Веруська...

      - Долго я тут привыкал. Ну конечно, наша деревня небольшая, зато такая красивая,  скажу я тебе! Вот посмотри ты, ведь соседняя деревня вроде и побольше будет и целых три магазина там, а вот я бывает, приеду туда, нет, не то! Совсем не то, и дома мелковаты и улицы кривоваты и бабы страшноваты и мужики дурноваты. У меня-то у самого дом сам видишь на взгорке стоит, прямо из окошек вид на гору и на реку. Вся улица перед тобой как на ладони, любую мелкую собаку за километр видно. А напротив прямо через дорогу в низинке у речушки стоит Веруськин домишко. Да вон, некрашеные ставни, в окошко посмотри....

     Так что у меня вся её жизнь как на ладони. Слава Богу, бабёшка добрая уродилась, есть что разглядывать и без очков и без бинокля. Вот что не отнимешь у неё, так это женского достоинства! Там всего этого разного достоинства много. И что сзади кругло  наросло и что спереди дынями торчит и что на лице улыбается…! Вот же зараза! Красивая у меня соседка, что ты! А уж когда выйдет в одних своих полосочках, которые сейчас у баб трусами зачем-то называются в огород дочку свою в ванной помыть, или картошку полоть, так и вовсе глаз не отвести. Считай вроде и два шнурка висят на туловище, а всё равно ровно голая. Так бы весь день сидел у окна и любовался как в музее…! И так повернётся и эдак, и таким макаром изогнётся с тяпкой, что увидишь и то, что у нормальной бабы никогда и не видно. В прошлом году, помню, вот так засмотрелся, когда мимо огорода проходил, так она голову подняла, заулыбалась и говорит:
      – «Чего смотришь напрасно дядь Миша, глаза испортишь, заходи в гости, польёшь воды сполоснуться, в виде оплаты за просмотр кина, а то мне самой тяжело ведро над собой поднимать», - и так своими ямочками на щёчках вгибает шалава, что дух так и перехватывает. Эх! Вот был бы я годков хотя бы на пятнадцать помоложе, я бы такую оказию не упустил. Я и сейчас ещё на баб в полный рост заглядываюсь, но всё-же, нужно и умом соображать. Честно тебе сказать, я сам с бабой первый раз переспал когда мне уже лет двадцать семь было. Когда уже и срочную отслужил и в колхозе наработался. Скромный я был, вот всю жизнь потом и хотел наверстать упущенное. Было бы ей хотя бы лет сорок пять, когда баба ещё в соку, всё хочет и всё может, тогда другое дело. Счас в моём возрасте такой дифференциал, что и не знаешь, какая баба лучше, но подходят все, от тридцативосьмилетних, до пятидесятипяти летних, но Веруська слишком уж молода. Что ни говори, а мне связываться с бабой до тридцати лет нет никакого резона. Совестно. Теперь я такими только любоваться могу…. Как картиной на стене.
     Понятно сразу, почему мужики по ней так сохнут. Крутит ими, как стартер коленвалом на холостом ходу... Тут по телевизору говорят, что бабам сейчас мужиков не хватает. Вроде как к тридцати годам на каждого мужика уже по полторы бабы, а к сорока почти и по две. А она с самого раннего замужества сразу за двоих замуж вышла.

     Как-как…. Очень просто…! За ней ещё в школе все наши пацаны бегали. Вот тот, который на конце деревни живёт Колька рыжий и тот, который дом с шиферной крышей у остановки - Сашка Жмудков. Ну, Жмудяк, вчера вечером приходил деньги у меня занимать, вспомнил? Поженились они, Веруська с Сашкой ещё до армии, а когда он через два года вернулся, она уже с Колькой жила. Работа тогда в деревне ещё была мало-мальская и Колька на лесопилке хорошо заколымливал по нашим-то меркам, вот и повадился к ней каждый вечер с подарками ходить. У нас же, как обычно к девкам дружить ходят? Нажрутся придурки самогонки или пива и орут под окнами ночью, или забор ломают. А тут парень трезвый, да ещё и про любовь разговаривает.  А в деревне, да каждый день цветы и конфеты дарить, это же какая баба устоит? Да ещё и такая молодая и глупая. Она же только-только перед этим про личную жизнь понимать начала. Только-только к мужскому организму пристрастилась. Вот и слиплись они, пока Сашка сапогами в стройбате на плацу, да на стойке мозоли натирал. Письмо ему она написала, дескать, когда вернёшься, поедем в район, пойдём в ЗАГС и по-человечески разведёмся, мол, только глупости там не делай.

     А он и ничего делать и не собирался. Когда вернулся домой, на второй вечер пошёл к Кольке, прямо во дворе взял её за руку и увёл к себе домой, - «пока ты моя законная жена», - говорит, - «обязана жить со мной и никаких гвоздей! Обещаю», - говорит, - «что никогда в жизни не стану тебя попрекать, за то, что ты у Кольки жила, потому что люблю тебя очень». Вот так и оставил её у себя жить.
     Рыжий  тот конечно сдуру в амбиции с досады кидался,  два раза приходил морду Сашке бить, да куда там! Сцепятся прямо на улице, повозят друг друга по земле, рубашки и майки порвут, носы поразбивают и на этом всё! Силы, как говорится – равные. У них же и росточек одинаково небольшой и руки коротковаты, да и драчуны из них хреновые. Ты же видишь, что они Веруське оба чуть выше плеча. И по весу оба уступают, хоть она и не толстая, а как бы сказать плотная и фигуристая. Больше крику и шуму от них было, чем настоящей драки. На третий раз сама Веруська вышла к калитке и объяснила Кольке, что больше не хочет с ним жить, и всё что у них с Колькой было, это её ошибка молодости.  Как-бы, давай останемся хорошими людьми и незачем ссориться. И так без этого жизнь трудная наступает. Перестройка давно кончилась мать её ити. А голос же у неё как мёдом помазанный и глаза большущие, она порой хоть и глупость прямую скажет, а слушать ушами приятно. Так и ушёл рыжий ни с чем, неделю, наверное, потом со двора не показывался. Видно ждал, когда синяки сойдут. А Сашка тот наоборот ничё, гордо по деревне под ручку с Веруськой ходил. Дескать, хоть морда и поцарапана, зато бабу в драке отстоял. Мужик…!

     Только сам знаешь, на сколько наших мужиков хватает, только до первой пьянки…! С полгода, наверное, только и вытерпел. Выпили они с Веруской вместе на какой-то праздник, дай бог памяти, кажись, двадцать третье февраля было и этот ваш день святой Валентины или ещё какой другой, а только разругались они обои вдрызг. Стал Сашка припоминать ей, как она его из армии не дождалась, да ручонками своими короткими и размахался у неё перед лицом. И тут она, недолго думая и шваркнула его со всей дури об дверной косяк. Только его пустая башка зазвенела. Собрала шмотки какие были и ушла жить снова к рыжему. Нет…, конечно, поначалу думала она в свою избушку перебраться, да как там зимой жить? Промёрзла она вся до самого фундамента, а у неё же ни полена дров не запасено, ни капусты, ни картошки, всё же по осени было выкопано и оставлено у Сашки. Видно посидела, подумала, да и надумала. А может просто хотела дров попросить, кто его знает? Так вот и пришла к Кольке, да и не отпустил он её потом от себя. Им-то уж друг к дружке и привыкать не надо. Жили же уже.

     Дальше уж совсем смехота пошла. Прямо погорелый театр с артистами кислых щей. Сашка пропился через пару недель, и снова зовёт её назад. Чуть не на коленках ползает. «Прости», - говорит, - «обещаю тебе», - говорит, - «что больше такого не повториться»…. И тут рыжий не вовремя запил, ну и что ты думаешь? Через два дня снова она к своему вернулась….

     С тех пор у них так и пошло, полгода у одного жила, а полгода у другого. Они уж и драться друг с дружкой перестали. Видят что никакого толку-то кроме порванных рубах и синяков нету. Только выжидают когда очередной «муж» промашку даст, или напьётся или с кулаками полезет, и тут второй уж тут как тут. А потом как-то осенью смотрю, а они уже вдвоём копают картошку у неё, сидят на крылечке сигаретами друг друга угощают, за самогонкой по очереди бегают к бабке Утинцевой. В общем, полный мир и согласие. А потом и того интересней. Переселились обои жить к ней, и стала у них не усадьба, а прям шлюшный домик…. Мне же сверху видно всё как в телевизоре.

     Остаются они вдвоём у неё ночевать, а кого там, домишко-то на полторы комнаты,  значит, и спят они на одном диване вместе. Только слышу, как дверь хлопнет, а это Веруська во двор снова значит подмываться выбегает. Когда в одной ночной сорочке, а когда и вовсе голожопая. Выбежит во двор, присядет над тазиком с дождевой водой и знай намывает свою бритую волосатку, аж скрип с хлюпотком по двору стоит, у неё и полотенце специальное у сеней на гвоздике висит, помоет и снова назад, только ягодичными булками сверкнёт, да титьками потрясёт. А луна-то бывает высоко стоит, мне сверху хоть и ночью, а всё как на ладони видно. И так она бывало за вечер, раз по пять, а то и по шесть выскакивала. А эти герои тоже потом по очереди на крыльцо выходят бычок посмалить, да за углом струю пустить. И пока она в дому диваном скрипит и охает, один стоит на крыльце курит, а другой трудится, а потом глядишь, местами меняются. А то может они и все втроём там кувыркались так, что аж створки у окон брякали. Ну а чё? С неё курвы бляцкой станется. Прям хотелось порой зайти к ней в дом и как дать кулаком по столу,  дескать, что же вы тут делаете суки? Устроили, понимаешь, скотный двор, я вот даже по видеомагнитофону такого скотства не видел. Хоть и кассет посмотрел немало. У самой Веруськи же и брал, когда она ещё своего Саньку из армии ждала.
     Встретил на улице её и говорю как-то:
     - Ты бы уж выбрала одного, да и занималась с ним, а то и так слухи всякие о нашей деревне ходят, так скоро уж весь район будет о тебе знать. Нам ещё только этой славы не хватало чтобы в телевизор попасть.

     А она чё? Она ничё. Смеётся только мне в лицо:
     - Не завидуй и не переживай, - говорит, - дядь Миша, - мужика у меня только два, а отверстия для мужиков целых три! Была бы возможность, я бы ещё одного закадрила. Да и мужики-то всё мелкие, был бы какой большой, да покрасивше, тогда бы может и одного хватило. Жалко, что ты дядь Миша староват. А эти-то только водку пить и горазды, - вот ведь языкатая зараза, тьфу на тебя.

     И что же ты думаешь? Как словом, так и делом. Уехала она как-то по весне тогда в город Абакан на заработки. Фрукты и овощи на складе у нерусских перебирать. А назад приехала только поздно осенью. Уж как ей оба её «мужа» обрадовались, прямо не отходили ни на минуту. А я-то на неё глядь-поглядь, ничего понять не могу, потом присмотрелся, мать честная, а она же беременная! Значит с этими вохлаками столько жила и не сумела залететь, а как только на свободу выбралась сразу и округлилась. Вроде и не моя баба, а даже как-то обидно стало. Эти два «самца» ходят, охраняют её, берегут. Как она ими крутила, так не приведи господь. В бывшее время помещики так своими крестьянами не командовали. Только бывало и слышно весь день – подай…, принеси…, сбегай…! Своими глазами видел и своими ушами слышал.

     У нас многие девки так. Да что там многие, почти все! Поедут весной в город работу искать, а какая там работа нашим бабам деревенским, они же почти ничего не умеют, мало кто с образованием – на рынке помидорами или рыбой на хозяина торговать, а если повезёт, то в ларёк устроится на всё лето, а нет, так квасом на улице из бочки. Сколько заработают-не заработают, по снегу домой возвращаются почти все уже пузатые. В городе, деревенские легко попадаются на удочку. Пообещает хозяин зарплату повысить или в дорогой машине на природу с вином и шашлыками прокатит или просто приголубит дурёху, всяких слов про женитьбу и свадьбу наговорит, вот она и поплыла. А другие так просто из спортивного интереса. Тому дала, тому дала и тому дала. Отчего не дать? Это же такой подарок природы, что бесплатно бабам в награду достался, сколько её не давай другим, а она всё равно остается у тебя! Да и в деревне никто не узнает сколько поршней в её цилиндр примеряли. Это между первым и вторым есть разница, а между двухсотым и трёхсотым мужиком разницы уже нет, особенно если смазки туда уже не одну флягу слили. Глядишь, какой дурачок и клюнет на тёплый пирожок.
     Но такое редко бывает, если уж совсем какой совестливый, который не сможет бросить беременную. Двое вот так в городе и пристроились. Но уж те были такие прожжёные, что вообще никого не пропускали, по моему в округе ста километров ни одного мало-мальского мужика не было, кто бы с шерсть у них промеж ног не потёр. Как их только мужики и даже совсем молодые пацаны не таскали, и по одному и целыми бригадами, и в нос и в рот и в ухо! И всё равно нашли же кого-то! Ну да пусть себе живут и горя не знают, главное, чтобы теперешние мужья не догадывались. А в основном вся работа вхолостую. Ну как вхолостую? Дети-то всё равно рождаются, куда же их девать. Вот и бегают малята. Вон, у Шурочки уже четверо таких, заработанных в ларьках на мешках с капустой, все от разных отцов. Поди, и сама не помнит, кто и от кого.

     Весной и осенью деревенская жизнь на кого хочешь тоску наведёт. Там пустая изба стоит, напротив ещё две. И весной и осенью грязи по колено, света по неделе порой не бывает. А попробуй, сними об этом кино, скажут – врёшь как собака, глядя по телевизору мы хорошо живём, нет таких проблем….
 
     Ну и вот! Прямо к новому году она и родила девочку. Крупная такая получилась, вся в мамку свою, а мордашкой и волосёнками видно в папку, смуглая и черноглазенькая. Оба мужа от радости гулянку устроили до небес. Сдали в Каратузе на металлолом два ворованных движка с заброшенного коровьего гурта и накупили водки на все деньги. Она из роддома вернулась, а они никакущие, ни тяти ни мамы. Разогнала она их по домам, только приказала приходить по одному каждый день, так и ходили они по очереди. Воды наносить, дров наколоть, снег расчистить всё равно кому-то надо.

     Наверно, через неделю после праздников приезжал к ней на хорошей импортной машине кавказец. Сам невысокий и некрупный, но черноглазый и с усами. Я так понимаю, отец Веруськиной дочки. Погостил у неё ночь, и наутро уехал с концами. Знаю, что оставил он Веруське пару больших сумок с фруктами, продуктов, для маленькой всякие тряпки, там пелёнки, распашонки, ползунки и денег дал на прожитие. Чёж тут, понятное дело, тоже человек хоть и с гор, жалко свою кровь, дочка же родная. Ох, помню и пошла тогда у них общая гулянка. По два раза на дню бегали оба «супруга» за самогонкой. И ведь когда джигит гостил у неё, они разбежались по своим домам как мыши, видно боялись его до смерти черти малахольные, а тут как выпили, сразу смелые стали, распетушились обои, - «пусть только сунется ещё раз, рога пообломаем», пробило их на всякие ревности. Сидят на крылечке, разливают самогонку в пластмассовые кружки. Спрашивает её Санька, - «ты что, ночью ему давала»?
     На улице морозно хоть и день солнечный, голоса далеко разносятся, мне хорошо слышно, выпившие они всегда громко разговаривают, а они сидят прямо на ступеньках, на расстеленных затоптаных половиках, на перилах стоит бутылка и чашка с уже заледеневшими порезанными огурцами. Двери в дом открыты, освобождают избу от перегара и запаха курева. Хотя бы пять минут, но нужно проветрить, форточек в зимних рамах же нету. Ребёнок в доме, кислород нужен.
     Она только улыбнулась язвительно, и так спокойно отвечает Саньке, - «Нет, что ты Сашулечка, в шахматы играла. Ты что, совсем дурак? Да не переживай ты так, конечно пришлось дать ему раза два уже под утро, но клянусь, дала только в попу и с презервативом, вон он посмотри, с пупырышками такой, в тазике под рукомойником валяется. А ты, скот, вместо того чтобы издеваться, лучше бы пожалел, он мне два часа не вытаскивая так всё натёр, что присесть теперь не могу, болит всё. Так что никакой измены не было. Он же мне деньги оставил, ты пьёшь-то сейчас на какие шиши»? Ну, они и успокоились, обрадовались сразу. Молодец жена! Не изменяла! Задница это такой пухлый женский орган, котором ничего серьёзно сделать нельзя, ни письмо написать, ни картошки накопать, ни мужу изменить. Сзаду - это же не измена, а так, шутка и баловство одно, а если с презервативом так это и вовсе у наших деревенских не считается. Это я не шучу, серьёзно тебе говорю! Ну, для них, это как например целоваться через толстую кирпичную стенку. Вот тебе и готовый анекдот, такой и захочешь выдумать, да не получится...!

     И как только они не сгорели от неё? От самогонки этой? Но вот как Веруську не ругай, а вот одно у неё не отнять, какая бы она не была, а о дочке заботилась, всегда она у неё сытая и в тепле. Утром видно голова с похмелья болит, а она порядок в доме после вчерашнего наводит, полы моет, окна протирает, бельё стирает. Двужильная баба. Мужики, бывает, уже на ногах не держатся, а она только градус веселья повысила. Там такое дело, что они телами подсыхают, а у неё наоборот добро на боках только нарастает. Понятно, что такой бабе одного мужика мало, а уж если такой мужик пошёл как нынешний, ну скажем опять же взять этих двух лишенцев, то тут обязательно нужен ремкомплект.

     Помню, девчушка уже ходить стала. Приедет Рыжий с подработки, на пилораме он иногда работал в соседней деревне когда из запоев выходил, копейки конечно получал, но у нас любому заработку рады, сразу к «жене», а та его конечно в магазинчик отправляет. И вот берёт он девчушку за руку, и вдвоём идут они в магазин, он, конечно, себе и Веруське пива взять, а девочке шоколадку или другого сладкого чего! Кого по дороге встретит, всем обязательно похвастается, дескать, - дочка моя! – и так гордо, что не хочешь, а поверишь.
     Потом Колька из города приедет, он тоже на лесопилке подрабатывал, только уже в городе. Опять та-же история. Смотришь, взял девочку за руку и повёл её в магазин, и тоже, кого не встретит, всем обязательно скажет, - вот, идём с дочкой в магазин!

     Ну, положим Колька-то ладно. Хоть и с трудом, но можно  представить его отцом Мариночки, он тоже слегка чернявый. Ну а с рыжим же это вообще кинокомедия.  А то потом смотришь, вдвоём идут, дочка посредине, а оба «отца» по краям! И ведь хоть кол им на голове теши, до драки будут спорить оба, что это именно его дочка. А девчушка-то какая славненькая! Кудрявенькая да черноглазенькая, так порой сядешь и думаешь, вот насмотрится она этот ихний дурдом, что из неё вырастет? Их только Веруська и мирит, при ней они как шёлковые оба. Когда смены совпадают, так бывает втроём и спят на диване до сих пор. Бывает что по неделе без денег сидят, а потом по неделе пивом с самогонкой обпиваются. И ни каких кассет с фильмами не надо, наблюдательную камеру ставь в их доме и снимай хоть каждый день. Такого насмотришься, что и в людях разуверишься на всю жизнь.

     Да ты чё загрустил-то так? Наговорил я тебе тут лишнего всякого, ты уж внимания не обращай! Плесни там понемногу в стаканчики, грамм по стопятьдесят само-то будет. Не переживай ты так, хочешь, я тебя познакомлю с нормальной девахой? Нет? Ну а то смотри. Тут есть и нормальные женщины, без всего вот этого. А то ещё подумаешь, что у нас в деревне одна Санта-Барбара кругом.

     Вот так и живём. Жизнь она такая. В ней никогда ничего отдельно ничего не бывает, а только с припарками и  приправами. Соль в сахаре, горе в радости, любовь в блуде, а публичный дом в монастыре…!