Мишка цыган

                «… Он и сам не оправдался, и религии не
                повредил, а показал, что Господь
                обнаруживает в своё время скрытых иуд
                и выкидывает их из Церкви…"
               
                Игумен Никон (Воробьёв)


«На человека могут обрушиваться бедствия не только из-за того, что он причащается редко, но и потому, что совершает литургию или приобщается Святых Тайн недостойно. Чтобы нечто подобное не случилось и с нами, мы должны, готовясь к причащению, прежде всего, очистить свою душу от грехов!» - Так думал я, глядя по истечении двух лет, на цыгана Мишку, о котором хочу сейчас рассказать:
    Жил себе цыган по имени: Мишка  и жил. Тихий, вроде бы такой был. Часовню посещал. К светлому тянулся. Молитву совершал с другими зеками в зоновской часовне. Даже к тайне причащения его батюшка допустил. Сначала вроде как после таинства покаяния тихонечко сказал: «Рано! Помолись ещё, братец, по утрам и вечерам…Мы должны всегда помнить слова апостола Павла, что кто будет есть хлеб сей, или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Относиться с пренебрежением ко всякой святыне – опасно. Тем более к Святым Дарам.  Люди, решающиеся с нераскаянными грехами причащаться Христовых тайн, рискуют навеки погубить свои бессмертные души. Ведь они оскорбляют Самого Бога. Перед причащением необходимо, прислушиваясь к голосу совести, самым внимательным образом исследовать свою жизнь".
     «Не всё ли равно – грешным или чистым причащаться?...» - Подумал про себя цыган. Встал и не отходит от священника.
- Мне надо обязательно, батюшка, причаститься. В больничку поеду! Болею я! Пожалуйста?! Причастите?! Ну, пожалуйста?! – Продолжал он ныть возле отца Николая. Просит ноя, и просит, в своей чисто цыганской манере.
    Священник, всем сердцем заподозрив кривду в нытье цыгана Мишки, улыбнулся и вспомнил слова старца Иакова Эвбейского, который рассказывал, что причащая людей, он никогда не смотрел  на их лицо. Но иногда помысел говорил ему посмотреть на приходящих к Божественному Причащению. И видел тогда он, что у одного лицо не человеческое, и имеет образ собаки, у иного – обезьяны, у других – ещё какие-нибудь образы животных. Боже мой, тогда говорил старец, как люди могут иметь такие лица животных? Были же и некоторые, которые приходили причащаться с лицом спокойным и весёлым, и как только причащались, лица их сияли как солнышко!
    - Интересно?! – Подумал про себя отец Николай, продолжая лукаво улыбаться. – Какое у тебя лицо, Мишка цыган?! Жаль, что мне сейчас этого не видно, как старцу Иакову! – И вслух добавил: «Говел ли исправно, по приготовлению ко причащению?»
      - Ага, ага, батюшка. – Ответил цыган, пряча почему-то свои глаза от взгляда священника.
    Отец Николай же, продолжая пристально смотреть через большие линзы очков на Мишку, говорил далее:
      - Цель говения, братец, то есть приготовления к причащению, состоит в сознании своих грехов, очищении совести и получении прощения от Бога в таинстве покаяния. Некоторые люди пренебрегают такой подготовкой перед принятием Христовых Тайн. Скрывая свои грехи на исповеди от священника, они ошибочно думают, что причащение доставит им некую пользу и без покаяния.
     - Да?! Ну ладно, батюшка, тогда вот ещё не сказал кое-что… – Сделал будто бы одолжение священнику цыган и подошёл вплотную к нему.
    Слушая Мишку, отец Николай подумал сжалясь, что духовник такой же человек как и миряне, и подчас может ошибаться о человеке на первый взгляд.
     - Может цыган и не скрывает ничего от Бога? И как можно, и можно ли вообще, скрыть грехи от
                1
 Бога?! Нет! – Рассуждал священник, пока ещё колеблясь: допускать ли цыгана до причащения. – Конечно, на исповеди он может скрыть свои грехи от священника, который не следователь и не будет, во что бы то ни стало добиваться признания. Что же толкает тогда некоторых людей, утаивших свои грехи, причащаться? – Размышлял он. – Люди, наверное, рассуждают, примерно, так: причащение даёт несомненную пользу, поэтому причащусь обязательно, а что касается покаяния, так я в душе принёс его перед Богом и этого достаточно. А священник – человек, поэтому, причём он здесь?
     - Ну, пожалуйста! Мне же в больничку! – Не унимался Мишка. – Вдруг умру и не причащусь! – Нагло соврал он, играя на человеческих чувствах батюшки и продолжал клянчить причащение, как милостыню на паперти.
      - Вынудил всё таки! Подходи! – Сжалился батюшка и причастил цыгана, позже приговаривая: «Так и надо, братья! Нудите себе и вы у Господа царствие небесное! – Обратился он к остальным, оторопевшим от поведения Мишки. Ведь они знали, что церковь всегда боролась с легкомысленным отношением к причащению Христовых Тайн. Да и Сам Господь неоднократно, через своих избранников посылал откровения для вразумления верующих. Ну, здесь священнику вроде бы видней! И смягчились все и всё забылось…
    Хорошо Господи! Спокойно так, после таинств Твоих! На сердце полегчало! Оно сейчас так спокойно бьётся: тук, тук, тук…! После исповеди и причащения, кажется, что даже воздух в округе – другой какой-то! Чистый! Свежайший! Какой-то нереально девственный! Ощущение будто водицу родниковую в жару из полной чаши пьёшь. Прохладную такую бережно держишь в руках, чтобы не расплескать ни капельки! Наслаждаешься каждым прохладным глоточком! Чтобы не упали светлые капельки при движении под ноги в бездну…!
    Светоносные и светлые лица – у тех, которые живут в целомудрии, чистоте и праведности. Добры, сострадательны и милостивы. Что не скажешь о здешних лицах зеков, с которыми живут прихожане зоновской часовенки. Их лица кажутся им кровавыми и огненными, живущими во злобе и неправде. Любят обижать и хулить других. Коварны и убийственны, имеют чёрные лица от блуда, нечистоты, скверны и услаждения. Да, велика любовь Христа, ведь она есть даже к этим зекам! Даже тех, кто с осквернённой грехами душой принимает Его пречистые Тело и Кровь! Он не хочет их наказывать, но и ждёт вразумления и покаяния. «Он человеколюбив и милостив!» - Говорит святитель Иоанн Златоуст. – «И, как мучающаяся родами желает разрешиться от бремени, так и Он, желает излить Свою милость, но грехи наши препятствуют этому.»
    Грешим! Осознанно и неосознанно. То там, то здесь! То «мат»! То, осудили кого-то и посмеялись над ним! То ночью в блуде помечтали, то днём чужое возжелали безумно. Расплескав при этом ту самую полную чашу души с Таинством Христовым, не дожив в чистоте до следующего Причащения с Исповедью в часовенке!
     - Фух! Скорей бы батюшка пришёл! Да грехи отпустит! – Произнёс вслух, превозмогая от тяжкого душевного груза, зек другому собрату по несчастью.
    - Да, уж! Завтра наконец-то придёт! Староста сказал нынче. – Поддержал беседу другой зек.
     Сознание святости таинства Евхаристии и собственной греховности неименуемо приводит каждого из нас к вопросу: достоин ли я причаститься и не причащусь ли я в осуждение? Если мы точно соблюдаем правила подготовки к причащению, это в какой-то мере даёт нам право думать, что мы верно готовимся к принятию Святых Даров. Однако внешние правила служат только ориентирами для внутренней духовной подготовки к таинству. Мы же тогда предаём им решающее значение и тогда начинаем идти по ложному пути.
    - Ну, как вы? – Спросил отец Николай, зайдя в часовню.
    - Да, мы готовы, батюшка. – Ответили некоторые зеки.
    - А вы? – Обратился священник к другим промолчавшим.
    - А мы плохо. – Признались они с сокрушением. – В работе и заботах не приготовились, простите!
     - Так вот, - рассудил священник, - вы неготовые приступите. А вы, готовые, приходите в другой раз к чаще Таинств Христовых.
    Таким образом, отец Николай иногда одобрял смиренных и вразумлял самоуверенных зеков. И зеки помнили это!
                2
     Никто из людей в силу своих заслуг, трудов или даже подвигов, недостоин, приобщаться Телу и Крови Христовых. Поэтому приготовление к причащению, как сказал один из богословов, состоит не в подсчитывании и анализе своей «подготовленности» или «неподготовленности», а в ответе любви на любовь. Люди же, забыв о любви ко Христу, часто подходят к святой чаше, только с желанием обрести выгоду, как цыган. О чём я узнал позже. Хотя, как говорил Серафим Саровский: «Благодать, даруемая приобщением, так велика, что как бы недостоин и как бы грешен ни был человек, но лишь в смиренном только сознании великой греховности своей приступит к Господу, искупающему всех нас, хотя бы от головы до ног покрытый язвами грехов, то будет очищаться благодатью Христовой, всё более и более светлеть, совсем просветлеет и спасётся".
     И вот в зоне то долгожданное «завтра»! Остались какие-то считанные часы, до прихода в очередной раз отца Николая. Крепятся «сподвижники», как могут. Правда, не мучат себя перед причастием беспричинным томлением духа. Просто уповают на милость Божию. А что же Мишка цыган? Он тоже по-своему готовился. Вместо искреннего покаяния, сейчас нагло оправдывал себя. Прощал своих обидчиков и искусителей на словах, а в своём сердце продолжал на них гневаться. Каялся в своём грехе, но при этом не испытывал к нему отвращения. Даже сохранял к нему привязанность. А, дьявол то не дремлет! Во все оружии он, наготове! То там стрела обмана летит в верующего в эти долгожданные часы ожидания прихода в часовенку священника. То здесь! То глоток кофейку с шоколадкой подсунет дьявол, через других зеков, то матом кто-то зацепит! А верующий забылся и ответил! А то запахами вкусными из столовки очарует не емшего и готовящегося к причащению бедолагу. И всё насмарку! Всё попусту! И цена этой подготовки к Таинствам Христовым и гроша ломанного не стоит! Да уж…! Сам замечал сколько раз! «Баланда» - она и есть «баланда» в зоне. Вкусным-то и вовсе не назовёшь. Но, стоит только начать готовиться ко Причащению, ка вдруг так запахнет! Аж, слюнки сами текут! Как назло! Как, назло пост, а зекам тушёночку, котлетки, курочку дают в столовке…! А для находящегося в зоне осужденного – это «праздник»… весь день могут говорить о выдаваемой еде в обед или в ужин. Ох…! И возникает страх остаться голодным! Зато без страха и с пренебрежением приступает к Святым Тайнам, приобретая наказание. Таким не только не даётся прощение грехов, но к ним, вдобавок, ещё больший доступ получает дьявол.
    Вот и Мишка цыган не смог от стрелы соблазна увернуться… «Почифирил» кружочком с кем-то, забыв, что только что ждал Таинств, приходящих со священником.
    - Ах ты,…»тудыт-перетудыт»! – Вскричал матом цыган и закурил вдогонку. Злой такой стоит. Не знает, что дальше делать то. – Всё равно надо сходить причаститься! Ведь никто вроде бы не видел, из тех, кто в часовню ходит. – Подумал он и стал озираться по сторонам.
    - Миша, ты зачем куришь? Ты же к Таинствам вроде готовился?! – Как назло заметил кто-то из собратьев часовни.
    - А! Заметили! – Раздосадовано констатировал факт, « разоблачённый»  Михаил. И зажгло у него от досады в груди! И понесло его: «Тебе, что, больше всех надо?! Ты, что специально следишь за мной, гад?! – Уже кричал цыган на собрата по вере.
    - Да ты, что, Мишаня?! С цепи, что ли сорвался?!  - Ответил оторопевший от злого вида цыгана прихожанин. Он уж и не рад был, что заметил соблазн цыгана. – Да я так, без задней мысли! Ты не обижайся! Я сам такой!
     - Какой?! Урод! – Ещё более обозлился Мишка-цыган. – Да мне вообще, по фигу! Я вообще не верю в ваши вонючие приметы. Не пе-е-е-е-й! Не кури-и-и-и! – Разорялся не на шутку, скривив от злости гримасу, он. Слюни брызгали у него изо рта при каждом слове. – Да я вообще больше не пойду в вашу вонючую церковь! Из-за неё я сегодня котлеты в обед в столовке пропустил! Всё равно мне этот бог не помогает! – Не понимая самого себя от безумия, кричал вслед уходящему мужчине он.
     - Такого, я ещё его не видел! – Говорил про себя, удаляющийся от кричащего цыгана, осужденный, лишь мотая с сожалением головой.
     - Иди-иди, урод! Пошёл к чёрту вместе со своей часовней! – Кричал вслед, обезумевший от своей собственной злобы, Мишка. – Я лучше к мусульманам пойду молиться! Они сказали, что их аллах всещедрый и всё даёт, что не пожелаю!
      - Господи, прости его?! – Только и мог ответить на услышанное ошарашенный зек. И не рад он
                3
уж был, что повстречал на своём пути такую «бесятину».
Дым от сигарет застилал остекленевшие глаза цыгана. Его и так серое от долгих годов пребывания в тюрьме лицо, стало каменным и неприступным для каких-либо человеческих чувств. В нём ничего не было, кроме злобы.
      - Я его просил… А он?! – Восклицал невнятно мужчина цыганской национальности. – Ничего он не может, этот Христос! Просишь его, просишь! А он?! Ничего не может! – Желваки от досады его, неистово шевелились на влажных и небритых щеках. Его губы так сжались между собой, что были белее снега.
      - Пойдём Мишаня, покурим?! – Раздался рядом с ним голос «беса». – У меня «травка» есть хорошая, успокаивает! Пойдём?! – Шипел, зазывая он.
      - А пойдём! – Согласился цыган и направился в тёмный коридор зоновского барака. – Сейчас курну «травки» и пойду причащаться, назло этим богомольцам проклятым. – Строил сумасшедшие планы «пленник бесовщины».
      Невидимый и неслышный хохот «нечистого» раздавался в этот час внутри в часовни. Дикий крик и хрюканье, улюлюкание и потешанье над святыней  христианскою, зашло вместе с цыганом Мишкой в этот храмик сейчас. Вроде бы и не слышно, но ощутимо. Ощутил это и священник, свалив всё на сердечное недомогание в груди, но не подал вида при собравшихся прихожанах. Ощутил это и один из зеков, который увидел цыгана на исповеди, после всего, что с ним случилось утром.
      - Господи, прости его грешного! – Молвил вслух отец Николай, который от имени Господа, отпускал грехи цыгану, ничего не заподозрив. Хотя с Мишкой случилось то, что предсказал Господь Иисус Христос о тех юродивых, которые слышат Слово Божие, но не исполняют его. Они в силу некоторых обстоятельств построили свой дом душевный, но построили на песке, т.е. на внешней обрядности религии и на расчётах. Они не углубились в её суть, не сумели войти в глубь души своей, что возможно только при постоянном исполнении всех заповедей и искреннем покаянии, в случае нарушения. А не так:
« А вот ещё…» - то и дело возвращался обратно к священнику обкуренный цыган, с гордостью заявляя о своих «подвигах». И не было в этих устах ни сожаления, ни страха! Лишь намерение поэкспериментировать над верой «дурачков» и потешиться вместе с «бесом», сидящим у него на плечах. Как поверхностна была его вера, так поверхностны мелки и причины его «сомнений» и отпадения. Его вера была мёртвой, верой от «слуха». Он, наверное, допускал некоторую истинность веры в Бога, но своего личного общения с Богом не имел. «Вкусите и увидите!» но, Мишка цыган не был способен на это вкушение.
        - Ну и что?! Ничего не случилось! – Обратился он к тому же зеку, который «имел удовольствие» наблюдать за цыганом утром, перед Таинствами. – Винца то, можно сейчас и побольше попить, а не из этой ложечки! – Смеялся Мишка и нагло смотрел на верующего рядом.
       - Бог тебе судья, Миша! – Только и смог произнести, удаляющийся от сумасшедшего цыгана, обескураженный зек. Он знал, что недостойные причастники, принимая Святое тело и Кровь Христовы в нечистую душу, как в смрадный гроб, бесчестят, мучат, снова распинают в себе Спасителя! А так же понимал, что Христовы Тайны, являясь Божественным огнём, могут попалить своим пламенем недостойного человека.
     - Господи! – Думал мужчина. – Ты же всё видишь?! Он ведь явно потешался над тобою и над нами всеми! Надо было рассказать всё батюшке! Или не надо?! – Сокрушался, не видя выхода из сложившейся ситуации этот мужчина…
      А цыган в это время, зашёл уже в обнимку с «бесом» в барак и неистово смеялся над своей проделкой.
      - Ты, Мишенька, молодец! Герой! – Восхищался «бес». – Никого не боишься! Даже Бога! – Подхалимничая, лепетал он, глядя в безумные глаза цыгана.
       - Бога?! Какого Бога?! – Уже совсем распоясался цыган. – Нет никакого Бога! – Кричал с пеной на губах он. – Тьфу, на него!
    В этот момент цыган заметил у изголовья одного из осужденных икону Богоматери. Кровь, разбавленная наркотиком, совсем закипела от злобы в жилах Мишки. Он оторвал её от стены и с ненавистью бросил на грязный бетонный пол.
                4
- Поганка она! Поганка эта Мария! Тоже мне Богоматерь! Поганка! Поганка! – Прыгал по иконе ногами обкуренный цыган…
     В эту минуту в бараке наступила зловещая тишина!
     - Хи-хи! – Хихикнул «бес» происшествию и отпрыгнул от цыгана, предчувствуя всем своим вонючим нутром надвигающуюся беду.
       Всё как-будто в каком-то сне на миг остановилось! Всё! Люди. Их движения. Их действия. Даже окружающие их жизнь звуки! Всё остановилось! Хоть и был ещё светлый летний вечер, но всё вмиг посерело за окном. Светлые дневные краски, вдруг разбавились злобной чернью. Мурашки страха от надвигающейся темени, покрыли татуированные с ног до головы тела, присутствующих в бараке зеков. Не знаю почему, но всем стало реально страшно! Страшно от темноты! Страшно от воздуха в бараке! Страшно от звона в ушах, который своей резкостью и вспышкой, на миг остановил и ослепил всех…
      В следующую минуту, когда темнота отступила и всё стало на свои обычные места, зеки увидели невероятную картину: цыган Мишка, упав на четвереньки и высунув, как собака во всю длину язык, лизал грязный бетонный пол, на котором минуту назад лежала икона. Лизал тщательно! Каждый сантиметр, при этом не то, квакая, как жаба, не то лая, как пёс. При этом причмокивая от удовольствия, будто лизал джем или варенье. Он жадно глотал собравшуюся на языке грязь. Он вылизывал каждый сантиметр бетонного пола, по которому недавно с ненавистью прыгал.
       - Фу! Смотрите у цыгана «крыша поехала»! – Закричал первый, увидавший странную картину зек.
       - Боже! – Произнёс второй. – Богородицу « поганью» называл своим языком, а теперь им же поганые места на полу и вылизывает! – Констатировал случившийся факт зек, который весь день лицезрел все выходки Мишки. – Есть Бог! Всё видит! За всё с нас спросит по поступкам! – Многозначительно произнёс он и перекрестился…
        Прошёл год. Многие уж стали забывать произошедшую историю с цыганом беду. Многие уж и не верили, так как сами не видели. Рассказчиков называли фантазёрами. Но только, не цыган Мишка! Он ходил по территории зоны, беспричинно всем улыбался и кланялся. А ещё ища и зовя по всем закоулкам своего дружка «беса», то похрюкивая, то погавкивая. А «бес», также как и разум к Мишке цыгану уже больше не возвращались.























                5