Глава 26

В таком темпе прошли следующие две недели.

         Ренату отвозил и привозил из школы и в школу Гориславыч, она делала до вечера уроки, разговаривала по сайпу с подругами и переписывалась с Лео и Яром. Игорь приходил к ней каждый вечер, и они либо смотрели фильмы, либо что-нибудь готовили на кухне, смеша Шуру своей бездарностью.

         Несколько раз она с Линой, Тасей и Тиной выбиралась в KFS за гамбургерами, картошкой фри и колой и на водохранилище — с арахисом, чипсами и газировкой.

         В комнате, чтобы хоть как-то придать ей живой вид, Рената поставила на свеже вбитые Гориславычем полки возле кровати статуэтку, покрытую бронзовой краской. Та изображала бюст древнегреческой богини счастья, Тюхе, которую по словам Светланы, она привезла из Крыма в восьмом классе. С другой стороны от кровати девушка повесила картину Клеопатры в солнечной столе, найденную вглубинке шкафа.

          Еще Рената наконец узнала, кем работала ее мама. Светлана оказалась массажисткой и тренером в тот самом бассейне на Правом берегу, где обитал и Гориславыч. Возвращалась с работы она поздно и, как правило, едва держалась на ногах, выбирая в качестве отдыха телевизор и чебуреки. В один из выходных Светлана предложила Ренате пройтись по магазинам, но то солгала, сказав, что болит голова. Слишком еще женщина была для нее чужой, чтобы вместе проводить время. Даже к близнецам она привязалась скорее.

        Аля и Ваня учились в том же лицее, только во вторую смену, поэтому редко пересекались со старшей сестрой. Вечером они изредка выкрадывали у нее время, чтобы угостить самоприготовленным салатом с крабовыми палочками и вместе посмотреть «Фиксиков» или «Винкс». Ваня обожал первых, а Аля — мультфильм о волшебницах. Каждый раз они выбирали, сражаясь на сузико.
          
          В школе девушка зарабатывала оценки, заново знакомилась с учителями, выбирала тему исследовательской работы и играла с Денисом в «Морской бой» и крестики-нолики. Загадочного брюнета она больше не встречала, и это было к лучшему. Она решала в тетрадях упражнение за упражнение, изучала материал в Интернете, читала учебники и другие книги, хвасталась за все, лишь бы не вспоминать его. С каждым днем Рената все больше привязывалась к Игорю и не хотела, чтобы между ними встала стена в лице какого-то человека.

          У Игоря были приятные, чистые и «вкусные» эмоции, у незнакомца вообще же не было эмпатического потока. Рената нарочно искала Игоря в толпе, чтобы увидеть его сияющие нити, внутри того же клубилась полная тьма. Душа Игоря пахла ладаном, брюнет же был сухим, бесцветным, бесформенным, будто сломленным. Он пугал девушку.

          Во вторую пятницу Игорь даже пригласил её на свидание — на самое настоящее свидание в её любимую кофейню «Coffee Hub». По крайней мере, Вика ее любила.

         Весь вечер Рената скакала по своей комнате в панике, потому что ей нечего было одеть. А Лина, пришедшая помочь то и дело сувала подруге однотипные синие платья, настолько короткие, что во всех них она чувствовала себя неудавшейся куртизанкой. Пришлось найти еще и кардиган, чтобы скрыть ее шрамы, а от туфель на высоченных каблуках Рената наотрез отказалась. Не хватало еще, чтобы она на первом в своей — новой! — жизни свидании сломала себе шею.

        Потом Лина завила ей волосы, залив их тонной блестящего лака (часть как-то попала девушке на язык), и наложила на щеки коралловые румяна. Она еще хотела подвести глаза тушью, но тогда Рената с протестующим визгом выбежала из комнаты.

        — Ну, как тебе?

        Лина покружила ее, как маникен на колесиках, перед Лео, валявшемся на пуфике в их гостиной и поедавшем ванильный поп-корн, тоже из запасов Ренаты.

        — Ничего, но ты у меня все равно красивее, — безобидно усмехнулся он.
   
        Лина подчерпнула горсть поп-корна и, не взирая на мольбы парня, безжалостно запустилась ей в него. А Рената в это время была так напугана предстоящей встречей, что ничего не смогла ответить. Да, честно говоря, она и так не смогла бы ничего ответить, потому что была не такая смелая, как Тина, или, например, Тася. И уж тем более не такая уверенная в себе, как Лина.

         Трель дверного звонка легким свистящим смешком пронеслась по дому, и Рената подскочила на месте, как ужаленная. Лео даже перестал смеяться, а Лина, обняв подругу за плечи, притянула к себе.

        — Эй, смелее, Викторка, все будет хорошо. Ты мне веришь?

          Девушка верила эмпатичечкому потоку красноволосой, но все равно боялась. А потом весь вечер ей казалось, что она попала в сказку.

          Но в понедельник, восемнадцатого сентября, Рената подошла к расписанию, чтобы узнать изменения на вторник, и замерла. Возле вывески стоял тот самый парень. Он держал раскрытую тетрадь на ладонях и, вглядываясь в строки расписания, не сразу заметил подошедшую девушку. А та, не справившись с любопытством, приподнялась на цыпочки и через его спину заглянула в тетрадь.

         — Чего тебе?

         Его голос оказался неожиданно низким, но приятным баритоном. Парень резко обернулся, и их носы соприкоснулись.

          Ренату пронзил электрический заряд, и она отшатнулась назад, ударившись прямо о тяжелую хромированную ручку двери в кабинет информатики. Эмпатическая пустота парня склубилась вокруг нее, впиваясь в кожу сотнями булавок. Он опасен, кричал мозг, сливая все в одно слово. Онопасен, онопасен, онопасен.

          — Это твой почерк? — спросила девушка, едва управляя своим языком, вдруг ставшим сахарным.

           Незнакомец нахмурился.

          — Ну, а чей же еще?

           Воспоминание пронзило Ренату. Воспоминание из новой жизни. Из «После». Онопасен.

           — Извини, — буркнула она и стрелой пролетела мимо него, быстрее из школы.

          Девушка бежала. Бежала, куда глаза глядели. Пыталась вспомнить, где дом. Мимо парковки торгового центра и до «Елены». А там должна быть видна коричневая стеклянная шестнадцатиэтажка. Дыхание стало горячим и быстрым. Она бежала по лужам и грязи, по вязкой черной траве и пыли, не понимая, кто или что за ней гонится. Прочь от школы. Прочь от лицея. Прочь от него.

          Мимо третьей больницы и кондитерского магазина, не забыть свернуть у «Праздничного». Налево или направо? Направо, направо. Онопасен. Она бежала, вдоль дорог, огибая дома и перепрыгивая через ямы. Замок, должен был показаться замок. В ушах свистел ветер, сумка била по плечу. Его почерк.

          Щеки пылали. Она не плакала. Только дышала. С трудом. Заставляя себя. А потом вновь забывала, как делать вдох. И вновь бежала и бежала. Голова гудела, рассыпалась. Ладони снова и снова выпускали кадр. «Не думай о них. Это всего лишь часть твоего тела. Забудь о них». При виде коттеджа она потеряла самообладание.

          Достав магнитный ключ, Рената влетела в дом так, словно за ней гналась тысяча чертей. Взбежав по ступенькам, она вихрем ворвалась в комнату Светланы, но там ее встретила одна лишь тьма. Подкравшись к кровати матери, она увидела спящую женщину. Ее волосы выбились из прически и ниспадали на плечи серебряными локонами. К груди она прижимала шерстянное одеяло, и во сне выглядила моложе обычного, даже моложе Ренаты, и такой уязвимой. Возле нее лежали остывшие чебуреки.

         Девушка остановилась возле кровати, не смея приблизиться. Она бежала к Светлане искать утешения, но не нашла. Она хотела найти в ней маму, но слишком поспешила. Рената тонула и, потеряв последнюю соломинку, почувствовала, как идет на дно.

         «Не думай о плохом», — жестко приказала она себе и на цыпочках выкралась из комнаты. Вихрем пробежав по лестнице и коридорам, время от времени сползая по стене на пол, чтобы выплакаться, хватаясь за подсвечники, панели, картины, перила, барельефы, чтобы встать, Рената все-таки оказалась в своей комнате. Прислонившись лбом к прохладной двери, она позволила пролиться еще нескольким слезами и, неуклюже растегнув куртку, бросила ее на пол.

         Пробежав несколько шагов, девушка упала коленями на пол и с трудом подняла голову к небу. Она никогда не верила в Бога, святых духов, ангелов-хранителей, высшую силу или судьбу, но теперь она так отчаянно нуждалась в сверхъестественной поддержке. В том, на кого можно было бы переложить все заботы и тревоги, к чьему плечу можно было бы приникнуть. Закусив до крови указательный палец правой руки, чтобы не закричать во весь голос, она тяжело уронила голову и сгорбилась. Ей казалось, что внутри ничего не осталось.

         «Верно, я умерла», — подумала Рената. — «Я где-то читала, что от чрезмерной душевной боли может умереть любой человек, даже закаленный в бою воин». Какая-то неведомая сила подняла ее с колен. Во всем виновата проклятая эмпатия! Скинув резинку, она позволила волосам рассыпаться волной по плечам и выбежала на балкон.

          — Ненавижу вас! — прокричала девушка и, схватив плетеное кресло, запустилась им к перилам. Набрала в грудь побольше воздуха и еще раз закричала. Отчаянно и безнадежно.

          Жалобно звякнул металл, а ветер лишь усилился. Рената жестко стерла слезы, оцарапав ногтем щеку, и заставила себя вернуться в комнату. Не медля и не колеблясь, достала тот пенал и нашла безымянную надпись. «Вместе навсегда. Ну, или до первых морщин». Почерк был идентичен почерку черноглазого. Ей хотелось верить, что это была всего лишь оптическая иллюзия, но что-то внутри мешало обмануть себя. Справедливость. Ханжество.

           Кого Виктория Демина любила больше, чем Игоря? «Та авария произошла из-за него». Ломая свои длинные пальцы, Рената опустила потухший взгляд на пол. Белая бумажка привлекла ее внимание. Неестественно вывернув большой палец, она кинулась к ней и схватила. Это оказалось конвертом. Похоже кто-то вставил его в щель между дверью и стеной, а прибежавшая девушка и не заметила, как он спланировал на пол.

           Внутри поблескивала всего одна фотография. Такие в начале двухтысячных распечатывали в салоне. Рената изучила ее обратную сторону на наличие подписей, а после медленно перевернула. На ней была изображена Вика, обнимавшаяся с парнем на фоне серой стены, её глаза лучились счастьем.

            В парне, сжимающем ее талию, она безошибочно узнала незнакомца, не имеющего эмпатического потока.