1992-09-09 В ущерб собственной экономике

Опубликовано в «Панораме» от 9-15 сентября 1992

Если создать типологию преступлений советской партократии, то в качестве одного из типов можно выделить производственно-экономические преступления. Причем такие преступления совершались не только при проведении очередной генеральной линии: национализации, индустриализации, коллективизации и т.п., но и , так сказать, в мелочах, не имеющих никакого отношения к генеральной линии, – просто из пристрастия к догме.
...Уйдя на войну одесским мальчишкой, мой дядя Иван Арзунян вернулся в звании капитана, командиром батареи, вся грудь в орденах, – но, увы, инвалидом. Перебрав разные способы зарабатывать на жизнь – на инвалидную пенсию было не прожить, – он остановился на кустарном изготовлении женской модельной обуви. У него были золотые руки и врожденные художественные способности: из цветных обрезков кожи делал инкрустированные папки для бумаг, начертил проект дачи необычной архитектуры – и вот эти способности (плюс, наверное, армянские национальные обувные традиции) он удачно реализовал в изготовлении обуви.
По просьбе дяди Вани одесские моряки-"загранщики" привозили ему дорогие модные западные модели: туфли, сапожки, босоножки, – и дядя Ваня хорошо платил им за это. А потом, отталкиваясь от этих моделей и совершенствуя их, он создавал свои маленькие обувные шедевры, которые соседка продавала на одесском толчке, и дядя Ваня хорошо зарабатывал. Кроме того, к нему всегда была очередь тайных заказчиков из советской элиты: я несколько раз видел у него таких заказчиков, вплоть до милиционера в форме или партократа, узнаваемого по характерной сановности. Эти заказчики, видимо, и оберегали дядю Ваню многие годы от ОБХСС.
Но вот началась хрущевская кампания против кустарей. Не знаю, какие тогда были законы – может быть, недостаточно суровые, чтобы отправлять кустарей в тюрьму – поэтому дяде Ване, как это водится, "пришили дело". Где он покупал кожу? На том же толчке, где и продавал свою обувь: в советских магазинах кожу ведь не купишь. А откуда она была на толчке? Этим дядя Ваня, видимо, не интересовался. Но зато этим интересовался ОБХСС. Арестованные работники кожзавода опознали дядю Ваню как своего покупателя, и ему было "пришито дело" о соучастии в воровстве кожи. Сидел он почему-то в кишиневской тюрьме (по-видимому, кожзавод был в Кишиневе), и однажды я привез ему туда передачу от сочувствующих родственников.
В те времена я избавился уже от иллюзий сталинизма, сохраняя тем не менее иллюзии хрущевской "оттепели". Но по поводу незаконности осуждения дяди Вани у меня сомнений не было: и дело не только в том, что он отдал лучшие годы защите родины и был храбрым офицером, но и в том, что, демобилизовавшись, он зарабатывал свой хлеб честным трудом, по 15 часов в сутки, – и делал он свое дело на уровне лучших мировых образцов, так что в европейской элегантности одесситок тех лет была заметная доля и его таланта. В общем, осуждение дяди Вани я действительно воспринял как преступление – но с противоположным знаком: преступление не дяди Вани, а советской власти против дяди Вани. Мои иллюзии хрущевской "оттепели" становились все более зыбкими.
... А вот еще пример, но из другой эпохи – брежневской "эпохи застоя".
Поскольку аккумуляторы для легковых машин были тогда большим дефицитом, и ими приходилось пользоваться в несколько раз дольше срока годности, то завести утром большинство машин, особенно зимой, было почти невозможно. И тут в гаражах появились частники-"прикуриватели", с новеньким аккумулятором на тележке и двумя "крокодильчиками" от него: проводами с зажимами. Плати рубль, и дадут "прикурить" – за одну минуту заведешься.
Казалось бы, кому от этого вред: машины заводятся – значит, миллионы людей не опаздывают на работу, и государство от этого только в выигрыше. Так нет же: "прикуривателей" переловили, новенькие аккумуляторы у них отобрали – хоть и во вред социалистической экономике, но зато на радость догме.
Моя память запечатлела и множество других эпизодов, связанных с преступлениями партократии против производственно-экономической деятельности народа; и даже сейчас, несмотря на демократическую перестройку, закамуфлированная партократия одной рукой как бы поощряет кооперативы, фермерство, свободное предпринимательство, а другой – продолжает "шить дела". Тем не менее сейчас это делать труднее: все-таки какая-никакая демократия.
Год назад председатель Общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод Виктор Сокирко и секретарь этого Общества Лидия Ткаченко приезжали из Москвы в Нью-Йорк, были у меня в гостях – и рассказали, как их Общество развертывает свою работу в бывшем Советском Союзе и "Новое русское слово" опубликовало тогда (в номере от 16 августа 1991 г.) интервью Александра Гранта и Сокирко, в котором Сокирко заявил: "Мы обращаемся к Америке, к ее русскоязычной части: не оставляйте наших осужденных предпринимателей без защиты, не сотрудничайте с советскими властями, пока они не откажутся от отношения к независимым от них бизнесменам как к уголовникам".
Но, увы, до сих пор нынешняя закамуфлированная партократия относится к репрессированным хозяйственникам даже хуже, чем к уголовникам: созданная недавно в России Партия экономической свободы выступила с протестом против принятого Верховным Советом закона об амнистии, который, освобождая 20 тысяч человек, не освобождает в то же время "практически ни одного из осужденных хозяйственников и жертв экономических репрессий" (Russia & CIS Today", 19 июня 1992 г.). Почти о том же написали мне в письме Сокирко и Ткаченко: "Мы не смогли ни отменить репрессивные законы, ни добиться амнистии хозяйственникам. Приходится вытаскивать людей поодиночке. По 35 делам из 175 мы добились освобождений, но ведь в лагерях осталось в тысячи раз больше. Поступившись политическими знаменами и идеологией, власть сохраняет репрессии в экономической и управленческой сферах – потому все так и топчется в тисках монополизма и бесплодия. Сейчас, отложив дела, мы направляем всюду письма – в связи с открытием у нашего Общества валютного счета, его сегодняшней пустотой и необходимостью обратиться за посильными пожертвованиями".
Демократическая перестройка – это длительный и болезненный процесс; он требует как неустанных усилий, так и денежных средств. Тем более, что нынешняя партократия, боясь окончательно выпустить из рук свою узурпаторскую власть, старается, как может, саботировать экономические реформы.