3. Пытались исключить, но не исключили
Я не успел перекусить и прямо с заседания президиума облсовпрофа поехал обратно в Академгородок на бюро райкома.
Я увидел среди приглашенных заведующую райСЭС Марию Тимофеевну Батычко, начальника УКСа Виктора Яковлевича Каргальцева, Начальника Медсанотдела Нину Владимировну Чепурную, двух заместителей председателя СО АН Бориса Владимировича Белянина и Льва Георгиевича Лаврова, еще ряд руководителей технических служб, подчиненных этим заместителям.
Вел заседание Владимир Потапович Можин, – первый секретарь райкома. Рядом с ним сидели еще два секретаря – Рудольф Григорьевич Яновский и Владимир Ильич Караваев, а также председатель райисполкома Иван Прохорович Мучной. Из членов бюро я запомнил ещё Гурия Ивановича Марчука. Как всегда, на заседании бюро по должности сидели начальник отдела милиции и прокурор района.
И здесь зачитывали справку о том, что случилось. Не знаю, кто ее составлял, но в ней была изложена версия, в соответствии с которой вся ответственность возлагалась на меня.
Мне, как и всем присутствующим на руки была выданы три листка, на которых была отпечатана практически слово в слово эта справка, как констатирующая часть проекта решения, а в самом решении было написано:
«Качана Михаила Самуиловича из партии исключить. Принять к сведению, что облсовпроф освободил его от обязанностей Председателя Объединенного комитета профсоюза СО АН СССР».
– Во как, – подумал я. – Насчет партии, вроде, Горячев не говорил. Или Володя Караваев просто забыл об этом упомянуть.
Я обвел глазами присутствующих. Партийные функционеры, три секретаря райкома будут голосовать, «как партия прикажет». Иван Прохорович Мучной может и не проголосовать, хотя он тоже «солдат партии». Но всё же мы ведь вместе работали в институте гидродинамики.
Про Марчука я ничего не знаю. Ага, вроде бы Борис Владимирович Белянин тоже член бюро. Может и отоспаться за все неприятности, которые я ему доставил своими требованиями. Но вообще-то он человек порядочный.
Я уж не говорю про Лаврова и Каргальцева. По-моему, я со своими требованиями по устранению недоделок сижу у них в печёнках. Удобный момент избавиться от меня навсегда. Правда, они не члены бюро райкома и не голосуют.
Кроме этих людей, здесь сидели инструкторы райкома партии и какие-то неизвестные мне люди. Скорее всего, из горкома и обкома партии, инструкторы, наверное. Пришли посмотреть и доложить наверх. Был здесь и прокурор района, и начальник отдела милиции.
Первой дали слово главврачу райСЭС Марии Тимофеевне Батычко. И опять она начала нести какую-то чепуху. Когда она закончила, Виктор Яковлевич Каргальцев, любивший полную ясность, спросил ее, слегка горячась:
– Так я Вас так и не понял – Вы подписали акт об открытии лагеря или нет?
– Да я, пошла на поводу...
-- Нет, Вы скажите, пожалуйста, чётко – подписали или не подписали?
– Подписала.
- К моменту подписания все документы были в порядке или нет?
- Все были в порядке.
– Анализ воды был удовлетворительный?
- Да.
-- К персоналу претензии были? Кто-то был болен? Кто-то не представил санитарную книжку?
– Нет, всё было в порядке.
– Так у Вас на момент открытия к профсоюзу какие-либо претензии были?
-- Не было.
– Боже мой, она начала говорить правду! – подумал я. – С чего бы это?
– А потом появились? А сейчас есть?
– Было два отключения электроэнергии. Одно в течение трех часов, другое на час. Не работал перекачивающий канализационный насос.
– Простите, а причем тут профсоюз? Это служба главного энергетика. Качан не может включить электроэнергию и запустить насос.
И уже обращаясь к членам бюро райкома:
– Я понял, что у райСЭС претензий к профсоюзу нет.
Главврач райСЭС села и более не проронила ни слова.
Я полюбил Виктора Яковлевича Каргальцева с этой минуты на всю оставшуюся жизнь.
Это был необыкновенный человек, – смелый, даже бесстрашный, прямой и справедливый.
Встала Нина Владимировна Чепурная. Сначала она рассказала о заболевших детях. Сказала, что прогноз благоприятный – все дети будут жить, хотя несколько детей еще находятся в тяжёлом состоянии.
Она сказала, что Медсанотдел проверил санитарное состояние пионерлагеря и особенно кухни, туалетов и палат. Повсюду образцовая чистота. Вся документация, включая санитарные книжки персонала, в полном порядке. И они были у всего персонала с самого начала. И ещё она сказала, что Медсанотдел не сумел установить источник попадания инфекции.
Теперь встал Борис Владимирович Белянин. Это был первый член бюро райкома, который выступил. Именно ему подчинялись все инженерно-технические службы – водопровод, канализация, электрические и тепловые сети. По сути, не я, а он должен был сейчас стоять перед бюро райкома и оправдываться…
Сейчас речь шла о службе главного энергетика Владимира Андреевича Бажанова, хорошего специалиста и толкового руководителя, которого почему-то все постоянно ругали. Хозяйство у него было огромное, происшествий было достаточно много, но сомневаюсь, что в период строительства он был виноват даже в 10% случаев.
Белянин всегда защищал его, как и других руководителей служб и предпочитал сам отвечать на сложные вопросы, связанные с работой главного энергетика.
Борис Владимирович сказал об огромной работе, которая была проделана перед открытием пионерлагеря службами главного энергетика, объяснил причины отключения электроэнергии – порыв кабеля строителями в Новом поселке за 7 километров от пионерлагеря и об авральных работах по ремонту кабеля.
Он высказал уверенность, что эта авария не сказалась на санитарном состоянии лагеря, поскольку отключения были в ночное время. Конечно, определенные неудобства были, но он не думает, что они могли привести к дизентерии.
– Не так ли? – он обратился к главврачу райСЭС.
Та затравленно посмотрела на Белянина. Она жутко боялась, и это было видно невооруженным глазом.
В заключение Белянин сказал:
– Пока что я не вижу, в чем виноват Михаил Самуилович. Вряд ли его следует исключать из партии. А вот начать подготовку пионерлагеря к новому открытию нужно немедленно.
Теперь встал Лев Георгиевич Лавров. Сначала он сказал, о работе своих служб по подготовке лагеря к открытию и тесном взаимодействии с профсоюзом. Его службы отвечали за все сети в помещениях, а также за оборудование столовой. Он даже назвал работу по подготовке лагеря плодотворной.
А потом поддержал Каргальцева и Белянина и сказал, что с его точки зрения важно не исключать Качана из партии, потому что его вина не установлена, и не вешать всех собак на профсоюз, а разобраться в том, откуда взялась инфекция.
Дали слово мне. Причём давая это слово, Можин спросил меня, могу ли я внести ясность в этот вопрос. Знаю ли я свои ошибки и есть ли мне в чем признаться и покаяться здесь перед товарищами. Мне очень не понравилось его предложение. Уж от кого, от кого, а от Можина, «своего парня», интеллигентного человека, я такого не ожидал. Все-таки, я надеялся, что он будет более объективен.
Я сказал, что я сильно переживаю, что заболели дети и за всё случившееся в пионерлагере готов нести ответственность, особенно если я где-то недоработал. Что касается источника инфекции, мне кажется, что столовая здесь ни при чем. И отключения электроэнергии тоже.
Я привел свой довод относительно того, что если бы причиной инфекции была столовая, то заболели бы и взрослые. Пока же никто из них не заболел.
Следовательно, источник инфекции следует искать в другом месте. Где взрослых не было, а дети были. И тут я высказал свои подозрения относительно парохода, стоящего неподалеку от купальни пионерлагеря.
– Недалеко от нашей купальни в Бердском заливе стоит пароход с отдыхающими. Мне кажется, что все фекалии накапливаются у него в танках. Я боюсь утверждать определенно, но вполне может быть, что он опорожнил свои танки прямо в Бердский залив. Загрязненная вода в этом случае могла попасть в нашу купальню.
Не успел я закончить, как одновременно начали говорить Лавров, Белянин и Каргальцев. Виктор Яковлевич всех перекричал и сказал, что он допускает, что я могу оказаться прав.
– Это надо немедленно проверить. Это безобразие, что там стоит такой пароход, – сказал Белянин.
А Лавров сказал главврачу райСЭС:
– И как Вы такое допустили? И почему до сих пор не проверили?
– Это не мой район, – огрызнулась она. Не Советский, а Бердский.
Дело шло к концу, и когда начали обсуждать Можин предложил посмотреть подготовленный проект решения. Опять встал Каргальцев:
– Из того обсуждения, которое здесь прошло, вряд ли следует вывод о необходимости исключения Качана из партии. Здесь ещё многое неясно, и поскольку он принимает ответственность на себя, предлагаю записать в решение выговор без занесения в учетную карточку.
– Ну а если возникнут новые обстоятельства, вернуться к рассмотрению этого вопроса.
Предложение Каргальцева не прошло. Меня, правда, не исключили, но объявили выговор с занесением в учетную карточку.
Только три секретаря райкома и председатель райисполкома голосовали за мое исключение из партии. Наверное, не имели права голосовать по-другому.
О второй части формулировки вообще не говорили. Я не понял, принята она или нет, но спрашивать не стал.
Я вернулся в профком, где сидели и ждали меня все сотрудники и нештатные заведующие отделами. Полный кабинет. Я посмотрел на них.
– От обязанностей председателя меня облсовпроф освободил, но из партии райком не исключил.
Все, как мне показалось, облегченно вздохнули.
– Восстановят, – кто-то сказал. – Вот вспомните мое слово. Все равно восстановят. Раз из партии не исключили, – восстановят.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/03/27/551
Свидетельство о публикации №217032700531