Архангельск -Усть Кара

   
Мы прочно застряли во льдах посередине Белого моря, вокруг  лишь нагромождение внушительных торосов. Я стою на корме и вижу,  как на глазах затягивается прозрачной коркой темный след  от нашего судна.
Май месяц на дворе, а тут со всех сторон веет  арктический  мороз. Кутаюсь в теплую куртку,  осматриваясь. Под серым низким небом горизонт бел и пуст, как в первые дни  юной Земли, когда вместо лесов и полей  царил только  космический холод.
 
Где же этот ледокол, который мы все так ждем, фиг его знает, он нарасхват, мы  только третьи на очереди.
 Замечаю движение. На ближайший торос влезает  крупная влажная нерпа. Глядит на меня, шевеля усами,  я на нее.
 Машу рукой,  нерпа заинтересованно следит за мной. На корму выходят два моториста видимо тоже высмотреть ледокол:
-О, тюлень--радуется один, тыча пальцем в нерпу
-Они музыку любят-откликается другой.
 -Правда что ли? 
-Ну да.
-А механик наш гармонист- замечает  первый.
-Позови его- оживленно отвечает другой.
 -Да он спит.
-Поди посмотри, елки зеленые, вдруг проснулся.
Моторист идет к механику, тот уже встал и соглашается скрасить музыкой унылое ожидание ледокола.
Механик выходит,  на ходу одевая ремень аккордеона, за ним толпа  зевак.

Над бескрайними ледяными полями летит  баритон:
-Раскинулось море широко и волны бушуют вдали..
Моряки подпевают, появляется чувство единения и братства.
Нерпа внимательно слушает и даже перебралась на другой торос поближе к Деду.
Идиллию нарушает поддатый моторист или попросту "дух"  Савелий. Он родом из чувашской деревни,  к музыке равнодушен, а внешне похож на грубо вылепленного орка с мощными челюстями.
Савелий когда надерется, ходит и стучит себя в  бочкообразную грудь, рыча:
-Братаны.
 Я подозреваю, что ему хочется сказать много возвышенного и мудрого своим друзьям, но язык приученный к несложным фразам,  выговаривает "Братаны".  С косноязычной тирадой Савелий пристает к матросу, тот небрежно отмахивается. Савелию становится обидно, что на его движения души так  походя наплевали. Завязывается перепалка, переходящая  на личные оскорбления. За Савелия вступаются мотористы, за матроса палубная команда. Музыка прекращается, начинается  примитивное  выяснение, кто круче в этом племени.
 Нерпа тут же всеми забыта.
Я ухожу в каюту, которую делю с буфетчицей Эллой. Отдаленные звуки  начавшейся драки перемещаются с кормы в кают компанию.
-Ключ!У него ключ! доносится крик.
Черт, неужели  ключ в ход пошел? У нас в кают компании висел метровый расписной деревянный ключ от Мезени, торжественно  врученный в порту за открытие  этой навигации.
Действительно, символическим  ключом от Мезени, кто то  яростно лупил собратьев. Спустилось начальство,  на повышенных тонах и крепких выражениях разогнало дерущихся. По итогам  сражения выяснилось, что  добротно сделанный ключ от Мезени к счастью не  поврежден и занял свое почетное место на переборке. Савелия, заварившего кашу  как  непредсказуемого члена экипажа, после рейса списали с судна, вроде на земснаряд его перевели. Остальным объявили устный выговор.
 Наконец к общей радости приходит ледокол,  разбивает  тяжелый намерзший лед и мы идем в Баренцево море,  оттуда в Карское  по направлению к  Амдерме. Встаем напротив Амдермы на  рейд. Нам надо дальше, в Усть Кару, но в связи с военными маневрами, терпеливо ожидаем.
Пожилой боцман с суровым  взглядом Бармалея ловит навагу с кормы.
 -Боцман, налови рыбы на камбуз.
-Тебе надо ты и лови- хмуро отвечает боцман.
Вот дракон.
Прошу  у артельщика самую страшную копченую скумбрию, которая у него есть. Тот радостно вручает мне тощую с погрызенной спиной.
Дожидаюсь момент,  когда боцман отлучится, крадусь на корму, снимаю с крючка добычу, надеваю копченую скумбрию: привет от Нептуна.
По  вскоре донесшейся ругани  понимаю,  ага вытащил.
Но боцман думает не на меня, молоденькую  повариху, а почему то на мотористов и срывает зло на ничего не подозревающего  парня, вышедшего на корму.
 Тихая  вражда между "духами"  и палубой бесконечна. 
Иду с ябедой к старпому:
-Что за дела, почему боцман ловит в свой единоличный карман? Давайте ловите на всех. Я свежей рыбы поджарю.
Старпом распоряжается:
-Свободным от вахты выйти на ловлю рыбы.
Толпой наловили, я тоже забрасывала леску с пятью крючками на ней. Рыба клевала моментально, я только успевала снимать и забрасывать в ведро бьющиеся тушки.
На ужин все ели  жареную навагу с картофельным пюре, оживленно обсуждая будущий  поход на омуля. Вредный боцман отстранился от коллектива и ел молча, глядя исподлобья на матросов. Иногда мне кажется что у него не все дома.
Дракона нашего списали все таки позднее, вместе него боцманом стал архангелогородец матрос Амосов. 
В Карском море наш путь лежит в Усть Кару.  Нас радостно встречает весь поселок. От мала до велика население высыпало машут руками.
-Чего это они так радуются?- спрашиваю стоящего рядом третьего механика.
- Мы первые,  кого они увидели после долгой полярной зимы. Мы привезли стройматериалы, лес и  контейнеры с продуктами.
 В Усть Каре, достаточно оживленном и крупном поселке в то время, есть магазины,  и даже ателье по пошиву вещей из нерпичьих шкур.
 Крупная поморка в ателье рассказывает с сильным ударением на "о":
- Приезжал армян то,  виноград привозил на продажу, да  так и сгнил той виноград. Мы к ему не приучены. Вот морошка все  знают, а виноград  то у нас не растет и не надо.

 Я покупаю в ателье тапочки из серебристей  нерпичьей шкурки. Никаких душевных  терзаний связанных с  виденной мной нерпой меломаном и той что пошла на тапочки нет. Хорошая мягкая шкурка. Сапоги из нее тоже  есть в ателье, только увы,  не по деньгам мне. Иду по поселку. Увязавшийся со мной местный житель выступает в роли гида,  рассказывая про поселок. По моему он просто рад видеть новое лицо. На улице  в линию стоят  небольшие деревянные дома. Меня заинтересовали  серые палки прислоненные к  таким же серым некрашеным дверям домов.
-Это зачем палки у дверей?- спрашиваю своего гида.
-А это значит, хозяев дома нет.
-В смысле это вместо замка?
-Нам замки ни к чему,- обижается местный- у нас все честные.
 На судне  разделываю оленьи туши  купленные артельщиком у ненцев, жилистое жесткое мясо только на фарш можно пустить.
 Матросы с третьим штурманом долго шушукаются, затем уходят в  тундру к стойбищу оленеводов менять водку на шкуры. Вернулись с песцовыми шкурами, а штурман с  шикарными оленьими рогами в  новую квартиру.
Все  бурно завидуют матросам и ржут над трёшником отпуская заезженные  шутки про рога. Вот никто не догадался водки с собой взять, кроме  трех матросов,  виданное ли дело две бутылки на шкурку песца. Впрочем тот кто  и догадался бы, у того она  вряд ли задержалась. Самые ушлые, вдохновившись сделкой,  берут в артелке  одеколон Шипр  на обмен и идут к оленеводам.
А рога то  трёшник не зря привез.
По приходу судна домой,  вернулся он совсем мрачный и про развод очень  интересовался.