А я, как курва с котелком. По следам поговорки

Напечатано в альманахе "Неволя", №51, 2017
................................


По следам блатной поговорки

*«Бериёвская амнистия» и куплеты Загари
«Собственно, а почему поговорка с курвой и котелком – блатная?» – может спросить читатель. Присказка эта широко используется в обычном просторечии и имеет много значений. Греметь, как курва котелком (или котелками), – поднимать излишний шум;носиться, как курва с котелком (с котелкам),–поднимать бессмысленную суету, производить бестолковые действия, не знать, куда приткнуться и тому подобное; также – попрошайничать, клянчить;загреметь, как курва котелками (с котелками), – попасться, быть разоблаченным с соответствующими последствиями; бежать, как курва с котелком (с котелками), –опаздывать и нестись куда-то сломя голову... Вообще народ наш любит разнообразные интерпретации, трактуя одни и те же или похожие идиомы всяк на свой лад.

Чтобы прояснить именно уголовную сущность выражения, попробуем определить, когда и где оно появилось и зачем упомянутой курве котелок (тем более – котелки).
Многие арестанты и примкнувшие к ним языковеды высказывают вполне разумную и логичную версию о том, что фраза о бегущей курве – цитата из популярной блатной песни времен «бериёвской» (она же «ворошиловская») амнистии. Напомню, что 26 марта 1953 года министр внутренних дел Лаврентий Берия направил докладную записку с проектом указа об амнистии в Президиум ЦК КПСС, и на следующий день президиум такой указ утвердил. Из-за «колючки» должны были выйти на волю 1млн 32 тыс. человек, а следственные дела прекращались в отношении 401 тыс. человек. В основном амнистия распространялась на осужденных со сроком до 5 лет лишения свободы, а также на несовершеннолетних, престарелых, больных, беременных женщин и «мамочек» с малолетними детьми... Освобождению не подлежали осужденные за бандитизм, умышленное убийство, контрреволюционные преступления и хищения социалистической собственности в особо крупных размерах. Зато вдвое сокращался срок осужденным более чем на 5 лет. Таким образом, грабители, жулики всех мастей, насильники и прочие представители«благородного блатного мира» тоже получили возможность покинуть места наполовину раньше и вскоре после «бериёвской» амнистии оказались на свободе, что привело к резкому ухудшению криминогенной обстановки.

Тогда и появилась залихватская песенка «Дело было в старину под Ростовом-на-Дону» о том, как уголовник освободился по амнистии, а затем снова попал в тюрьму. В одном из куплетов и появляется «курва с котелком»:

Но вот амнистия пришла
И нам свободу принесла –
Свободу, бля, свободу, бля, свободу!
Один вагон набит битком,
Кто с чемоданом, кто с мешком,
А я, как курва, с котелком, –
По шпалам, бля, по шпалам, бля, по шпалам!

Казалось бы, вот и весь секрет. На самом деле не совсем так. Куплет не проясняет главного вопроса: а не позаимствовали, случаем, неведомые авторы выражение с «курвой» из блатного фольклора, где оно могло возникнуть значительно ранее?
Некоторые основания для таких подозрений имеются. Во всяком случае, похожая песняточно существовала прежде и еще в 1942 году прозвучала (правда, без «курвы») в фильме «Котовский»(режиссер Александр Файнциммер, автор сценария Алексей Каплер), созданном на Киностудии им. Горького.

В одном из эпизодов фильма Григорий Котовский попадает в камеру Кишиневского тюремного замка, где вступает в стычку с бандитом Загари. Загари, между прочим, реальная личность, и он действительно сильно повздорил в тюрьме с «бессарабским Робин Гудом». В фильмеКотовский после суда входит в камеру, где Загари с «кодлой» играет в «двадцать одно» («очко»), обчищая «фраера». По ходу«атаман» исполняет следующие куплеты:

Сижу на нарах, словно пес, –
Я проиграл в буру и стос,
До нитки, до нитки, до нитки.
А как вспомню на Дону,
Где каждый год было вино
И шмары, и шмары, и шмары...
А как вспомню старину,
Как первый раз попал в тюрьму –
На нары, на нары, на нары.
А теперь сижу в тюрьме,
Не светит больше солнце мне…
Эх ты, штимп, да ты чудак,
Купил блатованный пиджак
И шкары, и шкары, и шкары…

Затем уркаганы пристают к лежащему на нарах «политику», чтобы тот отдал им свои «колеса» (обувь). За политика вступается Котовский, и тут встает с места сам Загари:

–Этому молодому человеку просто надоело жить. Ну что ж, мы ему можем помочь.

Загари достает нож (обернув рукоять носовым платком), и в это время Котовский сильным ударом кулака посылает атамана в угол. Один из арестантов узнает новичка и радостно восклицает: «Котовский!» Тогда Загари с испуганной, заискивающей улыбочкой пятится назад и с тихим хрипом выдавливает: «Извиняюсь...». На самом деле все обстояло несколько иначе, но для нас это сейчас не столь важно.

Итак, выходит, что песня об амнистии является переделкой более ранних «куплетов Загари», которые, в свою очередь, Алексей Каплер мог заимствовать из реальной жизни (как произошло с большинством музыкальных номеров, прозвучавших в фильме). Правда, это отменяет версию, согласно которой «курву с котелком» уголовные авторы «досочинили» уже в процессе переделки «киношных» или еще более ранних вариантов песни о Ростове-папе...


*«По железной дороге бродят курвы в тревоге»...
Прежде чем разбираться в этом, проясним ситуацию с «курвой» как таковой, без всяких котелков. Тут вроде бы никаких проблем. Согласно этимологическому словарю Макса Фасмера, «курва» – оскорбление, означающее потаскуху, шлюху, проститутку. Происходит оно от слова «курица» (как и во французском сосоttе - «курочка» и «проститутка», роulе - «курица»; «проститутка»). Известно, что ругательство со времен Древней Руси использовалось по отношению к распутным женщинам. Как в былине «Добрыня и Маринка»:

А и стал Добрыня жену свою учить,
Он молоду Марину Игнатьевну,
Еретницу, курву, ****ь, безбожницу…

Позднее слово стали употреблять и в отношении мужчин. Понятно, и на зоне, и за ее пределами «курва» – слово, унижающее человека.

Однако, увы, понятно далеко не всем. Вот какая забавная версия гуляет по просторам Интернета:

«Курва: смазчик колесных подшипников паровозов и состава в дореволюционной России. Смазка производилась маслом из котелка, который курва носил с собой вдоль колейных пар. Например: А я, как курва с котелком, по шпалам, по шпалам».

Вот видите: даже соответствующая ссылочка имеется! А ну как и впрямь «курвы с котелками» существовали еще в царской России? Спешу разочаровать простодушных лопухов: смазчики ни до революции, ни после никогда не бегали с котелками! У них имелись закрытые масленки, что намного удобнее. Масленка напоминает небольшой барабан (музыкальный инструмент) с ручкой, к которому добавлен «носик», как у чайника.

Вот отрывок из повести Владимира Синенко «Человек с горящим сердцем», события которой относятся к началу прошлого века:

«…Шел смазчик. Он подливал в буксы мазут. Масленка, как и у Федора, большая, неуклюжая».

На иллюстрации изображен этот самый смазчик с масленкой.

Или очерк Евгения Суворова «Сто лет в строю», герой которого, 98-летний Николай Смирнов, вспоминает:

«В 29-м году мы переехали в Шахунью. После окончания школы я устроился работать на железную дорогу, вначале смазчиком – автолом через масленку буксы колесные смазывал…».

Знаменитый клоун Карандаш (Михаил Румянцев), демонстрируя зрителям воочию выражение«смазать пятки», «смазывал пятки на ботинках из большой масленки, какие имелись у паровозных смазчиков».

Итак, смазчики носили с собой масленку, а не котелок. Стало быть, «курва с котелком» не имеет отношения к железнодорожным профессионализмам.

А к арестантскому быту имеет или нет?


*Баланда, горькая баланда…
Попробуем разобраться. По правилам распорядка никакой котелок в местах лишения свободы арестанту не полагался – по крайней мере, в советских. В карцерах нередко отсутствовала любая посуда вообще– как на Соловках:

«Утром выгнали на работу, обычно самую грязную. Я попал на разборку дощатого отхожего места... Пищу принимали зловонно пахнущими руками... Через “волчок” в двери карцера Киселев наблюдает раздачу каши арестантам в подолы рубашек и в пригоршни» (Розанов М. М. Соловецкий концлагерь в монастыре. 1922–1939.США, 1979).

Александр Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» пишет:
«Никакой посуды в начале отбытия наказания у многих зэков для получения баланды не было, в качестве мисок использовали даже шапки».

Хотя и котелки по лагерю ходили – в том числе и по соловецкому. Тот же Розанов вспоминал:

«Постоянным недоеданием и изматыванием на работе и в лагерном быту можно и таких довести до полушакального состояния: рыться в помойках около кухни, долизывать чужие котелки».

В мемуарах Евгении Федоровой «На островах ГУЛАГа» все расписано еще более красочно:

«…Всякая отправка на этап занимает уйму времени. Проверка формуляров, обыск чемоданов и мешков, причем выбрасываются все “личные” алюминиевые миски, ложки, иголки, ножницы – как будто можно в лагере прожить без этого нехитрого имущества! Лагерное начальство же, видно, убеждено, что ложкой можно перепилить проволочное заграждение, а иголкой уложить наповал “попку” на вышке! Должно быть, им виднее – ложки и миски выбрасывались всегда и везде, а потом неизменно заводились новые, выменянные на пайку хлеба, зачастую у тех же конвоиров».

Однако зэковское племя так или иначе добывало себе котелки. Где-то об этом заботилось расчетливое начальство: на таежном лесоповале из чего еще кормить «мужика»? Нередко заключенные выменивали котелки у солдат-конвоиров. На некоторых зонах в войну было организовано производство солдатских котелков: грех не воспользоваться и «сидельцу»…

То есть раздобыть котелок по прибытии в лагерь возможность была. Тем более если ты пристроился неплохо, как та же Евгения Федорова – на работы в лагерную больницу:

«Мы оставляли себе одну пайку на двоих, а другую выменивали на котелок картошки у кухонных работников. Они тоже не были сыты, но котелок картошки все же был в их возможностях. Был у меня такой солдатский котелок, в форме боба, с крышкой. За пайку мы получали полный котелок белой, душистой, горячей, рассыпчатой картошки!»

Зэковский котелок здорово помогал выживать. Котелками разживались, отдавая последнее, даже «фитили» и «доходяги», то есть люди, которые едва держались на ногах и ползали по помойкам. Солженицын в «Архипелаге» описывает это так:

«Вот занятие инженера Е. в глуховатом углу зоны в жаркое воскресенье: человекоподобное существо сидит в лощинке над ямой, в которой собралась коричневая торфяная вода. Вокруг ямы разложены селедочные головы, рыбные кости, хрящи, корки хлеба, комочки каши, сырые вымытые картофельные очистки и еще что-то, что трудно даже назвать. На куске жести разложен маленький костер, над ним висит солдатский дочерна закопченный котелок с варевом. Кажется, готово! Деревянной ложкой доходяга начинает черпать темную бурду и поочередно заедает ее то картофельным очистком, то хрящем, то селедочной головой».

Но на всех котелков не хватало. Поэтому многие зэки за неимением настоящих котелков пытались найти им замену. Солженицын пишет:

«Миски, котелки, кружки, черпаки для чая приходилось делать из пустых консервных банок, найденных на помойке».

То же можно встретить и у Варлама Шаламова – например, в рассказе «Память тела»:

«…Опытная рука блатаря подхватывает лом, бьет цистерну, и на снег течет масло (подсолнечное. – А.С.), которое мы ловим в снегу, глотая прямо со снегом. Конечно, главное разбирают блатари в котелки, в банки…»

Такие самодельные котелки из консервных банок сохранились и до сей поры. Например, один из них найден в 1989 году на территории бывшего лагпункта Имнекан Янстройлага (1949–1955) и представлен в виртуальном музее ГУЛАГа.

Правда, не все подобные котелки годились для разогрева пищи. Многие не выдерживали высокой температуры разогрева. Нужны были именно банки из жароустойчивых материалов. Бывшие лагерники вспоминают, что к такому типу относились банки из-под американской тушенки, которую США поставляли в СССР во время второй мировой войны по ленд-лизу.

Но значит ли это, что выражение «курва с котелком (с котелками)» возникло после начала войны? Не факт. Ведь многие лагерники использовали самодельные котелки не для приготовления пищи. Уже упомянутые доходяги зэки приспосабливали «самопальные»котелки для другой цели. В сборнике «Песенный фольклор ГУЛАГа как исторический источник (1940–1991)» Майкл и Лидия Джекобсоны объясняют выражение «курва с котелком» следующим образом:

«Опустившийся заключенный, носящий банку с водой для прополаскивания находящихся на помойке пищевых отходов, которые он тут же поедает».

В целом правильно, если добавить к банке эпитет «консервная».

Слова Джекобсонов фактически подтверждает и Варлам Шаламов в рассказе «Инженер Киселев»:

«Моральная граница, рубеж очень важны для заключенного. Это – главный вопрос его жизни. Остался он человеком или нет. Различие очень тонкое, и стыдиться нужно не воспоминаний о том, как был “доходягой”, “фитилем”, бегал как “курва с котелком” и рылся на помойных ямах, а стыдиться усвоенной блатной морали…»

Но в целом лагерный люд от «блатных» до «мужиков» с презрением относился к тем, кто копался на помойках. Стоит согласиться, что именно таких людей подразумевает фразеологизм «курва с котелком». А персонаж песни «По шпалам» саркастически, издевательски сравнивает себя с зэком, который шастает с котелком на помойке.

Но ежели так, то фразеологизм возник раньше, чем вариант песни о «бериёвской» амнистии. Можно ли точно определить, когда именно? С точностью до дня и даже года – вряд ли. Выражение «курва с котелком» упоминается в воспоминаниях гулаговских зэков, которые отбывали сроки с 1937-го по середину 1950-х годов. К таковым можно отнести Шаламова (хотя первые три года он получил еще в 1929-м), Жака Росси (в лагерях с короткими передышками – с1937-го по 1956-й), Александра Солженицына и многих других. В документах и мемуарах, относящихся к более ранним временам, это словосочетание не встречается. Разумно предположить, что «курва с котелком» появилась в военном или послевоенном ГУЛАГе. Скорее все же в военном: уж очень подходила лендлизовская консервная банка под самодельный котелок…

Языковая находка быстро вошла в лагерное арго. Росси в словарной статье «загреметь» пишет:

«Загреметь котелками – оскандалиться: – “Саньку приняли чертежником, но оказалось, что он рейсфедера в глаза не видал. Вот он и загремел котелками”».

Здесь обошлось без «курвы».

А вот в статье «котелок» появляется и она:

«Как курва с котелком, в выражениях – шуметь как курва с котелком – делать зря много шума; бегать к. к. с к., попрошайничать, клянчить (у кухонного окошка); суетиться».

У Юза Олешковского, который отбывал наказание в ГУЛАГе с 1950 по 1953 год, в повести «Николай Николаевич» количество котелков уже увеличивается:

«Слава богу, думаю, не на нарах я лежу и не надо, шелюмку похлебавши, ****ячить на вахте, как курва с котелками».

Сегодня, когда выражение давно ушло в речь простого народа, оно приобрело самые разные оттенки. Например, у Василия Шукшина в рассказе «Суд»:

«Шел Ефим на суд, как курва с котелком, – нервничал».

Или в эссе «Кое-что о чертях в людях» Елены Проценко:

«Между Богом и дьяволом есть промежуток – черт, чертА... И по этой черте бегает мелкая сущность в душе человеческой, которая мечется, как курва с котелком, которая не знает, кому предложить свои знания (котелок)».

Часто «носиться, как курва с котелком» значит то же, что «бегать, как дурень с писаной торбой».

В общем, популярное выражение.

Но родилось оно не раньше второй половины 1930-х годов. И к диким «железнодорожным» теориям никакого отношения не имеет.

На этом и поставим точку. Не будем дальше носиться, как курва с котелками…