II. Secundo. Глава 28

«Вам только кажется, что вы хотите больше знать. Зная всю правду, вы захотите многое забыть».

        Дмитрий Гринберг
___________________________

       То, что произошло и происходило с Ренатой, не было призвано изменить мир.

         Такое, как правило вообще не вызывает перемены, лишь возвращаясь на точку отсчета. И то, что произошло и происходило с Ренатой, должно было только оттаскивать на шаг назад, на два, хорошо, если не на десять. До тех пор, пока люди не поняли бы, что эмоции являются истоком всего. Изънов и шедевра. Пороков и гениальности.

          Главное, что девушке пришлось понять, — окончательной победы не существует. Играют не козырями, а ради козырей. Чтобы в следующем раунде было больше привилегий для победы. Но ее не существует в буквальном понятии. Тернистый путь к победе это танец, бесконечный танец с самим собой.

           В жизни бывают некие ключевые моменты, мгновения, с которых все начинается заново или кардинально меняется. Поворотные пункты. Переходы из функции «игрик» в функцию «икс», стационарная или концевая точка производной. В жизни Ренаты таким моментом стал миг, в который она спала человеческую жизнь.

          Чтобы сохранить ее, достаточно всего пары слов и несколько затяжек сигареты, но внутри того человека переворачивается все. В жизни Ренаты тоже ничего не могло остаться прежним, особенно после того, как она увидела процесс перемены во взгляде потенциального суицидника. В этом помогли эмоции.

            Ей окончательно и бесповоротно пришлось признать, что эмпатия — дар. Она послана девушке не в качестве расплаты за чудесное воскрешение, а возможностью помогать другим. Так, как она помогла тому парнишке. И если Рената хотела сама забыть об этом, то эмоции остальных учеников не позволяли.
 
           В день своего рождения — двадцать восьмого сентября — она проснулась с руками, перемазанными фломастером, и бумагой, шуршавшей под щекой. Лист, как и все прошлые четыре утра, был исчерчен непонятными иероглифами. В этот раз девушка снова села, свесив ноги на пол, и задумчиво изучила каллиграфические штрихи. Во всех них было что-то одинакое и схожее, что-то, что вело к одному слову, что Виктория Демина могла рассказать Ренате только в царстве Морфея.

           Пока она никак не могла отгадать эту загадку, а обратиться к Светлане или Гориславычу, рассказав о своих ночных лунаточных живописях, Рената не решалась. Теперь она всякий раз ждала от родных нового обмана и тщательно следила за их эмпатическими потоками. Масла в огонь лишь подливал один случай.

          На следующий день после чудесного спасения мальчика девушка терзалась мыслями об аварии. Она не могла простить себе амнезии и снова и снова примеряла на себя роль виновницы автокатастрофы. Смерть по-прежнему виделась ей чем-то далеким и непонятным, но слова Таси, эмоции Игоря и лицемерные маневры родителей наталкивали ее на новые вопросы.

          Что, если она действительно хотела умереть? Где ей искать ответы? Чтобы хоть что-то понять, осознала Рената, нужно обладать большей информацией. А она не знала ни фактов, ни дат, ни подробностей события. Для этого нужен был интернет. Компьютера девушка не нашла во всем доме, следовательно у нее был личный ноутбук. Когда она спросила про него Светлану, она быстро предоставила его, но к удивлению девушки, ноутбук оказался совершенно чистым.

           В нем не сохранилось ни личных фотографий, ни закаченных книг и фильмов, ни хоть каких-нибудь видеоигр. Ничего, что могло указывать на ее прошлое. История Браузера также оказалась обновленной. Когда Рената перепробовала все способы восстановления и ничего не получила, прошлось идти к Светлане. Та, пряча глаза и излучая тревогу, сказала, что после аварии ноутбук забирала полиция для следствия. Наверное, они и удалили.

          Вот только девушка после лжи про пенал, цветы, отца, Игоря и того незнакомца больше не верила ей. И эмпатический поток женщины лишь подтверждал правильность Ренатиного выбора. Да и не правдоподобно звучало новое, сплетенное находу вранье. Полиция и вправду могла забрать ноутбук, но лишь для изучения, а не для удаления данных. Это просто было им не зачем. Рената не могла простить, что шестнадцать лет её жизни даже в таком формате стерли.

           Никто не хотел, чтобы она вспомнила свое прошлое, хотя и говорили обратное. Что-то было в нем такое, что хотелось всем забыть. Но не Ренате. Она не хотела оказаться такой слабой, чтобы закрыть глаза на предыдущие ошибки.

           В свой день рождения её настроение было хуже некуда. Собрав листы с иероглифами по всей кровати и спрятав их под потаенную половицу за комодом, девушка натянула свои любимые джинсы на низенькой талии и кремовую водолазку с высоким воротником. Поглядев на свое унылое отражение, она все-таки решила хоть чуть-чуть воспользоваться косметикой. Когда вельветовая косметичка скользнула ей в руки, мысли Ренаты стали еще мрачнее.

           Она не хотела праздновать этот день и не хотела, чтобы о нем даже знали. Она не считала этот праздник своим днем рождения. Девушка родилась не двадцать восьмого сентября и даже не в двухтысячном году — двенадцатого августа две тысяча семнадцатого года. В день, когда вышла из комы. Когда проснулась из-за боли от соприкосновения с воздухом и увидела многоцветный, словно палитра, закат. Она должна отмечать праздник тогда, но не сегодня.

           Замазав маскирующим карандашом синяки под глазами и маленькие прыщики, Рената коснулась губ лечебным блеском и медленно взяла сумку с учебниками. Больше всего на свете ей сейчас хотелось закрыться во флигеле Шуры и спрятаться от посторонних эмоций. Они накатывали на нее цунами безграничной радости, в то время, как девушка была готова расплакаться.

            Она знала, что будет, когда семья увидит ее в столовой. Аля и Ваня накинулись на её шею, цепляясь за плечи по двум сторонам, и с радостными, невнятными воплями тыкали в нос самодельные открытки.
   
         Рената с грустью вспомнила музыкальные открытки, подаренные ей на прощанье обитателями больницы. Вот, кто ее всегда и во всем понимал. Рядом с открытками лежал пакет из-под сладостей Даниила Данильевича, которые он подарил своей подопечной после операции на лице. Вернувшись домой, девушка ела их бережливо и даже через чур экономно, стараясь продлить удовольствие, будто так любимый доктор оставался рядом. Когда сладости закончились, она разгладила пакет и спрятала его в одной из музыкальной открыток, как последнюю ниточку, ведущую к больнице. Она не была готова так быстро отказаться от своей колыбели.

           Вырывая Ренату из воспоминаний, Светлана обняла дочь и одела на её указательный пальчик золотое кольцо. Несмотря на свою нелюбовь к украшениям и недоверие к женщине, девушка подалась вперед, с любопытством рассматривая подарок. По ободу золотого кольца, сводящегося к красивому розово-красно-фиолетовому цветку, изящным шрифтом шла надпись на старославянском: «Спаси и сохрани». Впитав взбудораженное веселье близнецов и тревожную, дрожавшую, как пламя свечи на ветру, надежду Светланы, Рената не могла не расторгаться, но знала, что золотое кольцо, как и серьги Игоря, отправятся в ящичек: «Нельзя выкидывать, чтобы не обидеть».

           Рената вспомнила черепаховый гребень Ольги, её серебряный крестик и черные ресницы вокруг сапфировых глаз, вспомнила шариковую ручку, всегда поблескивавшую в кармане медицинского халата Даниила Данильевича, его янтарные глаза, словно расплавленное золото, нос с аристократичной горбинкой, вспомнила водянистые глаза Гели, её бесцветные волосы и простенькое личико, настолько простенькое, что оно могло показаться уродливым, прозрачную кожу альбиноски с мелькавшими под ними сине-голубыми венами, ее светло-светло-белые ломкие волосы. Она все это вспомнила с точностью, будто видела только что, и захотела оказаться, где угодно, только не здесь. Где угодно, только не в вычурном коттедже с тремя ванными, идеальным видом из окна и черным джипом едва из салона.

        — С Днем Рождения, — похлопал ее по плечу Гориславыч и, подмигнув, засунул ей в карман хрустящую пятитысячную купюру.

           Рената невольно вздохнула. Хоть что-то из подарков пригодится, хотя деньги она, конечно же, потратит не на себя. Когда Шура показала испеченный ею клубничный — любимый Викой — торт — настоящее произведение искусства с тремя ярусами, безе-бантиками по краям и фруктовым желе, девушка испытала жгучий стыд. Все они так старалась ради нее, а она по-прежнему ничего не ощущала, кроме желания спрятаться во флигеле Шуры.

           Пообещав съесть самый большой кусок торта вечером, Рената стрелой вылетела из дома. Попращавшись с Гориславычем у лицейских ворот на Рылеева, она набрала номер Дениса, и они дружно решили прогулять два первых урока — географию и ОБЖ. Денис вспомнил палатку возле торгового центра «Рио», в пяти минутах ходьбы от школы, где подросткам продавали алкоголь, и девушка многозначительно помахала перед его носом купюрой Гориславыча.

           — Ненюфар, ты лучшая, — радостно похлопал ее по плечу парень и потрепал смешной помпон на вязаном берете девушки.

           Рената еще в первые дни дружбы рассказала ему о прозвище, данном Даниилом Данильевичем, и Денис, назвав себя самым лучшим, признанным НАТО в этой области экспертом, заявил, что она и вправду чем-то похожа на речную лилию. Поглядев на его серьезное выражение лица и выслушав церемониальную речь, девушка тогда так и покатилась со смеху.

           Успев к геометрии, друзья сели за свою парту с невозмутимым видом, так, словно на самом деле у них не гудело в ушах от выпитого вина. Раскладывая на парте учебники, тетради и письменные принадлежности, Рената ощущала в боковом кармане джинс серебристую и тоненькую, почти невесомую упаковку «Парламента». Прокурив всего одну сигарету, девушке казалось, что она совершила нечто очень-очень-очень запретное и оттого невыразимо сладостное.

         Собственная свобода пьянила ее. Кроме того, никотин слегка приглушал яркость эмпатических потоков. Многие подростки отмечают в этом возрасте праздники только сей шатким образом, но Рената мечтала запомнить свое семнадцатилетие иным.

           На большой перемене девушку поймала Тина и с удивлением спросив, что эта за сладкий виноградный аромат, лукаво покачала головой. Подоспевшие Яр и Лео семнадцать раз потянули имененницу за уши и протянули подруге свои подарки — красный воздушный шарик, наполненный гелием, малахитовый блокнот с чистыми листами и шариковую ручку с огромной резиновой лилией на колпачке. Ренате, особенно после вина, казалось, что она стала хоть чуточку счастливее.

            Но после шестого урока эйфория канула в Лету, и чужие радостные эмоции стали вновь ее удручать. А желанная тошнота все никак не приходила, и тогда девушка, закрывшись в кабинке, засунула два пальца глубоко в рот. После этого, умывшись, она села на толчок, выкурила вторую сигарету «Парламента» и опрокинула в рот пять подушечек мятной жевательной резинки.

           После последнего урока друзья потащили ее в пиццерию «Томато» напротив «XXI-ого века», и Рената заказала всем суши, Маргариту и молочно-банановый коктейль. Лина подарила ей позолоченного мишку на тонкой цепочке, а Тася какой-то красивый обруч размером с ладонь, в обрамлении таких же красивых фиалковых цветов, но непонятного назначения.

           Вечером, ожидая гостей, Рената нехотя одела и серьги с лунным камнем, и золотое кольцо, и подвеску с мишкой, но неоспоримо осталась в джинсах и водолазке. Погода вконец испортилась, шел дождь, на улице пахло перегноем, деревья наполовину оголились, а Яченское водохранилище сияло тусклым серым, поэтому пришлось накрывать в гостиной, передвинув туда столы и стулья со всего дома.

           Пришли Миша и Тамара, совсем уже на сносях, Фёдор и Маруся, Борис и Татьяна со своим сыном. Лина и Тина, невзирая на непогоду, умудрились приехать в длинных вечерних платьях, блестящих стразами. Тася, вновь продемонстировав свою душевную схожесть с Ренатой, появилась в джинсах и свободной голубой рубашке. Яр и Лео одели галстуки-бабочки. Приехали сестры Шуры и подруги Светланы, друг Гориславыча с армии, няня Влада, Денис. Дом кишил людьми, словно муравейник, и Ренате, забившейся в угол, казалось, что еще немного и он взорвется, как куриное яйцо в микроволновке.

             Последним появился Игорь. Сперва его не было видно из-за широкого букета франжипани, но потом из-за одного бутона показался снежно-белый рукав рубашки парня в золотых запонках. И лишь когда сердце девушки начало вытанцевывать смесь ирландского степа и лизгинки, она увидела грустно-безумную улыбку.