Жених из Майами. Рассказ

Часть 1
Николай Ильич Дёмин, заведующий кафедрой «Сопротивление материа-лов», доктор технических наук, профессор, вошёл в кабинет химии политехнического института города К…. Студенты поспешно начали подниматься со своих мест. Николай Ильич успокоительным жестом руки вернул их в прежнее положение.
– Работайте, товарищи, не отвлекайтесь, – сказал он и сел за преподава-тельский стол.
В обязанности Николая Ильича вовсе не входило сидеть в кабинете химии, но его давнишняя приятельница и соседка по подъезду Изольда Анатольевна, та самая, которая когда-то плакала, увидя его в подъезде, совершенно обессиленного, обескровленного бедами, свалившимися внезапно на его голову. (Читатели повести «Виктоша» знают всё, что случилось когда-то с профессором Дёминым). Так вот эта Изольда Анатольевна попросила его заменить её в кабинете химии буквально на несколько минут. Ей позвонили из детского садика: её пятилетний внук упал с лестницы, повредил ногу, надо было срочно отвезти его в травмпункт.
– Николай Ильич, мне больше не к кому обратиться. Все на лекциях. Вы пока не заняты. Помогите. Скоро звонок, ребята сдадут свои тетрадки, уйдут, вы запрёте кабинет, и всё. Ключ сдадите на вахту.
– Хорошо, хорошо, – ответил ей Николай Ильич.
И вот он сидит за столом, подперев голову рукой, и смотрит на молодых людей. Ребята писали отчёт о проделанной ими лабораторной работе. Приборы, колбы и пробирки с реактивами стояли на столах перед ними. В кабинете было тихо. В водопроводном кране робко что-то изредка побулькивало. Покой царил в умах и душах людей, находившихся в кабинете химии.
Внимание Николая Ильича вскоре сосредоточилось на двоих студентах, которые сидели за первым столом. Это была молодая пара: он и она. Столь не схожих между собой людей трудно было вообразить. Он – красивый полноватый юноша с черной вьющейся шевелюрой на крупной голове, холёный, ничем не озабоченный, в прекрасном костюме и красном галстуке. Из нагрудного карманчика кокетливо поглядывал свеженький отглаженный платочек. А она рядом с ним совсем не смотрелась. Худенькая, бледная, встревоженная чем-то, она явно не думала о своём отчёте. Время от времени она робко взглядывала на своего великолепного соседа, и в её глазах читались тоска, страх, неуверенность, вопрос и придавленная всем этим любовь.
– Господи,– подумал Николай Ильич, глядя на юную пару. – Почто ты их посадил за один стол?
Молодой человек заметил на себе пристальный взгляд профессора и поднял голову.
– Вы так смотрите на меня, Николай Ильич, – проговорил он, кокетливо улыбаясь. – Можно подумать…
Николай Ильич не дал ему продолжить.
– Я любуюсь вами, господин студент, – ответил он. – Вы точно не для этого кабинета созданы. Вы прямо-таки жених из Майами.
Юноша польщено улыбнулся и бросил быстрый взгляд на свою невзрачную соседку по столу.
– Я и есть жених, – ответил он. – Сегодня в три часа состоится торжест-венная регистрация брака. Я женюсь на одной очень известной в нашем го-роде женщине – Яне Калиновской.
Студенты, оторвавшись от своих работ, удивлённо смотрели на несокрушимого счастливчика. Яна Калиновская! Подумать только! Восходящая звезда на задымленном небосклоне их мегаполиса! Везёт же некоторым…
Соседка везунчика поднялась со стула, застонала, вцепилась в волосы руками и вдруг молниеносным движением схватила со стола колбу с какой-то жидкостью, залпом выпила всё, что находилось в колбе, бросила её пустую на стол и повалилась на своего великолепного соседа. Тут же то, что она проглотила, и всё содержимое её желудка вырвалось из её бледного несчастного рта и окатило голову, шею, спину «жениха из Майами». Все оцепенели. Первым опомнился Николай Ильич. Он сорвался с места, схватил со стола пустую колбу и закричал:
– Что тут было?
– Серная кислота, – пролепетал кто-то.
Тогда Николай Ильич схватил несчастную подружку «жениха из Майами» за руку, выволок её из-за стола и потащил в медпункт.
– Никто ни с места! – крикнул он растерявшимся студентам.
Он шумно растворил двери медпункта, толкнул вялую, поникшую девчонку на кушетку и крикнул изумлённой врачихе:
– Отравление серной кислотой!
Врач некоторое время смотрела на Николая Ильича и его спутницу, потом подскочила к кушетке.
– Зоя! – крикнула она медсестре. – Воду, таз, зонд. Николай Ильич, идите, мы тут сами управимся.
Николай Ильич поспешил обратно в кабинет химии. А там девочки отмывали под краном великолепную кудрявую шевелюру «жениха из Майами», отмывали его побледневшее личико и шею. Забрызганный кислотой и выбросами из желудка отверженной подружки, пиджак валялся на полу.
– Какая прекрасная месть, – проговорил Николай Ильич. – Лучше ничего придумать нельзя.
Девушки отмыли несчастного жениха, вытерли полотенцем его лицо, во-лосы. Он был в порядке, но выглядел уморительно. От всего происшествия пострадал только его пиджак. Со спины он был прожжён кислотой в нескольких местах.
Часть 2
Вечером того же дня к профессору Дёмину пришла его соседка по подъезду Изольда Анатольевна.
– Николай Ильич! – закричала она с порога. – Простите меня! Я так виновата перед вами. Я вас подставила.
Изольда Анатольевна прошла через просторный коридор на кухню, из которой молоденькая жена Николая Ильича Виктоша умудрилась сделать столовую, спрятав непосредственно кухонную часть помещения за перегородкой. Виктоша, смущённо улыбаясь, усадила почтенную даму за обеденный стол. Николай Ильич сел рядом с гостьей, с улыбкой наблюдая за нею. Он поглядывал на свою расторопную супругу, как бы приглашая её посмеяться вместе с ним над простодушной Изольдой Анатольевной. Но Виктоше было почему-то не до смеха.
– Ну, кто бы мог подумать, что такое может случиться! – продолжала Изольда Анатольевна. – Да всего и не предусмотришь! Аня Голубева была влюблена в эту бестолочь – Борьку Петрушевского. Что ни говори, а тяжело быть молодым. Вся наша скверна на них валится. Они и отбиться-то не умеют. Ни ума, ни сил у них на это нет.
Виктоша между тем быстро выставляла на стол тарелки с угощением.
– Аня теперь в больнице. Опасности для неё нет. Её выпишут через не-сколько дней. Только вот нервы не в порядке. Да, трудно быть молодым, очень трудно. Им бы объяснить, что всё это пройдёт, и не надо так убиваться. Господи! Чего только мне не приходилось переживать в жизни! Однажды мне мой любимый муж говорит: «Изольда, я встретил другую женщину. Я ухожу от тебя». –  При этих словах Изольда Анатольевна с удовольствием взялась за вилку. Слава о необыкновенных кулинарных способностях Виктоши проникла во все квартиры их подъезда, и попасть к Дёминым на обед или на ужин считалось большой удачей. – А у меня уже двое детей, – продолжала Изольда Анатольевна. – Работа, школа, поликлиники, магазины, стирки, уборки, и он еще впридачу. И всё на мне. Бывало, уже ночью тнёшься мордой в подушку, и нет меня. Мне даже смешно стало от его слов. А он посмотрел на меня, да как заорёт: «Да ты совсем не любишь меня!». Ишь, ты, любви захотелось! Всем любовь подавай, всем! Будто я не человек, а бронетранспортёр какой-то. А если я не могу? Так, значит, я – эгоистка, несознательная. А я сознательная. Я больше  десяти килограмм поднимать не стану, не надейтесь.
Виктоша слушала Изольду Анатольевну с большим вниманием и сочувствием, а Николай Ильич удивлённо поглядывал на жену. Казалась бы, бравурная речь Изольды Анатольевны должна была рассмешить её до слёз, но Виктоша не смеялась.
– А ваш муж не ушел тогда от вас? – спросила она.
– Нет! Дурак он, что ли, уходить от меня. Чай соображает немного, до трёх считать умеет. Да и на кого ему меня менять? У нас есть ли женщины, которым легче, чем мне? Я, по крайней мере, здорова, как медведь. Другая-то от такой жизни по всяким консультациям да психушкам бегает, а я до сих пор держусь, я ему так и сказала: «Друг мой, ты этого давно не видел!».
Изольда Анатольевна с силой выбросила кукиш в сторону Николая Ильича. Профессор уклонился от прямого попадания кукиша в лицо и пересел на другую сторону стола, с трудом удерживаясь от смеха. Виктоша и на этот раз не улыбнулась…
– Не люблю я его, видите ли, – говорила Изольда Анатольевна. – Это что значит? Что я должна травиться, давиться из-за него, пропадать от тоски и горя? Нет уж, дудки, не дождётесь.
Виктоша слушала её, опустив глаза. Вдруг она, не говоря ни слова, поднялась из-за стола и вышла из столовой, прикрыв за собой дверь. Николай Ильич поспешно поднялся, пошёл вслед за женой, но остановился и повернулся к гостье.
– Изольда Анатольевна, давайте переменим тему разговора. Мама Вики как раз была той самой молодой особой, которая хоть и не давилась и не травилась, а просто умерла от горя, когда отец Вики бросил её.
Изольда Анатольевна охнула.
– Господи, – прошептала она. – Мама моя, я не знала этого. Простите меня.
– Ничего, – ответил Николай Ильич. – Вику вырастила бабушка. А теперь я у неё и за маму, и за папу, и за мужа. Надеюсь, она довольна.
Вика вернулась в столовую. Села за стол и в замешательстве переводила глаза то на Изольду Анатольевну, то на мужа… Изольда Анатольевна пристально посмотрела на неё, обвела глазами убранство столовой и подумала: «Врёшь ты всё, Николай Ильич. Это Вика заменила тебе папу и маму, а не ты ей. Ишь, как она тут всё обустроила. Вся квартира преобразилась. И ты воспрял, а ведь каким доходягой был. Я-то помню.
– А как ваш внук, Изольда Анатольевна? Что у него с ногой? – спросил Николай Ильич.
– Всё в порядке, – ответила Изольда Анатольевна. – Этот паршивец обманул нас всех: и меня, и воспитательницу, и медсестру из детского садика. Прикинулся увечным. Я на санках тащила его к травмпункту, а он здоровёхонек оказался. Врач быстро вывел его на чистую воду. Ведь вот же какой прохвост! С горшка ещё не слез, а уж врёт-то как. Меня, меня обманул! А дальше-то что будет…
Тут Изольда Анатольевна прикусила язык, поняв, что её опять потянуло на разговор о мужском коварстве. Вскоре она, хорошо угостившись, ушла, оставив гостеприимных хозяев в одиночестве.
Николай Ильич, проводив её до входной двери, вернулся в столовую. Виктоша стояла у окна и смотрела в заоконную даль с выражением такой печали, что у Николая Ильича сердце сжалось от дурного предчувствия.
– Ну, Изольда, – с досадой подумал он, – расстроила мою девочку до слёз.
Он подошёл к Виктоше.
– Вика, – Сказал он, – что с тобой? Ты такая грустная. Я не узнаю тебя. Случилось что-нибудь?
Виктоша медленно перевела на него глаза.
– Случилось, да. Понимаешь, Коля, кажется, я беременна.
У Николая Ильича перехватило дыхание.
– Кажется или есть? – резко вопросил он.
– Есть, – ответила Виктоша. – Уже восемь недель  есть. Мне уже обмен-ную карту дали.
Николай Ильич сел на стул, притянул Виктошу к себе на колени и принялся раскачивать её как маленького ребёнка. Глаза его увлажнились от слёз. Он качал Вику и думал о том, что теперь-то уж точно он её не потеряет. Она не убежит от него ни босая, ни обутая.
– Я опять отец, – думал он. – Значит, я ещё на что-то гожусь.
Часть 3
Ночь стояла над городом. Кое-где лаяли одинокие собаки, кое-где взвывала потревоженная автомобильная сирена, а в общем-то всё было в порядке, как и полагалось ночью в крупном городе. Один только Борис Петрушевский  – сегодняшний несчастный «жених из Майами» был не в порядке. Ему не спалось, несмотря на все принятые его мамой меры. Сегодня он, Борис Пет- рушевский, получил хороший удар ниже пояса, от которого ему долго придётся оправляться. Уж лучше бы ему Анька кислотой в лицо плеснула, в глаза. Его бы пожалели, посочувствовали, а то вот облевала его всего сверху донизу… Как тут жить после этого? Как жить? Весь день Борис ловил на себе насмешливые взгляды друзей и подружек. Нет, в глаза-то они ему сочувствовали, но за спиной подло подхихикивали. Что делать? Что делать? Как их заставить замолчать, чем заткнуть их улыбающиеся пасти? А что если… Борис подскочил на кровати.
– А что если я женюсь на этой распроклятой Аньке. Тогда-то уж точно все замолкнут, удивятся и умилятся. Ведь вот какой он благородный! Женился несмотря ни на что. Ах, Анька! Анька, Анька! За что ты так со мной поступила? Что я тебе сделал? Ну, было, было… Всё у нас было. Так ты же сама виновата. Ты первая ко мне полезла. Ты же видела, кто я, кто – ты. И всё же ты полезла.
Откуда ни возьмись, в его голову вползла новая мысль.
– А что, если она откажется выходить за меня замуж? Запросто. У этих женщин всё никак у людей. То любят ни за что, то ни за что вдруг разлюбят. Понимай их, как знаешь.
Борис вспомнил, как когда-то в детстве он спросил у своей бабушки:
– Бабуля, а что такое – любовь?
Бабушка покачала головой и подняла вверх указательный палец.
– О, любовь, – проговорила она. – Любовь – это великое чувство. Больше его нет ничего, нет ничего прекраснее и достойнее его на свете. Любовь побуждает человека умываться по утрам, чистить зубы, убирать после себя игрушки, кушать манную кашу и вообще быть человеком, а не поросёнком.
Что бы теперь сказала ему бабуля, будь она рядом? Конечно, Анька откажется выходить за него замуж. Борис со стоном вцепился зубами в уголок подушки. «А ведь она любила меня. Как она меня любила. Мне так хорошо было с нею. А вдруг меня больше уже никто так не полюбит, как она? Она и вправду хотела умереть. Она же не виновата в том, что её организм сработал мгновенно не в ту сторону и все выбросил. После этого Анька переменится, станет другой  и тогда – прощай  любовь! Говорят, от любви до ненависти один шаг. А что, если она уже сделала этот шаг?».
Борис оперся локтями на измятую подушку. Его голова была занята не-привычной для неё работой. Он думал о других.
– А во всём виноват этот чёрт, Николай Ильич, – думал Борис. – Это он спровоцировал скандал, назвав его, Бориса Петрушевского, «женихом из Майами». Козёл! Говорят, он не так давно женился на молоденькой девчонке из их института. Говорят, хорошенькая. Говорят, что он её увидел в первый раз на улице босую, и у неё не было денег даже на автобус. Ну, совсем Золушка. Хотя какая Золушка! Принц увидел Золушку в великолепном платье, в хрустальных туфельках, а эта босая нищенка…  А как бы я поступил на месте Николая Ильича? – продолжал размышлять Борис. – Возможно, я не заметил бы её. Возможно, даже сбил бы её своим авто где-нибудь на пешеходном переходе. Да, такое не исключено. Конечно же, Анька не выйдет за меня замуж. А что она сейчас делает? Спит, конечно, в больничной палате. Надавали ей снотворного… и порядок. Врач сказал, что ни пищевод, ни желудок у неё не пострадали. Нужна только помощь психолога. Но это всё такая ерунда! А ему-то что теперь делать? Надо ещё улаживать скандал с этой коровой Яной Калиновской. Говорят, она «красиво» выражалась, когда я не явился в загс. Зачем я связался с ней? Говорили, что мы хорошо смотримся вместе. Она – звезда, а я – красавец. Можно подумать, что это кому-нибудь надо. Мне-то уж точно совсем не надо.
Борис Петрушевский долго ещё ворочался на своей удобной мягкой постели. Рассвет медленно вползал в комнату через окно, озаряя его лицо, на котором появились какие-то проблески ума и благородства. Надолго ли? Навсегда ли?