком шторме, а на кругу нас тащило вдоль берега и первый же волнорез сделал бы из нас две котлеты, одну маленькую и одну большую (на бетоне ниже уровня воды щедро росли морские мидии, и сотни острых и крепких их створок делали волнорез опаснейшей конструкцией). Решение родилось во мне мгновенно, и раздумывать уже нельзя было ни секунды. Я поднырнул немного и, держась одной рукой за канат круга, погреб со всей молодецкой дури поперек течения по направлению у берегу, очень рассчитывая на то, что мне удастся таким маневром вырваться из объятий коварного течения и достичь берега до встречи с волнорезом. Ксюша также гребла поверху со всех оставшихся сил. Моя задумка, к нашему счастью, сработала. Мы сумели тогда выплыть и круг не бросить. Под радостные крики друзей мы вылезли из воды, потом на берегу вместе сфотографировались с нашим морским трофеем. В тот день во мне пробудился экстремал, как сказали бы обыватели, а на самом деле я тогда я сделал первый свой шажочек из обыденности, я впервые почувствовал вкус свободы. Второй шаг будет сделан не скоро, но все с чего-то начинается.

       В то замечательное лето, кусочек которого отпечатан на фотографии с кругом, случилось еще два примечательных события. Мы купили машину. Потратив на нее почти все наши сбережения и еще одолжив столько же у Виталия (у него уже в то время только ленивый не одалживал денег), мы с Ксюшей приобрели замечательное произведение немецкого автомобильного искусства десятилетней выдержки. Поехав на авторынок, повинуясь скорее интуиции, чем какой-то логике мы с ней оба выбрали одну и ту же машину, не совещаясь и не сговариваясь. Решение было принято мгновенно и через час мы уже сидели внутри нашей машины. Прав не было ни у нее, ни у меня. Продавец, оформлявший нашу покупку, был немало удивлен, когда на его вопрос «Почему вы не уезжаете?» мы в один голос ответили «А мы ездить не умеем!». Нам очень нравилась наша покупка, и мы активно стали учиться водить авто. В роли учителей выступали все знакомые и родственники, к которым мы обращались с просьбой дать урок вождения. У каждого водителя рано или поздно наступает период эйфории от вождения, у меня очень он наступил чрезмерно рано. Следуя из гаража до дома я, уклоняясь от встречной машины, элементарно не справился с управлением и вылетел на обочину, которая вся была завалена крупногабаритным строительным мусором. Наша замечательная машинка меня тогда спасла сама, совершенно самостоятельно. Когда я увидел, что же натворил, то понял, что водить больше не могу. Это объективное и справедливое чувство было со мной четыре года. На протяжении этих лет я чётко знал, что за руль мне нельзя. По прошествии этого периода в один самый обычный день, состояние отстранения меня покинуло, как и не было, и я спокойно стал ездить. А в то время, Ксюша получила права и стала полноценным водителем, а я обосновался на пассажирском сиденье в качестве штурмана.

       Кульминацией того лета стала женитьба Анатолия. Лена своего добилась, Толя взял-таки ее в жены. Поводом послужил самый прозаический залет. Молодая честно тянула время, чтобы у суженого не было возможности склонить ее прервать беременность, а Толик, как потомственный астроном, все время смотрел куда-то вверх, упорно не замечая растущего живота своей подруги. Молодой человек долго не мог смириться с надвигающейся на него участью стать отцом. Решение о свадьбе было для моего приятеля равносильно капитуляции без аннексий и контрибуций. На церемонии бракосочетания невеста была хороша, она была в белом платье и имела грацию бульдозера, поскольку срок беременности был предельным, а размер живота вызывал восхищение своим размером у каждого, на него смотрящего, человека. Все было, как полагается: ЗАГС, красивая машина с куклой на радиаторе, стол с выпивкой и закусками, современные танцы и коллективная прогулка теплой летней ночью. Самое интересное случилось утром, когда нас с Ксюшей ни свет, ни заря разбудил пьяный в дрова Анатолий. Мы с ним битых двадцать минут танцевали в дверях нашей квартиры чудный танец, он утверждал, что стал отцом и пытался протиснуться внутрь, а я посылал его на разные лады во всех внешних направлениях и пресекал его попытки просочиться в квартиру, ибо сам еще был изрядно пьян, и обуреваем желанием спать. Когда же я осознал все происшедшее, то смеялся так долго и сильно, что почти протрезвел. Толик успел за сутки, и жениться, и родить сына, причем сделал это в логически правильной последовательности. Спустя пару часов, кое-как приведя себя в порядок, мы были под окнами роддома. И опять-таки можно было с уверенностью сказать, что невеста была хороша. Бедняга, она даже не успела отлепить накладные ресницы, а также смыть свадебный макияж, и снова была в белом, но уже больничном одеянии. Так она и стояла, держа на руках новорожденного. Вскоре замечательное теплое лето закончилось, а с ним и закончился период жизни, когда мы непрерывно тратили драгоценное время в поисках праздника.

       Есть такое понятие – жизнь дала трещину. Впервые я ощутил это на своей шкуре примерно за год до великого обвала курса доллара 98го года. Реальный кризис в промышленности начался задолго до того дня, когда доллар подорожал за несколько часов в четыре раза.  На предприятии Виталия и Сергеича иссякли заказы, а через некоторое руководство престало платить зарплату немногочисленным работникам. Я честно спросил у Виталия о перспективах и его туманный ответ мне очень не понравился. Моя вселенская лень с большой охотой и пониманием отнеслась бы к его словам о том, что нужно потерпеть и переждать. Ощущая за спиной поддержку Ксюши, я, наступив на горло собственной трусости, отправился в свободное плавание. Такой маневр вполне можно сравнить с тем героическим заплывом вместе со спасательным кругом. Целую неделю я утром приезжал на вокзал в Москву, садился на лавочку и изучал печатную продукцию, где публиковали рабочие вакансии. Мое высшее образование было вполне приличным, но вот мой опыт работы находился в сложной и очень узкой технической области. Я был ценным работником, но найти мне аналогичное место для трудоустройства было нереально. В мире финансистов, адвокатов и менеджеров разных уровней я не знал куда себя деть, иногда меня накрывали приступы отчаяния.