Отель разбитых сердец

"Я старомодный романтик...
Я творю воображаемые миры,
в которые могу убежать от мира
реального, потому что...
никогда не мог к нему приспособиться".

Теннесси Уильямс



1. Полдень.

Он взял в руки мыло. Слишком гладкое, слишком твердое. Как кусок пластмассы. Джеку нравилось жидкое мыло. Ему нравилось чувствовать желеобразную массу на своей коже.

Она достала сигарету. Новенькая пачка. Мэг нравилось курить дорогие сигареты. А вот и воздух. Теплый, и в тоже время такой прохладный. Мэг наклонила голову, посмотрела вниз. Да, если упадешь с такой высоты, то костей не соберешь. Мэг затянулась и выпустила плохие мысли наружу.

Джек стоял на холодных плитках. Ванная комната в их номере. Дешевый номер под номером «101» в дешевом мотеле. Джек тщательно намылил свое лицо и теперь орудовал опасной бритвой. Капли воды стекали с подбородка и падали в раковину.

Мэг дышала свежим воздухом. Крохотный, незастекленный балкон в их номере. Горшки, полные земли, стояли на сыром полу. Мэг бросила сигарету в один из горшков.

Джек вытер полотенцем лицо. Смыл со стенок раковины пену, смешанную с волосами. Нужно было найти подходящие слова, но в голове царила пустота. Джек боялся нового творческого кризиса. Он даже не знал, о чем будет его песня. Он думал, что смена обстановки, этот мотель вдохновит, наполнит сердце чем-то новым. Но ничего кроме пустоты Джек не испытывал. Нужны были новые переживания. Иногда Джеку казалось, что всё, что он делает – растрачивается впустую. Но он не сдавался. Джек знал, что добьется успеха. Он привык всего добиваться сам. Вся прелесть молодости состояла в том, что пока ты молод, твои возможности безграничны. Ты можешь добиться чего угодно. Ты можешь стать Эйнштейном. Потом наступает возраст, когда тот, кем ты мог бы стать сталкиваются с тем, кто ты есть. И ты не Эйнштейн и вообще никто. Это болезненный момент.

Мэг приходилась сестрой Джеку. Брат уже жалел, что втянул ее во все это. Джек сказал, что без своей Мэг он не справится. А Мэг не хотела заниматься музыкой. Она вообще не знала, чем будет заниматься. Свобода в двадцать первом веке пугала Мэг. Вся эта пропаганда секса… Куда ни посмотришь – везде эти девушки, выставляющие свои груди напоказ или демонстрируя накаченные ботоксом губы. Везде эти гей-парады… Везде эта пластика… Фальшивое приходит на место натурального. Вот, что такое двадцать первый век. Девочки уже с ранних лет пытаются продать себя, навешивая на свои накрашенные лица ценники. Мэг вздохнула. Она чувствовала себя чужой в мире, которому приходил конец. А Джек говорил, что они изменят этот гребанный мир. Попытаются сделать его чуточку чище. Поэтому Мэг села за барабаны. Она не умела играть на барабанах. А Джек сказал, что все великие не умели играть. И Мэг стала просто бить в барабаны. Не чувствуя ритма, не имея музыкального слуха.

- Джек…

Джек не услышал ее голоса. Мэг вошла в спальню. Одноместный номер с широкой кроватью. Мэг привыкла к тому, что они с Джеком спят вместе с самого детства. Она не видела в этом ничего плохого, хотя мама всегда была против. Ладно, если твои дети спят вместе, когда им по семь, по десять… Но в пятнадцать? В семнадцать? Мэг не любила свою мать. Впрочем, их нелюбовь была взаимна.

- Джек! – крикнула громче Мэг.

- Что случилось, детка? - Джек открыл дверь, чтобы легче было слышать.

- Она опять течёт.

- Я слышу, детка. Ничего не поделаешь. Дешевый номер. В дешевом номере всегда что-нибудь течёт.

- Мне это действует на нервы, Джек.

Джеку хотелось сказать какую-нибудь колкость в адрес сестры. Но он сдержался. Джек понимал, с чем связана раздражительность Мэг. Поэтому он вошел в спальню.

- Что я могу сделать с этим, детка?

- Перекрой кран.

- Не думаю, что это хорошая идея.

Мэг. Милая Мэг…

Сложение борца. Крупная кость, крепкие руки. Большая грудь. Толстые ляжки. Джеку нравились толстые ляжки. Страсть ко всему большому он питал с самого рождения. Обычное явление в природе: худых, слабых и хрупких тянет к сильным, большим и здоровым. А Мэг была сильной. Она напоминала Джеку кусок айсберга, лишенный чувств и переживаний. Она вдохновляла его своей отстраненностью.

- Послушай… - Мэг окинула критичным взглядом голое тело брата. – Тебе нужно что-то сделать со своими волосами…

- А что с ними не так? – Джеку не понравилось, как она на него посмотрела.

- Они жирные, грязные… Твой гель всё только ухудшает. Может, пора уже помыть голову?

- Я не хочу мыть голову, детка.

- Почему?

- Мне не нравится, когда волосы чистые.

Небольшая пауза. Они смотрят друг на друга, как будто пытаются предсказать, откуда прилетит удар.

- Иногда ты ведешь себя, как маленький ребенок, - пробормотала Мэг.

- А ты иногда ведешь себя, как недовольная всем кретинка…

Ее лицо даже не дрогнуло. Джека поразило хладнокровие сестры. А ведь у него уже начала закипать кровь. В последнее время Мэг стала придираться к Джеку по всяким пустякам. Естественно, это не могло не злить.

- Ладно, я пойду схожу за едой… - пробормотала Мэг и подошла вплотную к брату. Он был на голову выше её. – Сделай так, чтобы эта чертова вода не текла в туалете. Приведи себя в порядок. И пропусти меня наконец!

Последнюю фразу она уже не пробормотала, а прошипела. Змея. Джек пропустил змею. Затем сел на кровать, задумчиво оглядывая спальню. Громко хлопнула дверь, и Джек понял, что сестра ушла.


2. Вечер.

- Как тебе пицца?

- Ничего так. Есть можно, - ответил Джек и взглянул на тарелку. Жир, смешанный с соком, растекся по тарелке. Похоже на то, что сэкономили на сыре. Ничего нового. Богатые богатели, а бедные – беднели. Все старались сэкономить, все хотели заработать.

Они сидели за маленьким столом. Джек снова думал о песне. Чувство неудобства всегда стимулировало Джека. Гораздо легче создавать, когда ты находишься в студии, где полно аппаратуры и компьютерной техники. Где всё застелено милыми коврами, где есть кофейные автоматы, а в перерывах между записью ты можешь поиграть в видеоигры… Много возможностей и много удобств убивают в тебе творческие способности. Поэтому те люди, на головы которым свалилась слава или большие деньги, обычно уже не могут написать что-то хорошее. Конечно, не очень удобно играть, когда тебе холодно, а в холодильнике пусто. Но тогда тебе хочется избежать этого холода и голода. И ты стремишься создать нечто такое, что принесет тебе славу и деньги. И тут же убьет тебя. Не это ли ирония успеха?

Джеку и Мэг нравилось работать в стиле минимализма. Гитара – кусок пластмассы, приобретенный на черном рынке. Простые барабаны. Усилок мощностью в двадцать ватт. И педаль, создающая тот самый хрустящий звук, который Джек так любил. Родной дисторшн. 

- Что дальше, Джек?

Вопрос Мэг несколько обескуражил Джека. Он оторвал взгляд от тарелки.

- В каком плане, детка?

- Что будет дальше?

- То же, что и всегда, пупсик. Буду играть, пока не добьюсь успеха.

- Не называй меня пупсиком. Будешь играть, пока не добьешься успеха? А если не добьешься?

- Почему я не могу называть тебя пупсиком? Ты вся такая крупная… Как огромный пупс.

- Заткнись, - Мэг поморщилась, но Джек почувствовал, что она едва сдерживала улыбку. – Так что? Будешь играть, пока…

- А ещё ты очень красивая. Я в жизни не видал таких красивых девушек…

- Ну да, красивая. Как же. Мисс-страшилка, 66 выпуск. Ну, а если не добьешься, Джек? Что тогда?

- Не говори глупостей. У тебя красивая грудь. Настоящая. Не то что, у этих силиконовых куриц…

- Давай не будем обсуждать мою грудь. Ну, а если не добьешься успеха, Джек? Что тогда?

Джек не стал отвечать. Ему помешал тихий плач, что раздался за стеной. Очевидно, женский плач. Джек и Мэг молча смотрели друг на друга, слушая приглушенные, страдальческие звуки. В соседнем номере кто-то плакал. Джек первым нарушил молчание.

- Детка, я добьюсь своего. Ты же знаешь, я – упертый баран…

- Пока я знаю, что в тебе много самомнения. А если всё-таки не добьешься?

- Тогда займусь чем-нибудь другим.

- Чем же?

- Не знаю, детка. Понятия не имею.

Джека всегда расстраивали такие вопросы. Такие вопросы расшатывали его мечты, грозившиеся разбиться в пух и прах. «Что ты будешь делать дальше?». Откуда он знал, что будет дальше?

- Откуда я знаю, что будет дальше? – обратился к сестре Джек. – Может, на нас нападут инопланетяне?

- Они уже напали, Джек, - пробормотала Мэг и стала смотреть в пол. – Что же происходит с миром? По-моему, люди сходят с ума…

- Не начинай, Мэг.

- Знаешь, что мне напоминают все эти люди, Джек? Они мне напоминают обезьян, в руки которым дали оружие, компьютерные технологии и порнографию…

- Детка, ты иногда рассуждаешь, будто ты – сам Господь Бог, а вокруг тебя ютятся маленькие таракашки… Но ты ведь не знаешь людей. Ты почти ни с кем не общаешься, и живешь, как отшельница. Тебя даже трудно вывести на репетицию!

- Спасибо тебе, Джек, за понимание.

- Прости меня, детка, - ответил Джек и вздохнул.

Вздох, в котором не было совести. Не было извинений. «Лучше бы тогда совсем не вздыхал» - подумала Мэг с огорчением.

Плач за стенкой стал медленно нарастать. Теперь это напоминало заунывный, собачий стон.

- Джек, сделай с этим что-нибудь, - подняла глаза Мэг.

- С чем – с «этим»?

- С этими хрюканьями.

- Детка, у человека, может быть, какое горе. Тебе не приходила в голову такая мысль?

- Эти хрюканья действуют мне на нервы.

- И что ты хочешь? Чтобы я пошел к нашей соседке и попросил её не плакать?

- Да. Это было бы просто замечательно.

- Нет. Я не сделаю этого, детка.

Джек встал и направился в спальню. Вслед ему вопрос от Мэг:

- Ты починил кран? Вода больше не течёт?

Плач соседки прекратился.


3. Ночь.

Ночью он не мог заснуть. Слушая сопения Мэг, Джек снова думал о своей песне. Слова медленно преобразовывались из жидкой в твердую субстанцию. Получалось нечто похожее на припев. «Раз-два-три… Садись в лифт, он поднимет тебя на самый верхний этаж в отеле разбитых сердец… Никого не слушай, делай так, как хочется тебе… Четыре-пять-шесть, скорей хватай зонтик и бери меня за руку… Не слушай их – одна пустота в бренных телах. Отель разбитых сердец… Отель разбитых сердец…».

Джек повернул голову. Мэг опять стянула на себя всё одеяло. Джек положил руку на плечо сестры. Вместо голой кожи – хлопок с атласным вплетением. Пижама, как у ребенка. Джеку нужно было тепло кожи. Джеку нужна была влага. И сладкие конвульсии, что сотрясали бы его тело в момент кульминации. Рука Джека накрыла лицо Мэг и ощутила на себе дыхание. Теплое дыхание. Джек осторожно прикоснулся к губам сестры. Сердце забилось сильнее от волнения. Во рту сразу стало мокро, и Джек сглотнул накопившуюся слюну… Закрыл глаза…

Полные губы сестры, обхватывающие корень зла, что зарос густым мхом. Медленное погружение. Язык пытается выйти из губ, чтобы доставить двойное удовольствие. Ему это удается. Губы сковываются от напряжения, удерживая во рту корень зла. Джек сжимает руки в кулаки. Ощущение, будто, корень попал в выхлопную трубу. Джека засасывает куда-то в далекий космос. Пузырьки газа в крови кипят, с языка испаряется вода. Глаза… Их хочется закрыть и никогда не открывать. В легких становится сухо, и кашель ядовитым облаком распространяется по гортани, но выйти наружу не может, поэтому оседает на стенках. Затем Джек чувствует, как губы Мэг разжимаются. Ей становится трудно дышать. Мэг давится и выпускает корень зла. Густая слюна стекает вниз, но Джек её не чувствует. Он хочет прошептать самые ласковые слова полным губам сестры, но не успевает. Второе погружение происходит быстрее и глубже. Всё начинает двигаться так, как линии в хаотичном рисунке сумасшедшего. Дикая энергия, необузданная ритмичность… И это уже не космос. Это конец света. Большой взрыв, что скоро эхом разнесется по всему телу Джека. Сожжет сердце, легкие и селезенку. И в следующий миг погаснет. И в теле останется пустота. Большое ничто, лишенное границ…

- Что за черт?

Джек открыл глаза. Вместо глубокого космоса – темный потолок, напоминающий о мрачной действительности. И сонный голос, полный горького удивления. Не поворачивая головы, Джек понял, что Мэг проснулась и смотрела на него. Джек задержал дыхание. Вот теперь ему стало стыдно.

- Джек, что ты делаешь?

Джек молчал. Рука его выскользнула из трусов. Опавший корень спрятался посреди густого мха.

- Джек, ты онанировал?

Наконец Джек повернул голову. В глазах Мэг застыло раздражение. Джеку захотелось плюнуть в глаза и разжечь это раздражение, превратить его в гнев или ярость.

- Да, я онанировал. И что дальше? Убьешь меня за это?

Мэг откинула с себя одеяло. Голые ступни коснулись пола. Мэг встала и отошла к окну.

- Это омерзительно, - проговорила Мэг.

Джек фыркнул. Приподнялся.

- Да ладно тебе… Я ведь не от твоей руки кайф получал?

- Прекрати это Джек. Хватит.

- Я ведь не робот, детка. Мне нужен выхлоп, понимаешь?

- Я понимаю. Но не в кровати, где сплю я! Можешь совершать свои выхлопы в ванной, или в другом месте!

- Не кричи, детка. Всех перебудишь, - проговорил Джек и потянулся за сигаретами. – Включи свет, пожалуйста. Я хочу покурить.

- Уже поздно для курений, Джек.

- Ладно. Хм… Не думал, что ты такая брезгливая.

Внезапно Джека пронзило острое желание выскочить из кровати, броситься к сестре и нагнуть её, пока Джек не услышал бы вместо гневных тирад тихие причитания.
- Я не брезгливая… Просто во мне больше человеческого, чем в тебе, - ответила Мэг. – А в тебе, очевидно, больше животного.

Джек снова фыркнул. Его проблема заключалась в том, что с раннего детства он воспринимал Мэг не как сестру, а как объект его желаний. Джек до сих пор не понял, чем была вызвана такая проблема.

- Теперь я не усну в этой кровати, - пробормотала Мэг.

- Не говори глупостей. Я даже толком-то ничего не сделал.

Тут Джек понял. Мэг хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым, чтобы он просил прощения. Она хотела быть сильнее его.

- Ладно, как хочешь, - ответил Джек и лёг, повернувшись спиной к сестре. – Можешь хоть всю ночь не спать. Мне всё равно.

Мэг постояла у окна долго. Когда она всё-таки легла, Джек с улыбкой на устах погрузился в далекий космос…


4. Утро.

Пробуждение, как послевкусие после спиртосодержащего лекарства. Кровать напоминала пристанище бродяги. Джек посмотрел в окно. Погода мрачная, как и его настроение. Будто крысы растащили на куски душу. Каждая в свой угол.

Джек обнаружил записку на кухне, рядом со стаканом апельсинового сока. Холодный сок. С края стакана свисала трубочка. Записка подрагивала в руках Джека.


«Доброе утро.
  Думаю, нам нужно сделать небольшой перерыв. Отдохнуть друг от друга. Я уехала к подруге ненадолго, дня на два. Не беспокойся за меня. Потом я приеду к тебе, так что никуда не уезжай. Тебе нужно побыть в одиночестве, Джек…

Почему мы не можем любить друг друга, как любят дети? Лишенные порочности, ревности… Что может быть чище на свете детской любви? Ты ведь хотел, чтобы мы ТАК подавали себя зрителям. Наивные дети, заигравшиеся во взрослые игры… Ты считаешь, что пора что-то менять, Джек? Я знаю: ты грезишь о успехе. Но представь себе такую картину: у тебя есть всё, чего душа пожелает. Разве это не самое ужасное в жизни? Успех убьет тебя, Джек. Подумай над этим».


Джек скомкал записку.

«Что она может знать об успехе? Мэг наивна и глупа, как дитя…».

Джек оглянулся. Стены придуманного им номера в отеле казались теперь такими тусклыми. Джек взял в руки стакан и сделал глоток. Апельсиновый сок напомнил вкус теплой воды. Никакой свежести, никаких больше оттенков. Песня наконец была закончена. Нужные слова были найдены.

Теперь осталось закрыть глаза. И увидеть реальность с закрытыми глазами.

Джек развернул скомканную записку. Присутствия Мэг там не было. Джек нахмурился. Теперь в записке были слова, повествующие о выдуманном отеле. Джек взял ручку со стола и написал с краю записки название своей песни.

Затем Джек закрыл глаза и испарился. Отель разбитых сердец замолчал, но лишь на некоторое время. Совсем скоро Джек пением оживит его.