Сказки об Индии. Карандаш

Обезьяна сидела на ступеньках, проворными цепкими лапами ковыряясь в мохнатом брюхе. Увидев меня, она ощетинилась, зашипела, как змея, обнажив желтые с чернотой зубы. Я остановилась. До крыши, где располагалась  моя комната, меня отделял еще один пролет каменной лестницы и вот это чудище. Не люблю обезьян. С самого первого приезда в Индию невзлюбила их, слишком непредсказуемые, хитрые, коварные твари. Кроме того, некоторые здесь могут быть разносчиками бешенства и вирусов вроде гепатита. Обезьяна смотрела прямо в лицо желто-карими язвительными глазами,  выжидая мой дальнейший ход. Я набрала как можно больше воздуха в легкие и испустила душераздирающий воинственный клич, который должен был означать следующее: «Если ты сейчас же не уберешься с моего пути, я разорву тебя в клочья». Обезьяна сорвалась с места и в ужасе бросилась наверх, на крышу. «Подействовало», - подумала я и удовлетворенно зашагала к себе.

На крыше огромного  четырехэтажного розового хостела располагались две мансардные комнаты и душевая.  Хозяин хостела, извиняясь за нехватку жилья, предложил мне крошечную комнатушку шириной полтора метра и длиной два. В этой конуре помещалось только бетонное возвышение, на котором лежал старый соломенный матрас, пластиковая корзина для мусора и широкий подоконник с одним окном и видом на соседние крыши. Бетонный пол, выкрашенные белым бетонные стены, над входной деревянной дверью висела  старая, пожелтевшая от пыли и паутины, лампочка. Все. Больше тут ничего не было. Я втащила дорожный  рюкзак в свое новое жилище, села на матрас. «Ничего, зато дешевле не бывает и храмы все  рядом, - думала я, разглядывая огромного рыжего таракана на потолке. – И душевая рядом, не надо будет в очереди стоять».

Но главная причина, почему я согласилась, была не в этом. Моя келья располагалась на самой крыше здания, с которой был виден город на ближайшие три квартала. Я люблю крыши. На крыше можно сидеть в одиночестве под звездами и смотреть на землю, слушать, что происходит внизу. Или ранним  утром встречать солнце. Я особенно любила встречать солнце в Индии, оно поднимается всегда очень быстро, ярко-алое, перепекшееся от собственного зноя, плывущее в смолистой  дымке над горизонтом. И еще на крыше можно делать зарядку, загорать и читать - конечно, если есть хоть что-то, что создает тень. А на моей крыше были бетонные кубы, на которые можно было опереться, если надумаешь почитать до полудня. Правда, единственная книга, которую  я с собой возила, была сборником бхаджанов – религиозных песен на индийских наречиях, напечатанных русской  транслитерацией. Открывала я ее всего несколько раз за поездку.

Зато у меня был альбом для рисования и акварельные карандаши. Началось это еще в России, непреодолимая тяга рисовать мандалы. Приехав в Индию, я при каждом удобном случае доставала альбом, карандаши и рисовала спонтанные мандалы. Так у меня скопилось  довольно большое количество рисунков, но жажда не только не уменьшалась, а как будто возрастала. Рисование стало моим наркотиком, за которым я проводила все свободное  время. Вот и сейчас, сходив к ближайшему храму на утреннюю службу, я собиралась порисовать, пока солнце еще не сильно припекает.
 
В Индии очень много соблазнов. Пожалуй, один из главных соблазнов, который посещает каждого, кто сюда прибывает регулярно, неважно, по какому поводу – думать, что знаешь ее. Я думала, что знаю об Индии  почти все.

Вытащила из кельи свой йоговский коврик, альбом, единственную книгу, которую решила использовать в качестве подставки, пенал с карандашами, бутылку питьевой воды. Расположилась у одного из кубов, спиной к солнцу, чтобы не жмуриться от белизны бумаги и яркого света. Было не очень удобно рисовать, держа альбом на коленях, но постепенно я приноровилась и погрузилась в процесс рисования линий и форм. Так прошло около получаса, когда я услышала над собой визг и возню.  Подняла голову и увидела нескольких обезьян на парапете напротив, метрах в трех от меня, они дрались за остатки банана в оборванной кожуре. Средняя, самая проворная и молодая, выхватила из лап соседки кусок банана, поспешно затолкала  в рот  и помчалась на другой конец крыши. Оставшиеся две с визгом кинулись в погоню. Я вздохнула и, опустив голову, продолжила рисовать новый узор. Не прошло и минуты, как в ногах у себя я заметила лохматое существо на четырех лапах. «Брысь!» - только и успела крикнуть я, но было  поздно. Обезьяна схватила один из карандашей, укатившийся чуть дальше остальных, и бросилась на парапет. «А ну отдай!» - крикнула я угрожающе. Обезьяна отбежала еще дальше, завернула за угол моей мансарды так, что я не могла ее видеть. Я вскочила и побежала следом, понимая, что бесполезно, но хотя бы увидеть, что обезьяна сделает с моим карандашом! Перегнулась через перила, но обзора не хватало, внизу на этой стороне был небольшой пустырь, заваленный мусором, с чахлыми деревьями, на которых сидели тощие обезьяны, бегали у подножий, дарились и переругивались, не переставая. Не найти среди них воришку, да и что я могла бы сделать? Обидно, ведь она утащила желтый карандаш, теплый желтый, такого цвета в моей палитре больше не было.

Раздосадованная, я вернулась на прежнее место, но мне больше не рисовалось. Настроение  испорчено, солнце уже припекало вовсю, и я чувствовала сильные позывы голода. Собрала коврик, художественные принадлежности и вернулась в келью.

А вечером, возвращаясь с вечерней службы в храме, на последнем подъеме лестницы, ведущей к моему жилью, я нашла свой карандаш. Он лежал на ступени, слегка погрызанный и чем-то измазанный, тепло-желтый.

Видимо, обезьяна нарисовала им все, что хотела.